Ягунов Е.А. А что скажет Боря?

Буквально с первых дней после получения нами техники БРК‑1, которая находилась на позиции (на «точке») в Капъярской степи, моим постоянным «собеседником» во время подготовки и пуска ракет стал Боря Корж.

Мы служили в одной батарее. Прибыли в Кап Яр в 85‑ю инженерную бригаду РВГК практически одновременно. Получили назначение в третий дивизион, которым командовал подполковник Генералов С.П., в огневую батарею под командованием майора Михайлова.

Я стал начальником отделения БРК, а Боря – начальником электроогневого отделения (позже его назвали «отделение подготовки и пуска»).

Меня по прибытии в часть послали в длительную командировку в Казахстан определять место нового полигона.

Бориса Павловича, вскоре после его беседы с заместителем главного инженера по спецтехнике, Героем Советского Союза майором Бутылкиным В.В. назначили преподавателем на курсах для командиров и офицеров огневых батарей бригады.

Наша бригада в это время приступила к освоению принятой на вооружение ракеты Р2 (8Ж38). Политотдел бригады решил провести соревнование между дивизионами на лучшую подготовку в освоении ракетной техники.

Первенство было присуждено нашему 3-му дивизиону, которым командовал подполковник Генералов Степан Тимофеевич, инженером дивизиона был майор Васильев, замполитом — майор Бойко. Дивизион прошёл подготовку к проведению пусков ракет 8А11 и сдал экзамен на допуск к самостоятельной боевой работе.

Боря занял место стажера в машине боевого управления на 4‑й стартовой площадке полигона. Нашей основной боевой ракетой была 8Ж38, но тренировались мы на «прожигах» и пусках ракеты 8А11. Они выпускалась серийно, поэтому проводились «отстрелы» от каждой партии ракет выпущенных заводом. За январь-февраль месяц дивизион успешно провел три тренировки «прожигом», два или три пуска ракет 8А11 и один пуск ракеты 8Ж38.

Комиссией дивизион был допущен к самостоятельным боевым пускам ракет 8Ж38. Все офицеры дивизиона вернулись в расположение части, но Борю Коржа со старшим техником отделения старшим лейтенантом Владимиром Томашевичем, который прежде командовал отделением, оставили на стартовой площадке для продолжения испытательной работы. Боря мне говорил, что это было решение командования полигона.

Боре Коржу, как и мне, повезло: мы после окончания Академии пришли в отделения, которые возглавляли офицеры, хотя и не имевшие высшего образования, но очень способные, инициативные и ответственные. Они, возможно, не знали многих вопросов теории, но практические навыки работы на новой технике усвоили хорошо, что позволяло им успешно эксплуатировать новую ракетную технику. От них мы получили свои первые технические навыки в этом деле.

Вскоре Боре был присвоен статус – «Старший инженер испытатель».

Как я писал ранее, с Коржом мы познакомились еще в Академии при занятиях в классе по «СХЕМЕ 5 ». Я и Толя Ларионов тогда готовились сдавать досрочно этот непрофильный для нас экзамен, а Боря изучал схему как основную свою дисциплину. Он иногда нам помогал.

Когда я вернулся с полигона, то меня поселили в той же квартире общежития, где проживал Боря с техником своего отделения лейтенантом Володей Малышенко.

Это способствовало тому, что первоначальное знакомство переросло в прочную многолетнюю дружбу.

Волею судьбы Боря в течение нескольких лет всегда был на стартовой позиции в «Машине подготовки и пуска», а я — на постоянной связи с ним в 30 км, на пункте радиоуправления ракетами — БРК.

Именно Боря передавал (иногда Томашевич) к нам на БРК команды со старта:

— Шестичасовая готовность.

— Четырехчасовая готовность.

— Пятиминутная готовность!

— Старт (Ключ на старт).

На мой взгляд, Боря был весьма незаурядной личностью. Впервые я ощутил это, при совместной подготовке к экзамену по курсу «Автоматика пуска ракет (Схема № 5)». Курс был очень сложным, так как надо было знать последовательность и работу всех устройств и приборов ракеты и наземных средств во время подготовки и при пуске ракеты.

Боря поразил нас тем, что абсолютно свободно разбирался в мешанине реле, их контактов и в их взаимодействии. Он чувствовал себя среди них, как рыба в воде! В то время на нас «досрочников схемы № 5» товарищи, смотрели как на самоубийц!

В Кап Яре Боря редко принимал участие в «общежитейских» застольях. Никогда не играл в карты (Кинг) и считал это напрасной тратой времени. У него был определенный «бзик» — увлечение изучением и построением оптимальных электрических схем. Некоторые книги он брал с собой на стартовую площадку. Он говорил, что в свободное время любит «Булькать», то есть решать задачу оптимизации релейных схем с помощью «Булевой алгебры».

Так случилось, что постоянно участвуя в пусках ракет, непосредственно на стартовых позициях полигона я бывал редко. Мне всегда хотелось посмотреть пуски ракет вблизи.

Однажды ранней весной 1956 года, из-за болезни офицера - командира расчета проверки бортовых приемников системы БРК, меня попросили направить на старт офицера отделения для его подмены. Я решил поехать сам. Ранее за стартом ракет мне приходилось наблюдать издалека со своей позиции, а сейчас представилась возможность увидеть старт ракеты воочию. Поехал за приключениями.

Приехал на стартовую позицию рано утром со второй площадки на «Автобусе» — фанерная будка на ЗИЛе.

Стал искать майора, начальника стартовой команды, которому должен был представиться. Нашел, представился, и он указал, где стоит моя машина проверки приемников. В машине оказался техник-лейтенант Лукьянов из нашего 2‑го дивизиона. Он мне сказал, что еще вчера приехал для замены заболевшего офицера, а зачем прислали еще и меня, он не знает. Он уже неоднократно проводил предстартовые проверки приемников и это дело знает. Видимо кто-то решил подстраховаться! Зато мне представилась возможность побывать на старте.

До старта и начала проверок ракеты Р-2 (8Ж38) было несколько часов и свое свободное время я посвятил знакомству со стартом и стартовым оборудованием. Ранее на старте я был только во время практики в Академии. Тогда нас знакомили с ракетным комплексом Р-1. Я с интересом рассматривал новый для меня комплекс. Как мне сказали, ракета была обычная, из заводской контрольной серии отстрела. Отличие ее было в том, что на ней был установлен какой-то дополнительный испытуемый блок или оборудование. Радиосистема управления была установлена так же новая – БРК‑2.

В целом, предстояло какое-то важное испытание, поскольку ожидался приезд на старт самого Главного — Сергея Павловича Королева.

Ракету уже привезли на тележке на стартовую позицию. Готовились переложить ее на ложементы установщика. Стояла заправочная техника. Разные спецмашины. Что меня очень поразило, то это обилие на стартовой позиции праздно шатающихся и скучающих людей (офицеры, солдаты, гражданские). Людям явно было нечего делать! Непонятно, зачем они вообще здесь находились!

Боря Корж пригласил меня в свою Машину БУ. Машина стояла в капонире, рядом со стартом. Залезли в КУНГ, и он стал объяснять мне работу на пультах и порядок проверок. На первый взгляд, пульт, как мне показалось, внешне мало отличался от немецкого пульта для ракеты ФАУ‑2.(нашей Р-1). Только больше стало контрольных транспарантов. Боря сказал, что принципиально схемы автоматики для Р-2, Р-5 от Р-1 отличаются только отдельными новыми элементами автоматики. Например – введением в бортовую и наземную автоматику реле типа «ДП» (дистанционные переключатели).

В Академии Боря был «автоматчик», а я — «радист». Еще тогда он поразил меня буквально автоматическим знанием последовательности срабатывания реле, электроклапанов, знанием расположения всех контактов реле автоматики ракеты, их взаимодействием, блокировками, самоблокировками. Следует сказать, что некоторые реле были с замедлением срабатывания, другие, наоборот, с ускорением срабатывания. Это все грамотному автоматчику надо было знать!

Пуск ракеты Р-2, по-видимому, носил сугубо экспериментальный характер. Ракета Р-2 к этому времени выпускалась серийно («пекли как блины», — говорил тогда Хрущев), и ее пуски проводились часто либо для подтверждения надежности серии, либо с целью отработки каких-то новых идей, которые предстояло отработать для использования на новых ракетах. Подтверждением этого и был приезд на старт самого СП часа за два до старта. С его приездом сразу исчезли все праздно шатающиеся (он этого не любил!) Началась настоящая работа.

Я ушел в свою машину. Перед проведением заключительных предстартовых проверок вся лишняя техника была удалена с позиции. Предстартовые проверки прошли штатно, но после команды «Пуск» двигатель запустился, вышел на предварительную ступень, но вдруг прошла отсечка и ракета не пошла. К ней долго не подходили. Потом пошли разбираться. Начался слив горючего.

Участвующие в пуске собрались в «банкобусе» для обсуждения дальнейших действий. Так тогда называли большой бункер на стартовой позиции, куда перед стартом спускались все к этому непосредственно причастные, чтобы «побанковать», т.е. обсудить результаты.

Мне тоже было очень интересно послушать и посмотреть на ГЛАВНОГО — Королева, и я туда протиснулся. На большом столе была разложена «Схема 5». Ракета была уже «полностью объезжена», были проведены десятки успешных пусков. Поэтому команда Пилюгина выглядела как бы растерянной. Королев и Пилюгин (главный конструктор системы управления) начали обсуждение возможных причин отказа. Разработчики и военные высказывали возможные причины сбоя, другие их опровергали. Гвалт стоял необыкновенный.

Прошло некоторое время, шум немного поутих. Началось серьезное обсуждение. Но вскоре оно зашло в тупик. Некоторые «старшие» военные несли всякую околесицу, видимо для того, чтобы себя обозначить! С.П. Королев явно был недоволен. Тогда кто-то из руководства стартовой команды, предложил сделать перерыв на 1-2 часа и дождаться расшифровки телеметрии. В то время результаты телеизмерений записывались на кинопленку. Ее надо было проявить, высушить и вручную расшифровать.

Боря Корж стоял рядом со столом, сосредоточенно думал, и …помалкивал, слушая старших.

Вдруг Сергей Павлович посмотрел на него и громко, но как-то буднично спросил:

— А что нам скажет БОРЯ?

Наступила тишина, и инженер-лейтенант Корж, нисколько не смущаясь, медленно (у него не было командирской дикции), но уверенно и весомо говорит:

— Вполне вероятно, произошел сбой из-за реле № …, его контактов в цепи электроклапана ... Боря сказал это, так просто и уверенно, как будто говорил об общеизвестном факте. Наступила полная тишина!

Снова вспоминается будничная интонация СП, когда он произнес:

— А что скажет Боря?!

У меня создалось впечатление, что так бывало не раз! Потом Боря мне подтвердил, что так иногда и было.

Вскоре телеметристы «в мокрую» расшифровали записи, была проведена детальная проверка ракеты в МИКе (Монтажно-испытательный корпус), и гипотеза, высказанная Борей, полностью подтвердилась.

В общежитии на мой вопрос, Боря ответил мне: «Я не гений, просто это уже было ранее на одном из пусков..».

Вскоре Боре от СП вручили премию.

Борю еще в январе 1955 г. прикомандировали к стартовой команде полигона, и он стал бессменным «пускачём» всех ракет Королева. (Около 90-100 пусков!) Видимо, уже тогда Королев приметил неординарного и очень способного молодого инженера и звал его обычно уважительно — «Борис Павлович», а иногда – просто «Боря».

В общежитии мы с Борей жили в одной квартире, поэтому постоянно общались и часто вместе проводили свой досуг.

Как я ранее сказал, у Бори в отделении был техником лейтенант Малашенко В.Н., очень толковый, способный и исключительно добросовестный офицер. Он мечтал в будущем поступить в Высшее училище или Академию. Часто я видел у него учебники по математике, иностранному языку. Во время отсутствия Коржа в части (находился на СП-4), лейтенант Малашенко достойно заменял его в «Отделении подготовки и пуска» в батарее.

Малашенко имел представительную внешность: стройный, высокий, всегда подтянутый. Он был бессменным комсомольским секретарем дивизиона. Умел говорить весомо, размеренно. Он всегда был на виду. Но это был не «технарь», а скорее хороший строевик.

Боря говорил, что в свободные часы, в общежитии помогал Малашенко готовиться к поступлению в высшее учебное заведение.

У меня в отделении БРК был тоже подобный офицер – техник лейтенант Чижов Анатолий. Я с ним на нашей «точке» занимался физикой и математикой.

Подполковник Генералов всегда обращался к Боре в неформальной обстановке не «лейтенант Корж», а всегда «Борис Павлович»!

Боря, по моему глубокому убеждению, от природы был Испытателем (с большой буквы). Обладал аналитическим умом. Назначение его и подобных офицеров в строевые части было преступлением перед Государством.

Это халатность и личная никчемность тех, кто распределял наш «спецнабор»! Конечно, при распределении в спешке возможны ошибки, но при распределении «августовского спецнабора» это, к сожалению, оказалось «системой», сломившей судьбу многих. Нам намеренно снижали оценки, чтобы мы не выглядели «слишком умными» по сравнению с основным составом слушателей Академии. Потом «раскидали» в строевые части «нюхать портянки»!

В апреле 1957 года вместе с нашим дивизионом (в/ч 82735), под началом подполковника Генералова В. Т. мы с Борей перебазировались к новому месту службы в село Монастырище в 3 км от ст. Манзовка Уссурийского района. Через год после перевооружения на новые ракеты 8К51 (Р-5) с дальность 1200 км, дивизион превратился в полк, а затем в дивизию.

Подполковник Генералов получил звание полковника.

Из большого КапъЯрского «десанта спецнабора» в дивизионе на Дальнем Востоке осталось только четверо: Мохов Анатолий, Ягунов Евгений, Корж Борис, Степанов Борис. «Вербовщики» и кадровики о нас забыли.

Боря одновременно со мной принимал активное участие в выборе стартовых позиций.

Следует сказать, что вскоре, после нашего прибытия в Манзовку, нашего командира батареи майора Михайлова по достижении предельного возраста уволили в запас. Командиром батареи был назначен капитан технической службы Зиньковский, прибывший к нам из артиллерии. Он был хороший строевик, инициативный, но не знал ракетной техники и этим, по-видимому, очень тяготился. Все бы было бы нормально, если бы не сопровождалось заносчивым характером. В батарее служили офицеры, прошедшие службу на полигоне, хорошо изучившие ракетную технику, а капитан Зиньковский вместо того, чтобы максимально использовать их опыт, старался над ними властвовать как строевик-начальник. Он никак не мог привыкнуть, что у командира отделения в подчинении три-четыре офицера и всего 8-10 солдат. Что в ракетной бригаде командир отделения это — не командир артиллерийского взвода.

Особенно капитан Зиньковский постоянно придирался по мелочам ко мне и Боре — «спецнаборовцам» инженерам-лейтенантам. В частности он ставил нам в вину, что мы не проводим с солдатами занятия по строевой подготовке и уставам, а поручаем это делать офицерам отделения.

У меня в отделении строевые занятия и занятия по изучению уставов всегда проводил старший техник лейтенант Низамов Ханиф Киямович. У Бори старший техник лейтенант Малашенко Владислав Наумович. Оба были отличные строевики, и занятия всегда проводили ответственно и с большим личным удовлетворением!

Мы с Борей проводили только специальную подготовку и общие тренажи с личным составом отделения. При этом занятия по стрелковой подготовке я проводил только сам, с обязательным участием всех офицеров.

Возможно, капитан Зиньковский «ревновал» нас как «носителей знаний». В конце концов он нас с Борей «достал» и мы обратились с письменной жалобой к командиру дивизиона подполковнику Генералову. О чем беседовал Генералов с капитаном Зиньковским, мы не узнали, но догадывались. Придирки прекратились.

После проверки инспекцией РВСН техники дивизиона, Генералов объявил нам благодарность – «За образцовое содержание техники», без ходатайства Зиньковского. После окончания работ по выбору стартовых позиций – еще благодарность

В 1958 году Генералов отпустил меня поступать в адъюнктуру Ростовского училища, а Борю назначили помощником инженера полка, которым командовал подполковник Васильев.

Исполнять обязанности начальника группы стал капитан Томашевич. В это время в полк приехали инженеры и военпред с завода-изготовителя ракет Р5. Боря непосредственно курировал их доработку.

Вскоре друзья написали, что Боря Корж по вызову уехал военпредом на Украину в Днепропетровск на Южный завод. Томашевич, наконец, поступил в Академию им. Дзержинского. Он пытался это сделать еще в КапъЯре, но тогда «помешал пункт пятый — национальность». Позже, проходя службу в НИИ-4, я встречался с Томашевичем. Тогда он был уже преподавателем Академии.

Юбилейный 2003-2014 гг.