Из МАИ и спецнабора в военное представительство

Три юнца - Савушкин Женя, Гуськов Борис и я - Шубин Слава, закончив в 1948 году школу со средним аттестатом (без троек) в провинциальном г. Мичуринске, дерзнули поступать в жемчужину советского инженерного образования - Московский авиационный институт. Борис и Женя на факультет вооружения самолётов, а я — на радиотехнический.

Прибыл я в Москву с фанерным чемоданчиком с навесным замочком. В первый день мы устроились в захудалой гостинице, в Марьиной роще, в многоместном номере на 2-м этаже. А на первом был ресторан, в котором до глубокой ночи распевали «Гоп со смыком» и «Мурку», так знакомую нам по мичуринским подворотням. В МАИ на период вступительных экзаменов разместили нас человек сто в огромном спортзале. Два моих товарища увлеклись карточными играми, что никак не повышало уровня их знаний. А мне повезло, я вместе с двумя еврейскими мальчиками решал задачки и примеры из какого-то пособия, привезенного ими.

Первый экзамен, сочинение, я написал на тройку, т.к. русский письменный был всегда моей «ахиллесовой пятой». Второй экзамен по письменной математике я вообще завалил, т.к. не решил задачу по геометрии. А причина была в том, что в моём тогдашнем понимании угол между высотой пирамиды и её гранью, заданный в условии задачи, был не между её плоскостью и высотой, а между ребром и высотой - и, конечно, крах! Но общий итог по математике решал устный экзамен, на котором все задания экзаменатора я решал быстро и правильно. Видимо, помогло пособие еврейских мальчиков. И большое спасибо неизвестному мне преподавателю, который не побоялся поставить мне 5 за устный ответ и общую оценку четыре. В результате я набрал 24 балла из 30. А проходной бал с предоставлением общежития был - 25. Я был принят без общежития и без стипендии т.к. была тройка за сочинение. Два моих товарища, как и многие другие, получили неуд по математике - отсев был огромный. Но, к счастью, они смогли в этом же году поступить в МИХМ.

Первый год учёбы в МАИ был самым трудным. Снимал я койку в крохотной комнатушке, с двумя такими же бедолагами, в разваливающемся доме в деревне Щукино (сейчас это район Москвы со станцией метро «Щукинская»). Естественно, без всяких жизненных удобств. Родители из последних сил содержали меня. Но их возможности были весьма ограничены, т.к. кроме меня у них была моя сестра, которая после менингита оглохла и училась в спец. школе для глухих в г. Кирсанове, т.е. тоже вне дома.

Этот год запомнился жизнью впроголодь. Всегда чего-то не хватало - одежды, тетрадей, еды. Пришлось даже однажды, до присылки денег родителями, питаться клейстером из крахмала, привезенного из дома. И как яркое событие, вспоминается шикарный обед, которым угостила меня мать моего сокурсника Юры Толкачёва, когда я был впервые приглашён в их московскую квартиру.

Первые две сессии я сдал без троек, получил стипендию, а через некоторое время и общежитие. Это был восторг и возможность жить и учиться. Жизнь наладилась - успешная учёба, активное участие в студенческой жизни, игра в струнном и эстрадном ансамбле, за что сохранились благодарности и грамоты.

Согласно студенческой заповеди, если сдал экзамен по сопромату, то можно жениться. Что я и сделал через некоторое время на 4‑м курсе. Моей женой стала Алисова Людмила, с которой мы дружили ещё в Мичуринске и продолжали встречаться и дружить в Москве, где она училась в институте тонкой химической технологии.

До получения диплома оставался один семестр, когда в феврале 1953 г. по приказу директора МАИ я был вызван на заседание специальной комиссии, где мне и ещё нескольким отобранным студентам предложили покончить с гражданской жизнью и стать слушателями Артиллерийской инженерной академии им. Дзержинского. На мой вопрос: «Это добровольно или принудительно?» — солидными полковниками был дан ответ: «Конечно добровольно, но если Вы подходите для намеченной цели, то будете призваны по закону о воинской службе». Я добровольно согласился, т.к. выбора не было, да и это заметно улучшало наше семейное материальное положение. О принятом решении я в последующем не пожалел, т.к. вся моя работа оказалась, в основном, связана с тем, что я выбрал.

Об учёбе в академии есть воспоминания многих спецнаборовцев, и я на ней останавливаться не буду. Запомнилось только, как в первый месяц до принятия присяги, когда нас не выпускали за ограду академии, пришедшая ко мне на свидание жена пустила слезу, т.к. разговаривал я с ней, как заключённый, через решётку ограды.

В мае или начале июня 1954 г. мы сдали гос. экзамен. Я получил диплом с отличием, и началась нервотрёпка с назначением для дальнейшего прохождения службы. Сначала мне была предложена должность в научно-исследовательском отделе в Капустином Яре. Хотя я понимал, что военный человек не волен выбирать место службы, но я всё-таки не дал согласия, т.к. жена в это же время заканчивала институт и должна была получить назначение и, конечно, не в Кап, Яр. Комиссия учла этот фактор, и через день мне была предложена работа в Ростовском училище инженером-исследователем. Я обрадовано согласился, и в тот же день мы с друзьями обмыли этот факт. НО…. По каким-то каналам эту должность отдали кому-то другому, а мне снова предложили Кап. Яр. И снова те же возражения. Во все времена полезно было быть хорошим спортсменом. Моему однокурснику Алексею Шереметьеву, назначенному помощником военпреда УЗКА (Управление заместителя командующего артиллерией, впоследствии ГУРВО) на завод № 285 (п/я 409, з-д им. Шевченко) в Харькове, как спортсмену, имеющему хорошие результаты, предложили остаться на кафедре в академии, где он впоследствии стал доктором наук. Он согласился, а должность помощника военпреда в военном представительстве № 173 отдали мне. Так началась моя работа в системе военного контроля производства аппаратуры для ракетной техники.

Руководителем В/П 173 и моим прямым начальником был майор Юлиус Исаак Ильич, который работал ранее в одной из групп, занимавшихся сбором и анализом материалов по аппаратуре ракетной техники, сохранившихся от немецких конструкторов. Он обладал отличными инженерными знаниями и организаторскими способностями. Имел опыт работы по взаимоотношению с руководителями завода и по методике контроля производства. Однако по складу характера был заносчив, с излишним самомнением. Впоследствии это стоило ему карьеры. На одном из совещаний по срывам сроков поставок аппаратуры и бортовой кабельной сети на завод Южмаш, изготавливающий ракеты, на вопрос зам. председателя ВПК (Военно-промышленной комиссии Совмина СССР) Пашкова, проводившего совещание,- что нужно сделать для исправления положения? Юлиус непродуманно заявил, что это дело не военного представительства, а завода. Зам. председателя ВПК расценил этот ответ как непонимание руководителем В/П государственных задач и добился от военного командования отстранения Юлиуса от руководства военным представительством. Руководителем В/П 173 был назначен полковник Башта Николай Владимирович, имевший значительный опыт работы в военном представительстве, начиная ещё с военного времени.

В первые дни моего пребывания в В/П 173 майор Юлиус И.И. и капитан Бакшт Владимир Абрамович, контролировавший производство антенн системы БРК, провели со мной «воспитательное собеседование», на котором мне, с отличием закончившему академию, показали, что нужно ещё много чему учиться. В частности, были заданы чисто практические вопросы: «А что будет с диаграммой направленности, если при производстве будут отклонения размеров вибраторов антенн или их неправильная сборка?» И, конечно, я «поплыл». Это с их стороны было некорректно, т.к. было сделано специально. А мне, хоть и было неприятно, но пошло на пользу. А учиться было чему. Прежде всего, работе с конструкторской документацией. Ни в институте, ни в академии не изучалась межведомственная нормаль чертёжного хозяйства (МНЧХ), определяющая правила по созданию, порядку внесения изменений в чертежи и изложению требований по изготовлению аппаратуры. Впоследствии эта нормаль была переработана в Государственный стандарт ЕСКД (Единая система конструкторской документации). Без знания этой системы невозможно работать и контролировать производство. Нужно было познавать основы и тонкости подготовки и технологии производства.

Хорошо помню свою первую приемку. Военному представительству было предъявлено два приемника БРК. Один принимал ст. л-т Королёв О.П., уже имевший опыт работы, другой — я. Он, зная тонкости производства, быстренько оценил качество работы, выявил некоторые несоответствия требованию конструкторской документации, подлежащие устранению. Я же с опаской смотрел на приёмник, и у меня не было замечаний, обнаруженных Королёвым, хотя недостатки эти были. Всё пришло со временем, с опытом работы и с помощью офицеров: Мельника Д.П., моего непосредственного начальника, Королёва О.П. - соратника, впоследствии принявшего от меня руководство военным представительством № 173, и других офицеров. Я научился оценивать качество изготовленной аппаратуры и её соответствие требованиям конструкторской и эксплуатационной документации.

Порядок работы военного представительства и взаимоотношения с руководством завода и его подразделений определён специальным положением «О военных представителях на предприятиях промышленности», где определены основные принципы, права и обязанности должностных лиц, правила предъявления, приёмки и оформления её результатов, а также обеспечение работы В/П контрольной аппаратурой, рабочими местами, а офицеров жильём и т.д. Но это только основы. А, как известно на практике, суть дела заложена в деталях реализации. Есть разные подходы во взаимоотношениях между военным представительством и заводом. Можно проверить предъявленную аппаратуру на соответствие ТУ, если соответствует - принять, а если есть дефекты, отклонения от требования документации, то возвратить продукцию и ожидать повторного предъявления с указанием принятых мер. Это, по сути, повторная проверка после ОТК, и если ограничиваться только этим, значимых результатов получить не удастся. В военном представительстве № 173 была иная система работы. При возврате продукции, имеющей дефекты или несоответствующей требованиям документации, мы не ждали пассивно повторного предъявления, а совместно с инженерными службами и ОТК исследовали причины и условия, приведшие к браку, разрабатывали технические и технологические меры по предупреждению подобных дефектов и оценивали их достаточность. Более того, личный состав В/П участвовал в разработке, совместно с ОТК и инженерными службами, системы управления качеством изготавливаемой продукции, предусматривающей работы на всех этапах производства, включая подготовку производства, обучение и аттестацию исполнителей, технологическую оснащённость, требование к рабочим местам, культуре производства и многое другое. Но это всё было возможно только тогда, когда уровень технической грамотности военпреда был, как минимум, не ниже уровня работников завода. И только в этом случае требования военпреда воспринимались с пониманием и с уважением к нему. Именно этим принципом руководствовались военные представительства ГУРВО, разрабатывая и реализуя на практике методику контроля производства. В наибольшей степени этим требованиям удовлетворяли, после набора определённого опыта, молодые офицеры, назначенные в В/П после окончания академии, высших инженерных училищ и институтов. А необходимый уровень знаний эксплуатационных особенностей они приобретали во время многомесячных командировках на объекты для контроля шефмонтажа и ввода аппаратуры в эксплуатацию. В военном представительстве № 173 это были офицеры Бирюков С.П., Перелёт И.М., Королёв О.П., Колобков В.Г., Балабуха А.И., Толстов Л.Ф. Пенежко И.А., Венюков Ю.А. и многие другие. Все они вносили большую лепту в работу В/П 173 и заметно продвигались по службе. Бирюков С.П. стал начальником отдела ГУРВО, остальные — районными инженерами, руководителями В/П и подразделений, а Толстов Л.Ф. после завершения службы работал заместителем главного инженера завода им. Шевченко. Автор этих воспоминаний тоже прошёл все должностные ступеньки от пом. военпреда до Районного инженера.

Опыт контроля производства показал, что для обеспечения качества и надёжности, недостаточно проверять работоспособность уже полностью собранного изделия. Это обязательно, но недостаточно. Поэтому, хорошо освоив и оценив технологию производства, в В/П 173 установили пооперационный контроль наиболее важных технологических процессов, приёмку отдельных узлов и полуфабрикатов до их сборки и монтажа, а также входной контроль покупных электрорадиоэлементов и материалов до выдачи их в производство. Исходя из этого формировалась структура работы В/П (направления, группы, участки, ведущие исполнители по приборам и системам) с обязательной разработкой функциональных обязанностей и установлением персональной ответственности за порученный участок работы. Всё это давало положительный результат.

Характерной особенностью производства аппаратуры для ракетной техники являлось то, что от этого зависело решение государственных военно-оборонных задач. От работы завода и военпредов зачастую зависело выполнение решений ЦК партии и Совета министров по срокам поставок ракет и постановки их на боевое дежурство. Были почти неосуществимые сроки, но они выполнялись за счёт здоровья и ещё энтузиазма и понимания значимости дела.

Работать приходилось по 10‑12 часов, в любое время суток и без выходных. Приведу пример (а подобных примеров было немало), который характеризует стиль и темпы работы того времени. Для постановки на боевое дежурство БРК с ракетами 8К67 в Красноярском позиционном районе в установленный срок «ЗАВТРА» нужно было поставить для испытаний машину с аппаратурой эквивалента борта ракеты на шасси автомобиля УРАЛ‑375, в срок «ПОЗАВЧЕРА». И вот «СЕГОДНЯ» глубокой ночью главный инженер завода Бакланов О.Д. (будущий Министр общего машиностроения (МОМ) лично, под наблюдением зам. Министра МОМ Брежнева М.А.(однофамильца Генсека) сдавал глубокой ночью, с ещё не высохшей краской, эту машину лично мне - старшему военпреду. А затем этой же ночью, под эскортом милиции, машина была доставлена из Харькова на аэродром в Полтаву, куда по договорённости с Главным конструктором Антоновым прилетел из Киева самолёт «Антей». В него загрузили многотонную машину и доставили в Красноярск. А измученного Шубина, зам. министра на своей машине в 5 утра привёз домой к переживающей семье, чтобы подтвердить, что жив он ещё и что был он не где-то, а на родном производстве.

Запомнилась работа по производству бортовой аппаратуры для запуска Ю.А. Гагарина в космос. Это так называемая работа по директиве 3КА (тройной контроль аппаратуры). Cуть заключалась в следующем: на всех стадиях производства контроль качества проводился на каждой технологической операции исполнителем, ОТК и военпредом под роспись в сопроводительной маршрутной карте, которая сохранялась как свидетельство выполнения требования директивы ЗКА и ответственности за качество. Пригодность аппаратуры для 3КА подтверждалась ЛИЧНОЙ подписью директора завода и старшего военпреда. Всё было сделано, как положено, Юрий Алексеевич улетел и благополучно вернулся на землю! Это был неописуемый подвиг и наш восторг! Офицеры В/П, участники работ, были награждены, я, как один из них, — орденом «ЗНАК ПОЧЕТА».

Кстати, в это же время в отряд космонавтов из военного представительства № 173 был откомандирован Пётр Иванович Колодин, физически крепкий офицер, хороший человек и толковый инженер. Но судьба не была к нему благосклонна: он, к сожалению, в космос не летал, но, по моим сведениям, сделал много полезного в отряде.

Были в работе и тяжёлые, трагические события…Это взрыв ракеты, гибель маршала Неделина, Главного конструктора Коноплёва и многих офицеров. А были ещё взрывы и пожары в шахтах с гибелью людей, неудачные пуски «за бугор». И многое другое. А это комиссии, расследования! (Без завода и ВП не обойтись). Нервы, страсти, интриги…Всё это копилось и вот в 1967 г — ИНФАРКТ. Одной из причин этого стало то, что по складу своего характера, я сосредоточивал решение большинства организационных и технических вопросов на себя. Это было, с одной стороны, хорошо - сам сделал, сам и отвечай, а с другой, при увеличении объёма и сложности работ, снижало её эффективность. Как указывал Кузьма Прутков, «Нельзя объять необъятное». Со временем пришёл к выводу, что нужно больше доверять своим соратникам, быть в курсе работ, при необходимости помогать, контролировать и брать ответственность на себя. От этого больше пользы для дела.

С глубоким уважением и благодарностью вспоминаю своих соратников по работе в Харькове, многих из которых, к сожалению, уже нет с нами – Юлиуса И.И., Мельника Д.П., Королёва О.П., Бакшта В.А., Колобкова В.Г. , Плахтия Ж.И., Бирюкова С.П., Толстова Л.Ф. и, особенно, руководителя В/П 173 полковника Башту Николая Владимировича, заместителем которого я был в самые трудные времена и у которого многому научился, особенно работе с личным составом и взаимоотношениям с руководством предприятия, и многих-многих других. Да не обидьтесь на меня, что не всех перечисляю.

Во всех бедах и трагических событиях не было нашей прямой вины. Многие офицеры ВП 173 пошли на повышение. Была оценена и моя работа. В августе 1967 г. я был назначен на должность Районного инженера В/П 1676 в Минском производственном объединении п/я В-2150, в последующем — Белвар.

Для Минского объединения Белвар аппаратура ракетной техники была совершенно новым видом продукции. Для обеспечения качественного освоения новой аппаратуры из Харьковских ВП был направлен ряд высококвалифицированных офицеров-инженеров, имеющих соответствующий опыт работы. Именно они сформировали высокий уровень требовательности к производству и оказали помощь заводу в успешном освоении новой техники. Это не раз отмечали руководители завода и министерства. Это были офицеры: Шубин В.П., Воронков Н.М., Коврижных В.Д., Ковалевский И.Г., Смирнов В.Г., Пархоменко А.М., Москалёв В.В., Устинов А.В., Осипов В.И. и др.

После успешного освоения и обеспечения поставок проверочно-пусковой аппаратуры всех наземных ракетных комплексов, объединение в течение более 10 лет изготавливало для ракетных войск аппаратуру системы боевого управления СБУ. Это была аппаратура шахтных и подвижных командных пунктов и пусковых контейнеров 15Э831,15Э832,15Э838 и др, разработки Ленинградского политехнического института. (Главный конструктор Соколов). Эта аппаратура в ряде мест эксплуатируется до настоящего времени, пережив «лихие 90‑е» и «нулевые». За успешную работу по снабжению Ракетных войск необходимой аппаратурой объединение Белвар было награждено орденом Трудового Красного Знамени, ряд офицеров также был награжден правительсвенными наградами. Начальник 1676 ВП – Шубин В.П. был награждён орденом Трудового Красного Знамени. Два директора объединения - Реут А.А. и Васильев Г.И. стали заместителями министра радиопромышленности СССР. В этом была и определённая заслуга военного представительства.

Наряду с осуществлением контроля и приёмкой продукции на заводе, военное представительство участвовало в шефмонтаже и вводе её в эксплуатацию на объектах министерства обороны, в исследовании внештатных ситуаций и подтверждало пригодность аппаратуры для боевого дежурства. Для этого офицеры ВП месяцами пребывали в командировках в войсковых частях. На ряде объектов эту работу приходилось проводить и мне, как в плановом порядке, так и по срочной потребности. Памятен случай, когда в позиционном районе в Красноярском крае, в Ужуре, в процессе бового дежурства возникла неисправность - “плюс” на корпусе аппаратуры командного пункта. Это крайне трудно диагностируемая неисправность, которую невозможно было устранить использованием ЗИПа. БРК был снят с боевого дежурства. Начальником ГУРВО генерал-лейтенантом Ряжских А.А. мне было приказано немедленно лично вылететь в Ужур, принять непосредственное участие в поиске и устранении дефекта и докладывать через каждые 3 часа, в любое время суток, о ходе работ. Вместе с капитаном Ковалевским И.Г., находящимся на объекте, с подключением офицеров В/П, контролирующих комплексную проверку аппаратуры на заводе, нам удалось в течении суток непрерывной работы выявить причину неисправности. Она была привнесена из смежной системы боевого радиоуправления. Устранив её, БРК сразу поставили на боевое дежурство.

Показателен другой случай, когда приходилось участвовать в разрешении межведомственных конфликтных ситуаций. Выполняя планы боевой подготовки, Ракетные войска стратегического назначения (РВСН) проводили контрольные пуски ракет с различных командных пунктов. Для случая критических обстоятельств проверялась возможность запуска ракеты с помощью пульта автономного пуска - ПАПа. Как предусматривалось условиями проверки, два специально допущенных офицера в звании полковника, подъезжают к пусковой шахте с предварительно подготовленной к пуску ракетой, подключают к предусмотренному месту ПАП, проводят нобходимые операции по пуску и быстренько, в течение нескольких десятков секунд (с целью безопасности и сохранения жизни), на автомашине с работающем двигателем покидают площадку. Всё было проделано, а пуск не состоялся! В реализации пуска были задействованы ПАП и пусковой контейнер 15Э838, изготовленные объединением Белвар и принятые военным представительсом. Приборы были перепроверены на технологической аппаратуре непосредственно в войсковой части - пуск обеспечивался. Приборы были доставлены на завод. Проверки на комплесном стенде, полностью имитирующем условия пуска, подтвердили соответствие приборов требованиям документации и обеспечивали запуск! Офицеры, осуществлявшие контрольный запуск, категорически отвергали возможность их ошибочных действий! Была создана специальная комиссия с участием представителей ГУРВО, эксплуатационного управления, Главного конструктора, военного представительства и завода. При всех проверках, в самых экстремальных режимах, апаратура (ПАП и 15Э838) работала устойчиво, пуск надёжно, как и положено, обеспечивался. Образовалась тупиковая ситуация. И тогда инженерами завода совместно с военным представительством была разработана и изготовлена специальная приставка, с помощью которой были сымитированы практически невероятные условия действий по времени операторов на ПАПе в сочетании с их отработкой аппаратурой. Было выявлено, что всё-таки в крайне редких случаях команда на пуск не проходила. На этом и согласились, учитывая, что для предупреждения такого практически невероятного случая достаточно было в схему пульта ввести дополнителный конденсатор. На это, хоть и с трудом, согласился Главный конструктор. Все ПАПы были доработаны, а честь офицеров, осуществлявших контрольный пуск, была спасена!

Для обеспечения боевого дежурства очень важно иметь возможность быстро устранять возникшую в аппаратуре неисправность. Для этого используется ЗИП приборов. И необходимо при использовании ЗИПа восполнять его в кратчайшие сроки. Для этого, по настоянию В/П, на заводе был создан обменный фонд наиболее часто отказывающих блоков. При поступлении с объектов информации об отказе, не дожидаясь поступления рекламационного акта и самого прибора, для пополнения ЗИПа отправлялся прибор (блок) из этого фонда. Это обеспечивало боеготовность БРК, и при этом появлялся резерв времени для исследования причин отказа и принятия мер. Завод согласился на создание этого фонда (несмотря на затраты), т.к в этом случае он не подвергался штрафным санкциям за несвоевременное закрытие рекламаций.

Значительное место в работе В/П занимала проверка калькуляций и согласование цены на поставляемую аппаратуру. Для этого в штате В/П был инженер-экономист (офицер или служащий), который проверял представленные материалы по основным статьям расходов и отчётные калькуляции. Основную же работу по оценке количества и номенклатуры используемых при иготовлении материалов и электрорадиоэлементов и их цены проводил весь личный состав. Не вдаваясь в подробности этой работы, скажу только, что при согласовании цены она снижалась от представленного заводом значения на 20‑30%, что при серийном производстве с запасом оправдывало расходы Министерства обороны на содержение В/П.

Министерство обороны и ГУРВО были всегда заинтересованы в своевременном выполнении решений правительства по поставкам техники для Ракетных войск и постановки её на боевое дежурство. Поэтому на В/П, наряду с приёмкой, возлагался контроль и за выполнением договоров. Военные представители, как правило, могли объективно оценить состояние дел по готовности предприятия к производству, в особенности в период освоения, т.к. они, в отличие от руководства эавода, не были отягощены напосредственно ответственностью за ход работ и не преувеличивали сделанного. В случае срыва сроков подготовки производства или угрозы невыполнения договоров В/П 173 информировало министерство и ГУРВО и давало предложения по ликвидации задержек. Более того, в ряде случаев представители министерства советовались с руководством В/П и по кадровым или организационным вопросам. А мне запомнился случай, когда при обходе сборочного цеха, где я вёл приёмку, Министр Обороны Устинов Д.Ф., прибывший на завод в связи со срывом сроков поставок для МО, обратился ко мне – старшему лейтенанту - с вопросом: “А не нужно ли подчинить ОКБ (особое конструкторское бюро) руководству завода для снятия разногласия между их руководителями?” Я опешил от неожиданности этого вопроса и, повидимому, очень невнятно сказал, что сейчас это делать нежелательно. Возможно это было учтено: хотя ОКБ и завод всё-таки объединили, но только после обеспечения поставок.

Несмотря на то, что ГУРВО в значительной степени отвечало за своевременное обеспечение ракетных войск техникой, оно не оказывало на руководителей В/П (по крайней мере по моему опыту) давления по выполнению договоров любой ценой. От В/П требовалась только своевременное информирование и предложения по обеспечению поставок. С большим уважением вспоминаю работу с начальниками управлений генералами Смирницким, Трубачёвым, Кравцом, Сапожниковым, Ковалёвым, начальниками отделов полковниками Ивановым, Бондаревым, Данилевским, ведущими офицерами Берданосовым, Макеевым и другими - классными профессионалами и заботливыми командирами. Они не только контролировали работу военного представительства, но и решали вопросы обеспечения В/П кадрами, их обучением и созданием условий для работы. Поддерживали В/П при разрешении разногласий и конфликтов с руководством завода. Ничего подобного не могу сказать о зам. начальника ГУРВО по полит. части генерале Богданове, в памяти о котором осталось только требование об обязательном ведении 3х тетрадей с конспектами по политучёбе. В моей практике не было случаев давления со стороны руководства ГУРВО по оформлению приёмки некомплектной продукции или задним числом. А такие попытки со стороны промышленности бывали, особенно при работе на заводе им. Шевченко. В критических ситуациях, когда продукция по уважительной причине (например, из-за позднего поступления покупных изделий и др) не была сдана в конце месяца, выполнение плана не засчитовалось, удостоверение не выдавалось. Возникали трения с руководством завода. Для обеспечения выплаты зарплаты работникам за уже выполненную работу, ГУРВО иногда, по ходатайству В/П, оказывало помощь заводу в виде предоставления аванса с последующем зачётом его в счёт оплаты, после полной готовности и выдачи удостоверения о приёмке. Но такие случаи были редки.

За всё время службы мне пришлось работать со многими руководителями и коллективами предприятий. С учётом изложенного выше подхода нам удавалось наладить деловой и уважительный контакт с работниками завода. Многих офицеров по завершении службы охотно принимали на работу на предприятие. В декабре 1987 года, несмотря на продление мне срока службы до 1991 года, в связи с горбачёвскими мероприятиями по «перестройке-развалу страны и армии» я был уволен в запас. Это было время начала уничтожения Советской армии. Апогея это геростратово деяние достигло в медведевско-сердюковский период. Коснулось оно и военной приёмки. Военные представительства различных ведомств, в том числе и ГУРВО, были объединены в аморфное подразделение по территориальному принципу, со значительным снижением должностных категорий для офицеров. Всё это не улучшает работу В/П, не позволяет вырабатывать единую методологию контроля и использовать накопленный опыт. Как мне видится, эта реформа внесла определённый (пусть даже далеко не самый существенный) вклад в то, что «Булава» не летает, а спутники горят в атмосфере.

После увольнения в запас я в течение 6 лет работал начальником отдела спецсвязи (шифротдел) в объединении Белвар, затем в течение 8 лет — председателем садоводческого товарищества генералов и офицеров КБВО «Армеец». С 1987 по 2011 годы активно занимался общественной работой, был Заместителем председателя Совета Ветеранов Советского района Минска. За успешную работу в Белоруссии неоднократно награждался Администрацией Минска грамотами, отмечался благодарностями и был занесен в книгу памяти «Кто есть Кто в Республике Беларусь»!

Немного о семье. Жена- Шубина Людмила Васильевна защитила диссертацию, работала доцентом Белорусского Госуниверситета (БГУ), сейчас на пенсии. Дочери Марина и Елена закончили БГУ. У них соответственно дочери Виктория и Саша. Все работают. У нас уже есть правнуки: Антон - 12 лет и Тимофей - 5лет. Живём все в Минске. Живём интересами детей, внуков и правнуков, памятью о прошлом и надеждами на хорошее будущее для них!

Январь 2013