Начальник 2-го испытательного управления в 1975-1982 г.г. генерал-лейтенант А.Н.Захаров Капустин Яр

В июне 1954 г. завершилось обучение в Академии им. Дзержинского и я, получив диплом с отличием, отправился в отпуск в Уфу. Отпуск провел хорошо, в основном на реке Дёме. Прошёл он быстро. Мама и сестрёнка были очень довольны, что я получил высшее военное образование, но немного огорчились, что уезжаю так далеко служить в какой-то непонятный и загадочный Капустин Яр. По возвращении в Москву быстро собрали свои вещи и вместе с Геннадием Лексиным поездом отправились в Кап.Яр. В Верхнем Баскунчаке сделали пересадку и на попутных машинах 15 июля прибыли в г. Капустин Яр, центр знаменитого Государственного Центрального Полигона, где нам предстояло провести лучшие годы нашей жизни.

Итак – мы на полигоне. Что ожидает нас, как сложится наша судьба, чем будем заниматься, где будем жить и многие другие вопросы волновали нас. Однако все оказалось значительно проще. Командование полигона хорошо подготовилось к встрече и размещению «молодого» пополнения. Дежурный офицер, проверив наши документы, направил нас в общежитие. Это оказался обыкновенный жилой дом по ул. Победы, д. 10. Мы с Геннадием вошли в указанную нам комнату, где на кроватях лежали двое таких же лейтенантов. При нашем появлении они поднялись, и тут состоялось «историческое» знакомство с Голубцовым Николаем Андреевичем и Городиловым Владимиром Николаевичем. Так свела нас судьба на всю жизнь. На протяжении всей службы на полигоне мы постоянно были вместе, крепко сдружились и «съели вместе не один пуд соли».

На следующий день Голубцов, Городилов и я получили предписания убыть для дальнейшего прохождения службы в в/ч 15646, а Геннадий - в в/ч 21065. Это были соответственно 1‑е и 2‑е Испытательные управления 4 ГЦП. Офицер отдела кадров, принимавший меня, предложил мне должность инженера-испытателя 2 отдела, на что я согласился, хотя по приказу Министра обороны я был назначен на должность старшего инженера-испытателя. Разница в должностях была существенной - первая категории «майор», а вторая категории «подполковник». Однако по молодости я не придал этому значения, и как оказалось в дальнейшем, поступил правильно.

Отделом командовал в то время подполковник Нахамчик Александр Соломонович, заместителем у него был подполковник Золотенков Игорь Александрович. Меня назначили в группу предстартовых испытаний ракет, начальником которой был Обухов Константин Андреевич. Это были офицеры, прошедшие войну, которые участвовали в демонтаже испытательного оборудования ракеты ФАУ-2 на немецком полигоне в Пенемюнде. Они в совершенстве знали устройство как ракеты, так и наземного оборудования. И мы порой чувствовали себя юнцами в общении с ними, хотя в академии подробно изучали и неплохо знали комплекс Р1, аналог немецкой ФАУ-2. Под их руководством мы довольно быстро освоили все «премудрости» полигонных испытаний ракет и вскоре работали уже вполне самостоятельно. Получив назначение в группу предстартовых испытаний, я практически все время службы на полигоне занимался испытаниями различных ракет на стартовой позиции и их пусками. Это был самый ответственный и опасный этап испытаний ракет и большинство аварий случалось именно при пусках. Забегая вперед, скажу, что при пусках различных ракет в течение всей службы на полигоне было довольно много аварий, но никогда и никто при этом не пострадал.

Ракета Р1 и ее испытания по различным программам были первыми испытаниями и нас – молодых испытателей. Мы набирались опыта, уверенности в себе, способности спокойно вести себя в различных нештатных ситуациях. Помнится, по программе испытаний ракет с целью продления сроков технической пригодности нужно было пустить 40 ракет. Так мы ухитрялись пускать по четыре ракеты в день, хотя подготовка к пуску занимала около 4‑х часов каждой. Это достигалось, конечно, только слаженной и уверенной работой всей стартовой команды под руководством Золотенкова. Работал я испытателем системы управления, и в мои обязанности входила помимо прочего подготовка к пуску приборного отсека, который находился в носовой части ракеты на высоте примерно 10 м. Нужно было подключить бортовую батарею, для чего на поворотной тележке подобраться к соответствующему люку, затем установить деления интегратора продольных ускорений в соответствии с полетным заданием, проверить правильность и надежность закрепления всех приборов и кабелей и, наконец, закрыть все люки. Хорошо было проводить эти операции летом, а вот зимой, в мороз, когда из глаз и носа течет, руки стынут, т.к. работать приходилось без перчаток, было, мягко говоря, не очень комфортно.

Ракета Р1 была первой советской ракетой, принятой на вооружение нашей армии. При ее создании были решены сложнейшие организационные, технические и научные вопросы, образованы десятки научно-исследовательских институтов и предприятий промышленности, выросла целая плеяда замечательных конструкторов во главе с Королевым Сергеем Павловичем, в передовых ВУЗах начато обучение студентов ракетному делу, в Советской армии появились ракетные формирования, на вооружение которых поступила ракета Р1. По существу, в кратчайшие сроки был создан Ракетный щит Родины, что позволило руководству страны более уверенно проводить независимую политику на международной арене. Ракета Р1 дала начало стремительному развитию ракетной техники, что вывело в итоге нашу страну в число передовых стран по освоению КОСМОСА. Вот почему на месте первой стартовой позиции на Четвертом Государственном Центральном полигоне в г. Капустин Яр ныне гордо высится обелиск в виде именно ракеты Р1.

Первой серьезной работой для нас были испытания ракеты 8А61 (Р11). Она стала первой разработкой ракеты на высококипящих компонентах топлива. Если у ракеты 8А11 (Р1) в качестве горючего использовался спирт, а окислителем – жидкий кислород, то ракета 8А61 работала на керосине и азотной кислоте соответственно, дававшие существенно больший удельный импульс тяги, в связи с чем ракета имела меньшие габариты при той же дальности стрельбы (300 км). По составу наземного оборудования новый комплекс мало отличался от комплекса 8А11, хотя конструктивно это были уже совершенно другие агрегаты, полностью собственной разработки.

В задачу испытателей входило глубокое изучение конструкторской и эксплуатационной документации, материальной части, порядка подготовки ракеты на технической и стартовой позициях, тщательный учет и анализ отказов, неисправностей и прочих замечаний, их обработка и составление отчетов по результатам испытаний с предложениями по устранению причин отказов. Это была довольно кропотливая и серьезная работа, т.к. мы знали, что за нашей «спиной» стоят войска и любой наш промах может обернуться аварией или катастрофой при эксплуатации ракеты в боевых условиях.

Испытания проходили осенью 1954 — летом 1955гг. Днем и ночью, в любых погодных условиях приходилось выполнять довольно большой объем испытаний и особенно агрегатов наземного оборудования. Каждый агрегат подвергался транспортным испытаниям по грунтовым дорогам (и это в самую распутицу) и наработке положенного по документации ресурса. Весь ход испытаний и их результаты тщательно фиксировались в соответствующих журналах испытаний. Транспортным испытаниям подвергалась и ракета, заправленная компонентами топлива. Испытания проходили в целом нормально, хотя и не без «казусов». Транспортировка ракеты всегда проходила при обязательном ограждении спереди и сзади машинами, в которых находились ответственные представители полигона и промышленности. Однажды, при таких испытаниях, между первой машиной ограждения и ракетой вдруг на дорогу вылез трактор, водитель транспортной тележки с ракетой резко затормозил, отчего ракету сорвало с креплений и она получила повреждения, правда незначительные. Руководил испытаниями Голубцов Николай. Конечно, он был виноват, за что и получил от начальника полигона устный выговор в непечатных выражениях. Мы долго вспоминали этот случай, красочный рассказ Коли и смеялись от души.

Одновременно с испытаниями ракеты 8А61 проводились испытания ракет 8К11 и Р11ФМ, которые отличались от нее только тем, что первая оснащалась ядерной боевой частью, а вторая предназначалась для вооружения подводных лодок. Дальность стрельбы ракетой Р11ФМ была также 300 км, а ракета 8К11 достигала по дальности только 150 км, т.к. оснащение ее ядерной частью существенно увеличивало вес.

Я не принимал участия в испытаниях Р11ФМ и, тем не менее, именно с этой ракетой связана очень серьезная авария при первом пуске ракеты 8К11. Как-то зимой 1955г. проводилась плановая подготовка к пуску ракеты 8К11. Я в то время исполнял обязанности начальника электроогневого отделения. Последней операцией было устранение самоходов рулевых машин и закрепление рулей в держателях пускового стола. И вот тут-то мы обнаружили, что на рулях отсутствуют хвостовики для их закрепления. Хвостовиков и не должно быть, т.к. рули были от ракеты Р11ФМ, на которой была предусмотрена обратная связь, и крепления рулей не требовалось. Командовал подготовкой ракеты к пуску Золотенков И.А., наш учитель и старший товарищ. Посовещавшись, принимаем решение – закрепить рули подручными средствами. Решение было, конечно, неправильным и неграмотным. Мы не учли силу рулей при самоходе и, что никакими подручными средствами мы не сможем остановить движение рулей. Это стало ясным потом, а в тот момент нам казались наши действия правильными, и было принято решение на пуск. Я уходил от ракеты в бункер последним, убедившись, что рули стоят прямо и самохода нет. Решил в бункер не спускаться, а посмотреть пуск снаружи. Команда на пуск была дана примерно через пять минут. Запустился двигатель ракеты, она оторвалась от пускового стола, развернулась прямо на бункер (я увидел носик ракеты) и… Я успел прыгнуть в бункер, благо был в полушубке и валенках, как раздался взрыв. Ракета упала в метрах сорока от бункера, а пары азотной кислоты относились ветром от нас. Причина аварии была ясна: за пять минут, что прошли от момента последней предстартовой операции до команды «Главная», рули ракеты при наличии даже малого самохода отклонились на какой-то угол, в результате чего при старте ракета получила угловое отклонение, с которым система управления не справилась и ракета рухнула в районе стартовой позиции.

В целом, испытания ракет 8А61 и 8К11 проходили нормально, каких-либо серьезных недоработок выявлено не было. Однако были замечания, которые потребовали вмешательства конструкторов для их устранения.

Как-то при проведении предстартовой подготовки ракеты 8К11 в телеметрическом варианте мы столкнулись со странным явлением: генеральные испытания ракеты то проходят нормально, то не проходят. Стали тщательно анализировать схему и установили, что это может происходить при разновременном отрыве от ракеты двух штепсельных разъемов телеметрии. Проверили, подтвердили правильность нашего предположения, конструктора с нами согласились и внесли необходимые изменения в схему ракеты.

Другой случай был более опасным. Однажды при пуске также ракеты 8К11, когда боевой расчет находился уже в рубке пусковой установки, по команде «Главная» не произошел пуск. Обстановка довольно опасная, т.к. на пусковом столе находится заправленная ракета, бортовые батареи задействованы, система управления в готовности к пуску, а причина несхода ракеты неизвестна. Пришлось отменить пуск. Когда расчет покинул рубку, то выяснилась и причина незапуска: не отстыковался от ракеты отрывной разъем, через который соединяются наземная и бортовая схемы. Чтобы избежать подобных случаев в будущем, было предложено включить в комплект пусковой установки пружинную оттяжку и устанавливать ее перед пуском. А до введения этой оттяжки несколько пусков мы провели по временной схеме: к отрывному разъему привязывали веревку около 15 метров длиной и если разъем при пуске не отрывался, то я по команде того же Золотенкова, который находился в рубке, дергал за веревку и быстренько прятался в бункере.

Испытания ракет 8А61 и 8К11 успешно завершились, и обе ракеты в 1956 г. были приняты на вооружение Советской армии. В этом же году был сформирован первый ракетный дивизион. Страна и армия получили новое современное оружие.

Ракеты 8А61 и 8К11 созданы кооперацией исполнителей во главе с Особым Конструкторским Бюро № 1 (ОКБ‑1), которым руководил знаменитый Королев Сергей Павлович.

В 1956 г. нам всем присвоили очередное воинское звание «старший инженер-лейтенант». Мы считали себя уже зрелыми мужчинами и испытателями.

Прошло два года как мы живем в Кап.Яре. Из общежития нас перевели в жилой дом и выделили отдельную квартиру. Мы с Володей Городиловым поселились в одной комнате, а Геннадий с Николаем в другой. Условия жизни стали значительно лучше, и мы чувствовали себя вполне комфортно. Дом был на центральной площади, рядом — Дом офицеров, парк, спортивные площадки. У нас сложилась хорошая компания из десяти молодых лейтенантов. Мы часто собирались вместе, выпивали, пели песни. Пели так хорошо, что перед нашими окнами зачастую собирались группы прохожих. 8 февраля 1955 г. мне исполнилось 25 лет. Это был обычный рабочий день. Я задержался на работе дольше обычного и домой приехал около семи часов вечера. Дома меня ожидал сюрприз: стол накрыт, гости в сборе и с нетерпением ждут когда же я наконец появлюсь. Помню, на столе были водка, колбаса, соленая капуста, вареная картошка, консервы и хлеб. Этого было вполне достаточно, чтобы шикарно отметить мой юбилей.

Каждые среду, субботу и воскресенье ходили на танцы. Местные девушки были очень довольны таким обилием потенциальных «женихов». И действительно, многие из наших лейтенантов женились на Капъярских девчатах, в том числе и мой друг Лексин Геннадий. Как-то на танцах я обратил внимание на замечательно красивую девушку. Обращаясь к Геннадию я сказал: «Гена, включай радар». Он пригласил ее на танец, познакомился, проводил домой, и это знакомство превратилось в большую любовь. Это была Валентина Константиновна Коломейцова (в быту просто Валя). В 1954 г. они поженились, а 13 августа 1955 г. у них родился сын, которого назвали Андреем. Так у нас появилась первая семья, с которой мы поддерживали самые дружеские отношения в течение всей жизни.

В эти годы я очень много занимался спортом. Волейбол, баскетбол, футбол, ручной мяч — везде старался поспеть. Но основным было занятие волейболом. У нас в 1 Управлении сложилась неплохая команда, во 2 управлении — тоже не хуже нашей. Между нами проходили такие жаркие бои, что собиралось огромное количество болельщиков, примерно поровну с каждой стороны, которые активно болели каждый за свою команду. Но особенно острые поединки были между сборными командами нашего полигона и соседнего полигона ПВО. Спорт во многом определял и мои отношения с товарищами: когда они собирались компанией по какому-либо поводу, то я под предлогом занятия спортом уходил от этих застолий. В составе сборной команды по волейболу иногда приходилось выезжать на соревнования в города Астраханской обл. и нашего военного округа.

В январе 1955г. женился и Коля Голубцов. Лилию Андреевну он присмотрел в г. Днепропетровске, будучи там на практике. Лиля приехала в Кап.Яр, и поселились они в мазанке в селе, а через год, в феврале 1956 г. у них родился сын Александр. Так у нас появилась вторая семья, теплые и дружеские отношения с которой мы также поддерживали всю жизнь.

Пора было определяться и мне. Все это время мы с Соней активно переписывались. В 1954 г. она приезжала ко мне, и мы договорились пожениться, не дожидаясь ее окончания института. Где-то в мае-июне 1955 г. мне дали комнату в трехкомнатной квартире, а в июле я взял отпуск и, имея в кармане всего 2000 р., поехал в Тамбов к своей невесте. 30 июля 1955 г. состоялась наша свадьба. Через несколько дней мы с Соней и ее мамой Зинаидой Ивановной отправились в Уфу.

Мама и все мои родственники встретили нас очень хорошо, организовали вторую свадьбу. Началась наша совместная с Соней жизнь, мы молоды, будущее нас не пугало, на душе легко и радостно. По окончании отпуска я отправился в Кап.Яр, а Соня — в Ленинград. Предстояло еще год жить в разлуке.

В 1956 г. наш отдел приступил к работам по ракетному зондированию верхних слоев атмосферы. Исследования проводили сотрудники многих научно-исследовательских институтов страны, а в нашу задачу входило обеспечение их пусками ракет вертикально вверх. Эти работы существенно отличались от испытаний боевых ракетных комплексов. Не нужно было давать оценку материальной части, т.к. ракеты использовались из боезапаса, а наземное оборудование поставлялось войсковыми частями, которые привлекались для обеспечения пусков. В связи с этим мы были освобождены от обязанности тщательно вести учет неисправностей, составления отчетов по испытаниям и выдачи рекомендаций по устранению отказов. Хотя, конечно, мы делали всю ту же работу, что и при испытаниях боевых ракет, но ответственность была снижена, и мы чувствовали себя от этого более раскованно. С другой стороны, геофизические ракеты требовали особой тщательности при их подготовке на технической и стартовой позициях, т.к. устанавливаемая на ракету научная аппаратура, с помощью которой производилось измерение параметров атмосферы в верхних слоях, была очень сложной, дорогой и уникальной. Одновременно с измерениями параметров атмосферы проводились эксперименты по выживаемости животных в условиях невесомости. С этой целью в спускаемый аппарат перед пуском помещались то крысы, то собаки, а на заключительных этапах работ — и обезьяны. Животных было жалко, т.к. не все спускаемые аппараты благополучно возвращались на землю и животные гибли. По существу это были первые шаги по подготовке к запуску в КОСМОС человека, и я смело могу сказать, что нам посчастливилось принять участие в работах на начальных этапах освоения человечеством космического пространства.

Особенностью работ с геофизическими ракетами была необходимость их запуска в строго назначенное время, как правило, в ранние утренние часы. Это накладывало на нас особую ответственность по тщательной отработке графика подготовки ракеты к пуску и его строгого выполнения.

1958 год был объявлен Международным геофизическим годом и запускам геофизических ракет придавалось большое значение. Особенно запомнился пуск ракеты 8К51 по программе МГГ. Пуск должен быть произведен где-то около 6 часов утра, а графиком подготовки ее к пуску требовалось не менее 24 часов. Встал вопрос как организовать работу: с перерывом для отдыха стартовой команды или без перерыва. Я в то время был уже начальником стартовой команды и вся ответственность за качественную подготовку ракеты к пуску ложилась на меня. Конечно перерыв в подготовке к пуску был крайне нежелателен, с другой стороны я не имел права допустить каких-либо ошибок в работе или срыва пуска из-за усталости личного состава. Собрал своих товарищей, командование обеспечивающей пуск войсковой части. Обсудили ситуацию, разработали график обеспечения отдыха свободных от работ людей, поставили для них палатки, предусмотрели легкое питание. Кроме того, составили тщательный график подготовки всего оборудования и приборов, назначили ответственных за их подготовку и установку на ракету. И вот идет заседание комиссии. В президиуме Председатель комиссии видный ученый академик Благонравов Анатолий Аркадьевич и начальник полигона генерал-полковник Вознюк Василий Иванович. Обсуждается вопрос о готовности ракеты к предстартовой подготовке и порядке подготовки ее к пуску. Представители науки за непрерывную подготовку, начальник полигона — за подготовку с перерывом. Спросили меня, как начальника стартовой команды. Я доложил о мерах, которые мы предусмотрели, и заверил, что стартовая команда справится с непрерывной подготовкой ракеты. Представители науки зааплодировали, а Вознюк строго посмотрел на меня и ничего не сказал. Приняли наше предложение. Работу мы выполнили хорошо, пуск ракеты произвели в точно назначенное время. А был я в то время всего лишь инженер-капитаном, и от роду мне было 28 лет.

Но я забежал несколько вперед. Возвратившись после свадьбы домой, занялся своей комнаткой. Это первая в жизни собственная жилплощадь! Комната пустая. Из недвижимости у меня был только радиоприемник «Баку», подаренный мне друзьями на 25-летие, да кое-какие личные вещи. С этого и начал обживаться. Купил кровать с панцирной сеткой, ватный матрац, диван, под приемник поставил два деревянных ящика с помойки, притащил из коридора выброшенный кем-то стол, армейскую табуретку принес из части. Получилось вполне приличное жилье. Это лучше, чем мазанка в селе.

В июне 1956 года у Сони должна была состояться защита дипломного проекта, а 1 мая у нас родилась дочь Ирина. Я взял отпуск и приехал в Ленинград, чтобы как-то помочь ей. По окончании моего отпуска приехала Сонина мама и пожила в Ленинграде до защиты диплома, что помогло Соне успешно окончить институт. В июне 1956 г. они уехали в Тамбов, а оттуда в июле Соня с дочкой приехали в Кап.Яр. Так с июля 1956 года мы с Соней начали полностью самостоятельную совместную жизнь.

В 1957 году начались испытания ракетного комплекса 9К72 с ракетой 8К14. Комплекс был разработан коллективом ОКБ-1 со смежниками. Это была уже полностью самостоятельная разработка наших конструкторов. Ракета с дальностью стрельбы 300 км конструктивно состояла из жидкостного двигателя, двух баков горючего и окислителя, приборного отсека и головной части. В состав комплекса входили машины автономных и горизонтальных испытаний, транспортная тележка, автомобильный кран, заправщики окислителя и горючего, компрессорная станция и пусковая установка на гусеничном ходу. Ракета после горизонтальных испытаний заправлялась компонентами топлива, перегружалась на пусковую установку и подавалась на стартовую позицию. Я исполнял обязанности испытателя системы управления ракеты на СП и в мою обязанность входило обеспечение правильной и безошибочной подготовки ее к пуску, включая настройку интегратора продольных ускорений в соответствии с полетным заданием и установку соответствующего режима работы системы аварийного подрыва ракеты. Казалось бы, несложные обязанности, но их исполнение требовало отличного знания работы всех систем ракеты и неукоснительного соблюдения требований инструкции по предстартовой подготовке. Выполнение этих обязанностей предусматривало также контроль работы всех номеров расчета электроогневого отделения, включая и операции по пуску ракеты в рубке пусковой установки. Программой испытаний помимо пусков ракеты предусматривался большой объем ресурсных и транспортных испытаний, причем проводились они в полевых условиях в любое время суток и года. В целом испытания комплекса прошли удачно, за исключением первого пуска, при котором ракета улетела в противоположном направлении от заданного и упала в нескольких километрах от Волги. Причина ненормального пуска была быстро установлена и устранена.

Ракетный комплекс 9К72 с ракетой 8К14 был принят на вооружение Советской армии в 1960 году и поставлен на серийное производство на Воткинском машиностроительном заводе.

Мы не могли в то время предположить, что этому комплексу суждено будет «прожить» долгую жизнь. Ракетным комплексом 9К72 были вооружены армии всех стран Варшавского Договора и многих стран «третьего» мира. На протяжении почти 25 лет службы на полигоне мне пришлось участвовать в многочисленных испытаниях комплекса по различным программам с пусками более 500 ракет. Комплекс активно применялся в Афганской войне и других военных конфликтах.

С испытаниями ракеты 8К14 связано событие, в корне изменившее мою военную карьеру и оказавшее решающее влияние на всю мою жизнь. Как-то, в декабре 1961 года проводилась предстартовая подготовка контрольной ракеты от серийной партии с ядерной боевой частью также контрольной от серийной партии. Конечно, вместо самого ядерного заряда боевая часть была оснащена имитатором, но вся аппаратура являлась штатной. По результатам испытаний контрольных ракеты и боевой части заводам-изготовителям засчитывалось выполнение месячных программ производства и производилась оплата продукции Заказчиком. Руководил подготовкой ракеты к пуску Золотенков И.А., а я контролировал подготовку системы управления. Все шло нормально, замечаний по ракете и боевой части не было. Получив полетное задание и расписавшись за требуемые величины установки дальности стрельбы и режима работы системы аварийного подрыва ракеты (АПР) я дал необходимые указания оператору. Однако, при установке режима АПР, я дал команду установить режим, отличный от заданного в полетном задании. Почему это произошло, я до настоящего времени не могу объяснить. Схемы системы управления и системы АПР я знал отлично, имел к тому времени огромный опыт работы, и тем не менее допустил такую грубейшую ошибку, которая несовместима с работой инженера-испытателя. Пуск производился в сумерки, ракета нормально стартовала, активный участок на фоне безоблачного неба наблюдался прекрасно, но при выключении двигателя произошел взрыв ракеты, что было отлично видно, т.к. к тому времени ракета вышла из тени и картина взрыва была подсвечена солнцем. Я сразу определил, что взрыв произошел по моей вине из-за неправильной установки режима работы АПР. Убедившись по схеме, что именно в этом причина взрыва, я доложил Золотенкову. О причине аварии было доложено по команде вплоть до начальника полигона.

Меня никто не ругал. Как и кем решался вопрос о моей судьбе я не знал. Уже много позже стало известно, что меня хотели отдать под суд военного трибунала. Ну а тогда время шло, наступил 1962 год, а обо мне как бы забыли. В феврале 1962 г уволились из армии начальник нашего отдела Иоффе Григорий Ильич и его заместитель Золотенков Игорь Александрович. Начальником отдела был назначен подполковник Чирков Николай Васильевич, а заместителем к нему назначили… меня. Так, вместо ожидаемого наказания, я получил назначение, минуя должность начальника отделения, сразу на заместителя начальника отдела. Такое решение принял начальник полигона генерал-лейтенант Вознюк Василий Иванович, увидев в том, что я не испугался и честно признался в своей ошибке, возможность доверять мне. Так волей судьбы я оказался по должности на ступень выше моих товарищей, с которыми оканчивал академию, что решающим образом сказалось на всей дальнейшей моей службе в армии.

С приездом Сони стал постепенно налаживаться наш быт. В комнате появился уют. Из Тамбова родители прислали стол, стулья, шкаф, и комната приобрела вполне приличный вид. Первое время Соня не работала, занималась дочкой. С соседями наладились хорошие отношения, совместно поддерживали чистоту в квартире. На кухне стояли три стола с керогазами, постоянно что-то готовилось. Теснота нас не смущала, да мы ее и не замечали. У каждого из нас были дети, так что стирки и пеленок было много. Одним словом, в квартире был нормальный по тем временам порядок, и мы все были очень довольны, что имели крышу над головой и свой угол, где можно было вполне нормально отдохнуть после работы. Частенько по субботам мы все собирались на кухне, жены готовили стол, что выпить – было заботой мужчин. Пели песни, и жизнь казалась прекрасной и беззаботной. Я продолжал играть в волейбол. Бывало, забирал Ирочку в коляске и бегом на спортивную площадку, коляску оставлял где-нибудь в кустах, а сам с удовольствием предавался своему любимому занятию. С Лексиными и Голубцовыми дружили семьями. Постоянно собирались вместе, отмечали все праздники, а то и просто поиграть в карты, при этом детей сажали в одну коляску и они нам не мешали.

В 1958 году наш отдел в полном составе перевели в в/ч 21065 ( Второе управление полигона). Так я, Геннадий и Николай оказались в одном испытательном управлении. В тот же год нам всем было присвоено очередное воинское звание «инженер-капитан».

В конце 50-х годов наш отдел выполнял очень интересную работу по наземному этапу испытаний ракеты Д2, предназначенной для оснащения подводных лодок, с дальностью стрельбы 500 км. Ракета была создана коллективом ОКБ под руководством Макеева Виктора Петровича в г. Миассе Челябинской обл. Поскольку ракеты предназначались для стрельбы из надводного положения при волнении моря, на полигоне был построен специальный стенд, имитирующий это волнение. Стенд представлял из себя довольно сложное сооружение, на которое в зажимах устанавливалась ракета. Вся предстартовая подготовка ракеты производилась при вертикальном положении стенда, а перед пуском стенд раскачивался, имитируя морскую качку. Старт происходил при отклонении ракеты до 30 градусов. Положение ракеты в пространстве с помощью сложной сельсинной системы передавалось на наземную аппаратуру системы управления и учитывалось при пуске, формируя команды для направления ракеты на заданный курс.

Испытания проводились около двух лет и в целом прошли довольно успешно. Однако не обошлось и не без курьезов. Как-то при очередном пуске ракеты не запустился двигатель. Чтобы определить возможную причину, мы решили какое-то время не выключать систему управления и только затем обесточили схему. Стенд остановился в случайном положении, при этом ракета оказалась наклоненной на довольно большой угол. Надо сказать, что ракета была оснащена ядерной боевой частью, только вместо ядерного заряда был установлен его имитатор с 30 кг тротила. Необходимо было принять решение о том, как снять ракету со стенда. Для этого развернули кран и на люльке подняли офицера, чтобы осмотреть состояние ракеты и ее крепления в зажимах стенда. Через некоторое время этот офицер спустился на землю совершенно белый и доложил, что сработали пироболты крепления боевой части и она буквально «висит на волоске», зацепившись за обечайку корпуса ракеты. Падение боевой части могло привести к взрыву тротила и нанести огромный ущерб оборудованию стартовой позиции, не говоря уже о возможной гибели людей. Само отделение боевой части было закономерным, т.к. за время, пока не выключалась система управления, интегратор продольных ускорений под действием земного тяготения отработал заданную дальность пуска и выдал команду на отделение боевой части. Боевую часть аккуратно сняли с ракеты, погрузили на машину с песком, отвезли в степь и взорвали «от греха подальше».

Был и еще один неприятный случай при испытаниях этой ракеты. Пускали одну из ракет в пасмурную погоду. Старт прошел нормально, ракета скрылась в облаках, но по звуку работающего двигателя (звук то пропадал, то нарастал), мы поняли, что полет ненормальный. Только дали команду расчету укрыться в бункер, как ракета упала примерно в 3 км от стартовой позиции и взорвалась.

Тем не менее, программа наземных испытаний ракеты Д2 была выполнена. Дальнейшие испытания проводились уже на морском полигоне.

Много работ в тот же период проводилось по испытаниям ракет 8А61 и 8К11 по различным программам. И испытания этих ракет принесли, пожалуй, больше всего неприятностей. Дело в том, что топливные баки этих ракет перед пуском наддувались воздухом до 30 атмосфер, что создавало огромное давление на сварные швы баков. Зная это, мы предположили, что в случае нарушения из-за коррозии прочности сварных швов, не исключена возможность вскрытия баков при старте ракеты со всеми вытекающими последствиями. В связи этим предложили проводить пуски только с выносного пульта. После долгих препирательств, наше предложение все-таки было принято, правильность чего в дальнейшем подтвердилась.

Время шло, Ирина подрастала, наша комнатка становилась уютнее, купили телевизор и холодильник. С 1958 г стал меньше заниматься спортом, т.к. заболела поясница (повредил на волейболе). Появилось новое увлечение-рыбалка! Однажды с соседом Василием поехали на р. Ахтубу в районе хутора Стасов и мне посчастливилось поймать сомёнка грамм на 500. С этого и началось. Завел себе удочки, закидушки, лески, крючки и прочую снасть для ловли рыбы. Вот только не было транспорта. Пришлось купить велосипед. Теперь я мог в любое время съездить на рыбалку, что я и делал с удовольствием. Приходилось уезжать за километров 10, дальше на велосипеде было тяжеловато, особенно против ветра. Иногда мы выезжали на рыбалку большой группой, для чего заказывали в части какой-либо транспорт. Излюбленным местом этих выездов было озеро Шпиринское, откуда мы всегда приезжали с приличным уловом.

В 1958 году я вступил в Коммунистическую партию Советского Союза. Это было большим событием в моей жизни. Степень ответственности за порученное дело возросла. Забегая вперед, скажу, что я был коммунистом по убеждению и остался коммунистом на всю жизнь, несмотря на развал СССР и запрет КПСС.

В 1961 году произошло еще одно радостное событие. 11 октября родился сын, которого мы назвали Михаилом. Жизнь наполнилась новым содержанием и новым смыслом. Теперь нужно было растить и воспитывать уже двоих детей. А незадолго до этого мы получили две комнаты в трехкомнатной квартире.

К тому времени и у наших друзей Лексиных и Голубцовых также было уже по двое детей. Только Володя Городилов оставался холостым. Он так и остался бобылем на всю жизнь.

1961 год подводил как бы черту первому периоду службы на 4 ГЦП, периоду становления, возмужания, приобретения опыта в работе. Это был также период окончательного формирования семьи, сложившихся отношений с друзьями. Завершился этот период той нелепой аварией в декабре 1961 г. и неожиданным назначением меня на должность заместителя начальника отдела. Эта должность определяет уже совершенно иной уровень ответственности за испытания ракет на стартовой позиции и их пуски. Раньше я отвечал только за свою работу, а теперь приходилось отвечать за работу всего коллектива стартовой команды, за порядок на СП, обеспечение безопасности при подготовке ракет к пуску.

С новым начальником отдела, Чирковым Николаем Васильевичем у нас сложились добрые отношения. Он хорошо знал все вопросы подготовки ракеты на технической позиции, а я – на стартовой и мы, не мешая друг другу, совместно выполняли весь объем испытаний ракет на полигоне. Николай Васильевич – фронтовик, награжден за боевые действия многими орденами и медалями, обладал уравновешенным характером, никогда не кричал и не ругался, глубоко знал свое дело и мы все его очень уважали. К сожалению, военные годы (а он закончил войну замполитом стрелковой роты) подорвали его здоровье, в связи с чем он часто болел и вынужден был в 1968 г уволиться из армии.

В июле 1962 г проводились испытания по программе «Марс-Венера», отрабатывался один из вариантов спускаемого аппарата для будущих космических кораблей. Это был высотный пуск ракеты 8А61, у которой вместо боевой части находился спускаемый аппарат. Ракету к пуску готовил боевой расчет одной из ракетных бригад, кстати, очень хорошо подготовленный. Я был руководителем работ. Это было время, когда мы еще практически не знали, что такое «техника безопасности». У боевого расчета, в том числе и у меня, не было даже обыкновенных противогазов, не говоря уже об изолирующих. Замечаний по подготовке ракеты к пуску не было, и мы смело пошли в рубку пусковой установки для производства пуска. Одеты мы были в летнюю форму, т.е. брюки на выпуск и рубашка, боевой расчет - в полевую форму. В рубке нас оказалось шесть человек: трое из стартовой батареи и трое представителей полигона. Последние операции прошли нормально, и я дал команду на пуск. После нажатия кнопки «Пуск», вместо ожидаемого старта ракеты, произошел взрыв двигателя. Из всех щелей показались «языки» пламени, после чего сработала система пожаротушения, и весь объем рубки был заполнен углекислотой. Пламя, естественно было погашено, но нам не чем стало дышать. Попытались выскочить из рубки через двери, но они оказались заклиненными из-за того, рубку «повело» при взрыве. Разбить лобовые стекла не удалось, настолько они были прочными. И все эти конвульсивные движения происходили при отсутствии воздуха. У меня уже мелькнула мысль, что это конец и нам отсюда не выбраться. Выручил самый молодой из нас, лейтенант – оператор боевого расчета. Взглянув на люк, через который походили телеметрические кабели, он закричал: «люки!» и мы через второй люк рубки поочередно выскочили наружу. При этом меня сильно подтолкнул Саша Подгайко, и я полетел вниз головой с двухметровой высоты, успев подумать: «Вот, не погиб в рубке, так разобьюсь о бетон». Но я все-таки был спортсменом и в полете успел ухватиться за ограждение фар, после чего благополучно приземлился. Конечно, все мы были на грани гибели. Ракета упала «по ветру» и поэтому ядовитые пары азотной кислоты относились от пусковой установки, что и позволило нам благополучно отбежать метров на 100. Упади ракета «на ветер» или на пусковую установку, нам бы уже не спастись. К нам со всех сторон подбежали люди. Первое, что я сделал – это попросил ножницы, чтобы остричь ногти на руках. В правой руке у меня был зажат секундомер, по которому я отдавал команды на пуск, только стекло оказалось разбитым. Стресс от всего пережитого был настолько велик, что в первые минуты после аварии наши действия были, мягко говоря, неадекватными. Всех нас на машине скорой помощи немедленно отвезли в госпиталь, где провели тщательное обследование на предмет отравления парами азотной кислоты. К счастью никто из нас не пострадал.

Соня с детьми в это время была в Тамбове и, конечно, ничего не знала.

Это был последний пуск ракеты 8А61 из рубки пусковой установки, все последующие проводились только с выносного пульта. Причиной тому была низкая надежность ракеты и коррозия сварных швов баков ракеты при хранении, в результате чего они не выдерживали большого давления при наддуве. Особенно «грешили» этим недостатком ракеты производства Оренбургского завода.

При испытаниях ракет 8А61 и 8К11 на протяжении всей службы на полигоне было достаточно много различного рода аварий. На памяти остались наиболее крупные. Сейчас трудно вспомнить их календарную последовательность, поэтому расскажу о них как помню.

Как-то готовили к пуску ракету 8А61 на стартовой позиции пл. 231. Замечаний при подготовке ракеты не было. Пуск производили с выносного пульта из бункера. Я находился у перископа, наблюдал за ракетой и отдавал необходимые команды. После нажатия кнопки «Пуск» запустился двигатель, однако, вместо нормального старта, ракета буквально свалилась с пускового стола и упала в нескольких метрах от точки пуска. Произошло разрушение ракеты и взрыв компонентов топлива. Стартовую позицию заволокло парами азотной кислоты, но их относило ветром от бункера, и мы, одев противогазы, благополучно покинули бункер. Причиной аварии явилась неисправность в системе управления ракеты, в результате чего еще до запуска двигателя рули «тангажа» отклонились до упора на кабрирование, и при запуске двигателя ракета получила огромное возмущение и свалилась с пускового стола.

Аналогичный случай произошел также при пуске ракеты 8А61 с той же пл. 231. Наблюдая за пуском ракеты в перископ, я в первый момент не понял, что же произошло: при запуске двигателя ракета резко пошла вверх, а стартовая позиция оказалась полностью в парах азотной кислоты. Пуск производился в вечернее время в безветренную погоду. Пары кислоты, растекаясь по стартовой позиции, достигли бункера. Я увидел, как бурые облака медленно спускаются в бункер и начали заполнять его. Немедленно дал команду надеть противогазы и покинуть бункер. Убедившись, что в бункере никого не осталось, покинул бункер и я. Поднявшись наверх, увидел картину, достойную кисти художника: вечерний закат, ясное голубое небо, а вся стартовая позиция на высоту около 1,5 метров покрыта бурыми парами кислоты и над этими парами медленно движутся головы в противогазах. Хорошо вспоминать, когда все благополучно закончилось, а тогда было не до лирики, надо было выбираться из этого кошмара. Когда пары полностью улетучились, и мы смогли подойти к пусковой установке, то оказалось, что двигатель ракеты с баком горючего находятся на пусковом столе, а бак окислителя валяется в нескольких метрах. Стало ясно, что при наддуве баков сварной шов бака окислителя не выдержал давление в 30 атмосфер и разорвался, и тем же давлением бак окислителя отбросило вверх и в сторону.

К 1963 году относится так называемая «Казахская история». Программой исследования верхних слоев атмосферы Академии наук СССР было предусмотрено измерение параметров воздушного ядерного взрыва. Для этого с основной стартовой позиции полигона запускалась ракета 8К51 с ядерной боевой частью, взрыв которой должен произойти на высоте примерно 10 км в районе около 80 км от г. Джезгазган. В момент взрыва другой ракетой 8К51 с головной частью, оснащенной исследовательской аппаратурой, нужно было пройти сквозь облако ядерного взрыва и измерить его параметры. Нашему отделу было поручено проведение высотного пуска. Для выполнения этой задачи, большая группа офицеров самолетами была доставлена в урочище Ашхала, где ранее были подготовлены стартовая позиция, бункер, землянки для жилья, столовая и другие помещения. Я командовал боевым расчетом на стартовой позиции, и в мою задачу входило обеспечение подготовки ракеты к пуску и, главное, точное проведение пуска, чтобы не промахнуться мимо ядерного облака. Нам было выделено две ракеты: одна тренировочная, другая для выполнения основной задачи. Пуск обеспечивали офицеры и солдаты прикомандированной войсковой части. Начались ежедневные тренировки. Личный состав как полигона, так и войсковой части были хорошо подготовлены, и поэтому нам в короткие сроки удалось добиться точного выполнения операций по подготовке ракеты на стартовой позиции, включая и подготовку научной аппаратуры, которую проводили представители Академии наук.

Наступил день первого (тренировочного) пуска. Все операции выполнялись строго по графику, каждый офицер и солдат знали свои обязанности и четко их выполняли. Ничего не предвещало беды. Система управления ракеты, двигательная установка, система телеметрии прошли подготовку без замечаний, ракета была заправлена жидким кислородом и спиртом. По 10-минутной готовности боевой расчет занял свои места. Последней операцией подготовки к пуску было отсоединение подпиточного шланга, через который идет непрерывная подпитка ракеты жидким кислородом, т.к. он интенсивно испаряется. И тут оказалось, что подпиточный клапан ракеты не закрылся при отсоединении подпиточного шланга и кислород начал сливаться через подпиточный клапан из ракеты на землю. Создалась критическая ситуация. Если жидкий кислород, имеющий температуру минус 183 градуса, попадет на пусковой стол, то металл стола может треснуть и ракета упадет на землю с непредсказуемыми последствиями. Попытались подсоединить подпиточный шланг к заправщику. Николай Голубцов, надев на руки несколько перчаток, попытался соединить шланг, но это ему не удалось, т.к. руки моментально замерзали. Не удались и другие попытки. Тогда приняли решение копать канаву для отвода жидкого кислорода от пускового стола. После доклада командованию о случившемся был дан отбой пуску ракеты и боевой расчет распущен. В это время командир двигательного отделения залез в камеру сгорания, легонько стукнул деревянным молотком по месту расположения подпиточного клапана, и он закрылся. Течь кислорода прекратилась. Что делать? Руководитель от научного коллектива, которому принадлежала ракета, взмолился и просил пустить ракету куда угодно, т.к. ему некуда было ее девать. Командованием полигона было принято решение – ракету пускать. Срочно стали собирать боевой расчет, члены которого разбрелись кто куда. С трудом собрали и пустили ракету с двухчасовой задержкой от запланированного времени. За эту работу мы получили двойку!

В связи «Карибским кризисом» пуск ракеты с измерениями параметров ядерного взрыва был задержан примерно на три месяца. Все это время мы находились в постоянной готовности к проведению работ, занимаясь тренировками боевых расчетов. Но было много и свободного времени, когда мы могли выехать на рыбалку, на охоту за сайгаками, играли в волейбол и «резались» в преферанс. Но вот наступил день «Ч». График подготовки ракеты был тщательно отработан по минутам, с тем чтобы пуск ракеты произвести в точно назначенное время. Боевой расчет занял свои места, ракета подана на стартовую позицию, и по команде из Кап.Яра началась боевая работа. В течение 16 часов непрерывно в соответствии с графиком проводились необходимые операции. Все шло нормально, отказов по системам ракеты не было. Точно по времени ракета была заправлена компонентами топлива. Пусковой расчет занял свои места. По готовности нашей ракеты со стартовой позиции Кап.Яра был произведен пуск ракеты 8К51 с ядерной боевой частью с таким расчетом, чтобы ее взрыв произошел точно над нами примерно на высоте 10 км. С отрывом ракеты от пускового стола у меня загорелся транспарант, по которому я запустил секундомер. Через 454 секунды наша ракета должна стартовать. Это были чрезвычайно напряженные секунды и мне пришлось даже строго прикрикнуть, когда кто-то заговорил в бункере. Все прошло нормально. Пуск нашей ракеты произведен точно в назначенное время, ракета пронизала облако ядерного взрыва, параметры которого были измерены ее приборами.

Задача, поставленная командованием полигона, выполнена!

С развитием Ракетных войск Сухопутных войск остро встал вопрос об их обучении. С этой целью в 1960 году образовался Учебный центр Сухопутных войск, в задачу которого входило обучение личного состава ракетных подразделений, проверка полученных знаний и допуск к боевой работе. Офицеров Учебного центра допускали к самостоятельной работе мы, инженеры-испытатели полигона. Работы было очень много, т.к. формирование ракетных бригад проходило быстрыми темпами и их необходимо было такими же темпами обучать. К тому же и производство ракетных комплексов было развернуто на многих заводах. Одним словом, страна в сжатые сроки решала (и решила) задачу создания ракетного щита Родины.

Постоянно, строго по графику на полигон прибывали войска. После выгрузки из эшелонов они направлялись в отведенные им районы дислокации, где «как грибы после дождя» возникали палаточные городки. Сразу же начинался процесс обучения, по окончании которого бригаде ставилась задача на проведение войскового учения с пуском боевой ракеты. Для пусков выделялись, как правило, ракеты из боезапаса, а раз в месяц пускались контрольные ракеты от серийных партий. Начальник полигона установил порядок, чтобы при подготовке ракеты на технической и стартовой позициях в обязательном порядке присутствовал представитель полигона для контроля правильности подготовки ракеты к пуску, который имел право вмешиваться в работу боевого расчета, вплоть до отмены пуска при серьезных нарушениях. Таким представителем полигона назначали, как правило, меня как заместителя начальника отдела по стартовой позиции.

Где-то в 1962-63 годах ракеты 8А61, 8К11 и 8К14 стали поступать на вооружение армий стран Варшавского договора и на полигон для проведения учений с боевой стрельбой начали прибывать Ракетные бригады этих стран. Работы и забот прибавилось всем: и полигону, и Учебному центру. Порядок проверки и допуска к боевой стрельбе остались прежними, только на учениях присутствовало больше разного начальства: и полигонного, и московского, и иностранного. Ответственность же за качество подготовки к пуску ракет также осталась прежней, т.е. на мне и на моих офицерах, только эта ответственность стала выше.

С развертыванием новых ракетных подразделений у нас и за рубежом, на полигон все чаще стали прибывать войска для отстрела ракет по плану боевой подготовки. В месяц проводилось одно-два, а то и больше, учений. Соответственно, и нам приходилось больше времени проводить на учениях и пусках ракет. В любое время года и суток, в жару и в мороз, в дождь и в снег проводились учения с боевой стрельбой. Летом особенно трудно переносились жара и пыль. Бывало, приезжаешь домой с учений, а на тебе такой слой пыли, что лица не узнать. Зимой же некуда было деться от мороза, да еще с ветром. То есть, как войска находились в условиях, приближенных к боевым, так и мы. Разница лишь в том, что войска проводили учения раз в три года, а мы раз или два в месяц.

Время шло. Дети подрастали. Соня не работала, т.к. Миша был еще маленький. Жили мы в двух комнатах трехкомнатной квартиры. Понемногу обзаводились мебелью и вещами. Запросы у нас были скромные, и моей зарплаты в общем-то хватало. Здесь следует отметить, что все крупные покупки мы делали только благодаря кассе взаимопомощи, впрочем, как и все наши знакомые. С Лексиными и Голубцовыми поддерживали хорошие отношения, часто собирались у кого-нибудь, играли в карты, вместе отмечали все праздники и дни рождения. Никакого транспорта ни у кого из наших друзей не было, поэтому в выходные дни мы семьями с детьми ходили пешком на Ахтубу или на озера и отдыхали в свое удовольствие: ловили рыбу, раков, варили уху и, конечно, выпивали. Это было хорошее время, и жили мы, как нам казалось, тоже хорошо.

В 1963 году получили отдельную квартиру. Это было для нас большим событием, наконец-то можно устраивать свой быт. Квартира трехкомнатная с телефоном, с хорошим видом на Волго-Ахтубинские просторы. Соседями оказались Николай и Валя Кукушины, с которыми мы быстро подружились, а Соня с Валей стали подругами на всю жизнь. У них была дочка Наташа на год младше Миши, так что часто приходилось оставлять детей то у нас, то у них. В тот же год купили мотоцикл «ИЖ». Наступила другая жизнь. Теперь мы выезжали всей семьей на Ахтубу километров за 15‑20. Соня с Мишей в коляске, а Ира сзади. Как-то приехали на речку, выбрали хорошее, уединенное место. Я пошел переодеваться, Соня разбирала вещи, а Ира с Мишей пошли гулять вдоль берега. Вдруг Миша вырвался из рук Ирины и прыгнул в воду, попал в небольшую ямку и скрылся в воде с головой. Я что-то закричал, а Соня бросилась в воду и выхватила Мишу из воды. Конечно, мы перепугались и в дальнейшем более строго присматривали за детьми. С покупкой мотоцикла, на отдых мы выезжали уже без друзей. Так на деле подтверждалась то, что отдельные квартиры и собственный транспорт разъединяют людей. Теперь мы меньше проводили времени с нашими близкими друзьями, но, тем не менее, дружба между нами сохранилась и продолжалась до конца жизни.

С мотоциклом связаны, пожалуй, самые приятные воспоминания. Помимо выездов семьей, очень часто с товарищами по работе ездили на рыбалку на Ахтубу и на озера Волго-Ахтубинской поймы, как правило, с ночевкой. Замечательное время, когда вечером заваривалась уха на костре, после хорошего ужина в состоянии душевной близости друг с другом с удовольствием пели песни. Любили выезды и на зимнюю рыбалку. Ни мороз, ни снег не могли остановить нас. Незабываемые моменты, когда из лунки вытаскиваешь щуку, или судака, или крупного окуня. Всего не перескажешь. Думаю, что активное занятие рыбалкой во многом способствовало укреплению здоровья и повышению общего жизненного тонуса. Думаю, что частые выезды семьей на речку и озера привили с малых лет любовь к рыбалке и сыну Михаилу. А теперь он по-настоящему пристрастился к ней, имеет современные рыбачьи снасти и экипировку и является авторитетом для многих по вопросам ловли рыбы. Он довольно часто ездит на серьезные рыбалки за много километров.

Вернемся к работе. Наш начальник отдела Чирков Н. В. часто болел, была у него мерцательная аритмия, и мне приходилось исполнять его обязанности. Поэтому, когда он уволился из армии в 1968 г, я оказался единственным кандидатом на эту должность и был назначен начальником отдела. Отдел по-прежнему занимался испытаниями ракет с двигателями на жидком топливе. Тематикой я владел и никаких трудностей в связи с новым назначением не испытывал. С подчиненными, среди которых были мои друзья и хорошие товарищи, вел себя ровно. Среди них особенно близкими были отношения с Володей Котенко, Иваном Скобочкиным, Леней Завгородним, Иваном Шиповым, Поликарпом Разиным. Они постоянно составляли нашу компанию.

К середине 60-х годов относятся испытания ракеты 9М77 и пусковой установки на колесном ходу 9П117 для ракеты 8К14.

Ракета 9М77 главного конструктора Ракова Евгения Дмитриевича отличалась от ракеты 8К14 только дальностью стрельбы. За счет увеличения размеров баков для компонентов топлива достигалась дальность стрельбы 500 км. Однако увеличенные габариты ракеты не выдерживали перегрузок, которые возникали при входе ракеты в плотные слои атмосферы, и ракета разрушалась в полете. Испытания были прекращены.

Всесторонние испытания проходила у нас пусковая установка 9П117. Председателем государственной комиссии был генерал-майор Александр Васильевич Чапаев, сын знаменитого героя гражданской войны Чапаева Василия Ивановича. Я на этих испытаниях был еще капитаном, но у нас с Александром Васильевичем сложились хорошие, добрые отношения. Испытания в целом шли нормально, но было много различных конструктивных и эксплуатационных замечаний. Однажды при ходовых испытаниях по пересеченной местности у пусковой установки отвалилось левое переднее колесо. Так члены комиссии, которые находились в кабине, даже не заметили этого и продолжали движение, не снижая скорости, так что мы еле догнали их, чтобы остановить. Пусковая установка была принята на вооружение и долго еще «верой и правдой» служила в войсках многих стран. При этих испытаниях я ненароком обидел Александра Васильевича. Однажды при проведении операций по подготовке ракеты возникла нештатная ситуация, при которой нужно было приподнять стрелу пусковой установки на небольшой угол и провести под ней какие-то работы. На стреле находилась заправленная ракета. Я усмотрел в этом нарушение техники безопасности и запретил проведение работ до принятия необходимых мер по закреплению стрелы. Чапаев на меня обиделся и выговорил мне: «как же это ты капитан не доложил мне генерал-майору и остановил испытания». Но поскольку я был прав, эта обида скоро прошла.

Много времени в этот период занимала работа в войсках. На полигон непрерывно прибывали ракетные бригады для проведения учений с боевой стрельбой ракетами 8К11 и 8К14. Это были и советские, и восточно-европейские бригады. Регулярно прибывал со своей бригадой и мой школьный друг Султанов Ильгиз, о чем я писал ранее. Я выполнял функции полномочного представителя полигона и отвечал за допуск ракет к пуску, а контрольная группа учебного центра контролировала правильность подготовки ракеты и оценивала работу боевого расчета. Связь со службами полигона и доклады командованию шли также через меня. Войсковые расчеты, как правило, были подготовлены очень хорошо и получали отличные и хорошие оценки. На учениях ракетных бригад стран Варшавского договора присутствовали начальник полигона или его первый заместитель, а также высокое начальство из Москвы. В этом случае я вел репортаж о подготовке ракеты и объявлял о готовности ее к пуску.

Однажды, при следовании чехословацкой бригады маршем на боевую позицию, отказал двигатель пусковой установки. До точки старта оставалось еще километров 10. Что делать? Командование бригады подрастерялось, т.к. грозила неудовлетворительная оценка. Я попросил наших офицеров проверить горизонтальность пусковой установки и достигает ли ракета заданной цели. Когда мне сообщили, что все нормально, я доложил начальнику полигона генерал-полковнику Вознюку В. И. о том, что можно стрелять прямо с дороги с места, где остановилась пусковая установка. Предложение было принято, быстро организовали линию связи для «контакта подъема» и произвели пуск ракеты. Задача была решена.

Другой случай, но уже с немецкой бригадой. Проводился пуск ночью. При подготовке системы предстартового обслуживания появилось травление воздуха из-под одной прокладки. В ЗИП’е такой прокладки не оказалось. Появилась угроза срыва пуска. Я тихонько посоветовал немцам найти прокладку свечи двигателя любой автомашины и поставить ее взамен неисправной. Так и сделали, после чего провели пуск ракеты.

7 февраля 1968 г в канун моего дня рождения, был назначен пуск контрольной ракеты 8К14 от серийной партии. Подготовка ракеты прошла нормально. Пуск производили с выносного пульта, при этом пусковой расчет находился в окопе в 30 метрах от ракеты. Руководил пуском Скобочкин Иван Андреевич. Я находился примерно в 150 метрах и наблюдал за работой расчета. По команде «пуск» двигатель ракеты запустился, но с недостаточной тягой. В результате ракета не оторвалась от пускового стола, а начала медленно падать и, упав на землю, медленно поползла в сторону окопа, где находились люди. Я ничего поделать не мог и лишь с большой тревогой наблюдал за тем, что происходит в окопе. Ракета проползла мимо окопа в 10 метрах и остановилась. Двигатель стал постепенно затухать и заглох. Люди выскочили из окопа и покинули опасное место. Все обошлось благополучно. Ракету с мерами предосторожности погрузили на транспортную тележку, слили остатки компонентов топлива, провели тщательную нейтрализацию и промывку и отправили на техническую позицию для определения причины аварии. Наши офицеры вместе со специалистами Воткинского машзавода почти полностью разобрали ракету, но причину незапуска двигателя так и не нашли, хотя и «ходили» буквально около нее. И только года через два при пуске одной из ракет 8К14, когда двигатель при пуске вообще не запустился, была установлена причина этого явления. Оказалось, что при начале наддува баков ракеты пиком высокого давления сжимало выхлопную трубу турбонасосного агрегата, подающего компоненты топлива в камеру сгорания, в результате чего он либо работал с малой производительностью, либо вообще не работал. Конструктивными мерами причина была устранена.

В мае 1968 года проводились большие учения с залповой стрельбой 10 ракет 8К11 и 8К14. В учениях принимали участие ракетные бригады нескольких стран ВД. Т.к. офицеров учебного центра не хватало, чтобы обеспечить контроль подготовки всех ракет, то поручили нашему управлению сформировать недостающие контрольные группы. Мне довелось работать с немцами с ракетой 8К11. Все шло по плану. В назначенное время стартовали все ракеты. После пуска нашей ракеты мы выскочили из рубки, чтобы посмотреть, как ушла ракета. У нас было все нормально, а вот оглянувшись по сторонам, мы увидели, что с соседнего старта (примерно в километре от нас) в нашу сторону с огромной скоростью по земле движется ракета 8К14. Примерно в 300-х метров от нас она остановилась. Председателем комиссии по выявлению причины аварии назначили меня. После долгих поисков, решили, что вероятной причиной аварии могло быть наличие металлической стружки в клапане окислителя двигателя ракеты. Квалифицировали это как заводской дефект и дело закрыли.

В течение многих лет работы с ракетами 8К11 и 8К14 было довольно много случаев на грани несчастных, но не было ни одного случая с гибелью людей.

В 1968 году мне присвоили звание подполковник-инженер. Мы были уже маститыми специалистами, мастерами своего дела. Нас знали и уважали в войсках.

Жизнь шла без каких-либо перемен. Соня работала на узле связи, появились новые подруги. Дети учились в школе. По-прежнему основным видом отдыха были выезды на Ахтубу и на озера. Езда на мотоцикле, эмоции на рыбалке, свежий воздух, купание – все это создавало особый душевный настрой и удовлетворенность жизнью. Когда в семье хорошие отношения, когда тебя окружают добрые товарищи, тогда и работается хорошо и жизнь кажется прекрасной. Общение с друзьями не прекращалось, часто собирались вместе, устраивали для себя небольшие праздники. Запомнились дни рождения Володи Городилова. К этому дню его мама присылала грибы рыжики в бутылках, настолько они были маленькими. Мы приходили к нему домой пораньше, мыли полы, наводили полный порядок в квартире, а затем уж приходили наши жены, готовили «стол» и мы с большим удовольствием отмечали это событие. Часов в 10 вечера жены уходили домой, а мы садились за преферанс и играли до утра. Под утро возвращались домой усталые, но довольные.

В 1968 году продали мотоцикл, т.к. задумали покупать машину. Закончилась это замечательное время и мы снова стали ходить пешком на лоно природы.

В 1971 году меня назначили заместителем начальника Управления. Это было не простое назначение. На эту же должность претендовал и Алексей Долгов – начальник другого отдела. Мнение среди старших начальников разделилось: начальник нашего Управления Катеринич Михаил Михайлович отстаивал мою кандидатуру, а первый заместитель начальника полигона Пичугин Юрий Александрович – кандидатуру Долгова. Начальник полигона Вознюк В.И. принял решение в мою пользу. Это назначение имело решающее значение в моем дальнейшем продвижении по службе.

В 1972 году получили новую квартиру в престижном районе нашего городка по ул. Ленина, 10. Сделали ремонт. Купили новую мебель. Жить стали заметно лучше. В том же году купили машину «Жигули-2101». Появилось новое качество жизни. Те же выезды на отдых, но уже с друзьями, которые к тому времени также обзавелись транспортом.

К этому времени относится поездка в Крым с детьми, которую я запомнил на всю жизнь. Я получил путевку в санаторий « Фрунзенское» с местом в детском пансионате для Миши, но решил взять и Иру. Все бы хорошо, но в политотделе меня попросили быть старшим при сопровождении детей в пионерлагерь в г. Феодосии. Я конечно согласился. Тем более, что полигон выделил два транспортных самолета до Симферополя. В назначенный день вылетели и благополучно прибыли на место. От Симферополя автобусами доехали до Феодосии, и я сдал детей лагерному руководству, а сам с Ирой и Мишей убыл во Фрунзенское. Нормально устроились: я в санатории, Миша в пансионате, а Ира на частной квартире. Отдых у меня получился скомканным, т.к. мне приходилось присматривать за обоими детьми. Где-то в середине срока пришлось съездить в Феодосию, навестить детей и выдать им понемногу денег, которые хранились у меня. По окончании срока пребывания в санатории поехал в пионерлагерь, чтобы организовать отправку детей домой. Вот тут-то и началось самое «веселое». Полигонных самолетов уже не выделили, пришлось билеты брать в кассе аэропорта. На всю группу в 54 человека билеты мне не дали, а дали на три разных рейса. Пришлось детей отправлять группами. Из сопровождающих у меня осталось только одна женщина с маленьким ребенком. Принимаю решение старшую группу детей отправить одних под наблюдением Иры, среднюю группу поручил женщине, а с младшими остался сам. Самолеты шли до Волгограда. Время их прибытия я сообщил в Кап.Яр. Все бы ничего, но из-за непогоды начались задержки рейсов, причем на неопределенное время. А у меня одна группа в аэропорту, две другие в лагере. Оставив старших ребят, я срочно уехал в Феодосию, забрал обе группы и отвез их в аэропорт. К этому времени старшие ребята улетели. Наши рейсы задерживаются до утра. У меня две группы. С большим трудом удалось уговорить аэродромное начальство выдать мне билеты на один рейс. К вечеру сильно похолодало, а дети одеты легко, в трусиках и маечках. Ночевали в автобусе. Самых маленьких одел своими вещами. Утром кое-как позавтракали, а вскоре объявили нашу посадку. С криком «ура» штурмом взяли самолет и благополучно долетели до Волгограда. Здесь нас встречали автобусы и уже без приключений добрались до Кап.Яра. Дома меня Соня не узнала: черный, грязный, невыспавшийся. Так закончился мой отдых в санатории. Но ребята еще долго со мной здоровались при встречах.

Запомнилась и эпидемия холеры в нашем районе в 1972 году. Появилась она в низовьях Волги и начала распространятся на северные территории. По всему нижнему течению Волги ввели карантин. У нас в городке случаев холеры не было, но в целях безопасности поезда, курсирующие между Астраханью и Волгоградом, на станции Капустин Яр не останавливались. А Соня с детьми как раз в это время возвращалась из Тамбова. И вот их начали возить мимо Кап.Яра, и она с большим трудом, сойдя с поезда где-то в с. Колобовка, на попутных машинах приехала домой. Эпидемия эта случилась летом, в самую жару. Пыль, грязь, духота, отсутствие воды – все это пришлось перенести Соне и детям.

В 1971 году начались испытания нового ракетного комплекса тактического назначения «Точка». Разработчиком комплекса было Конструкторское Бюро Машиностроения в г. Коломне, начальником и главным конструктором которого был Непобедимый Сергей Павлович. Лично я не участвовал в испытаниях этого комплекса, но с Сергеем Павловичем, его помощниками и конструкторами сумел познакомиться.

Со временем мы стали близкими товарищами. Комплекс «Точка» в корне отличался от аналогичных комплексов этого класса. В состав комплекса входили твердотопливная ракета, машина подготовки, транспортно-заряжающая машина и пусковая установка. Все элементы комплекса выполнены по новой технологии, в системе управления использовалась современная элементная база. Построение комплекса предусматривало высокий уровень автоматизации процесса подготовки и пуска ракеты. Ракета управлялась на всей траектории, имея дальность стрельбы 70 км. Точность попадания в цель составляла всего несколько метров. Оригинальной конструкции была осколочно-фугасная боевая часть: в центре БЧ располагался фугасный заряд, а вокруг него осколочная «рубашка», подрыв БЧ производился лазерным взрывателем. Чтобы проверить осколочное поле при взрыве боевой части мы провели сложный эксперимент: на поле расположили 300 деревянных мишеней, имитирующих поперечную площадь стоящего человека, в центре поля соорудили вышку, на которой укрепили БЧ и подорвали ее. Подсчитав количество пробоин в мишенях, мы оценили эффективность боевой части. Все теоретические расчеты и руководство экспериментом осуществил начальник 6 отдела Зюзин Юрий Александрович. Испытания комплекса прошли успешно, и он в 1975 году был принят на вооружение Советской армии и армий стран Варшавского договора.

В декабре 1972 года мне присвоили воинское звание полковник-инженер. Это было уже новое качество офицера, и зимой полковник носил не шапку, а папаху, что его отличало от других офицеров.

В 1975 году уволился из армии наш начальник Управления Суходольский Евгений Порфирьевич и меня назначили начальником Второго испытательного Управления. Это была уже серьезная должность. В моем подчинении было собственно Управление, в составе пяти испытательных отделов общей численностью 105 инженеров-испытателей, и инженерно-испытательная часть, в состав которой входили обеспечивающие испытания подразделения численностью 680 военнослужащих. Теперь на мне лежала ответственность не только за качество испытаний, но и за их обеспечение, за жизнь и быт личного состава срочной службы, за обеспечение порядка в казармах, автопарке, на территории части, за организацию досуга солдат и сержантов и многое другое. Важнейшей обязанностью было обеспечение высокой воинской дисциплины среди всего личного состава Управления. Выполнение обязанностей командира требовало полной отдачи сил и времени. За каждое ЧП в части теперь приходилось отвечать перед начальником полигона.

Заместителями ко мне были назначены полковники Долгов Алексей Михайлович и Шипов Иван Федорович. С Иваном Федоровичем у нас были давние добрые отношения, мы вместе частенько бывали на рыбалках, вместе отмечали многие праздники. А вот с Алексеем Михайловичем отношения были сложными. Конечно, он выполнял все поручения и работы по своему направлению и делал это хорошо, но дружеского контакта между нами не было. И это несмотря на то, что мы еще в академии и затем в Кап.Яре длительное время играли в одной волейбольной команде, и я был его постоянным пасовщиком, так что в течение всего этого времени мы поддерживали теплые, дружеские отношения. Видимо он не мог пережить мое назначения еще на должность заместителя начальника Управления, и что я опередил его в служебном росте.

Заместителем по политчасти в Управлении был полковник Сидоров Василий Иванович. Фронтовик. Добрейшей души человек. Мы очень хорошо относились друг к другу. Бывало, когда что-то не ладилось или одолевала усталость, я приходил к нему в кабинет и отдыхал в дружеской беседе с ним. И после его увольнения из армии мы постоянно поддерживали контакты и до сих пор перезваниваемся по случаю различных праздников. После него на должность замполита назначен полковник Самара Иван Сергеевич. Это был уже совсем другой человек. Для него главным был личный престиж. Когда я не выделил для него персональную машину (их просто не было) и предложил ездить на работу вместе со мной, он очень обиделся и никак не мог согласиться с этим. Используя свое положение, он все-таки выпросил у Начальника политотдела полигона себе машину. Использовал он ее как личную, разъезжал куда хотел и когда хотел, иногда не появляясь в Управлении по нескольку дней. Но я старался не замечать это, т.к. все делалось под прикрытием политотдела полигона, а главное потому, что он активно занялся развитием учебно-материальной базы Управления, а также мастерски «закрывал» различные ЧП и нарушения воинской дисциплины.

В 1975 году начались испытания комплекса «Точка-Р», предназначенного для поражения радиоизлучающих целей. Это был тот же комплекс «Точка», только в головной части ракеты находился приемник радиоизлучений, который захватывал излучение радиостанции противника и наводил на нее ракету. Организация стрельбы была очень сложной, т.к. необходимо было строго увязать время пуска ракеты с временем подготовки радиостанции-мишени. Несмотря на трудности, все задачи испытаний были выполнены и ракета «Точка-Р» была также принята на вооружение.

Вскоре ушли оба мои заместители: Шипов И. Ф. уволился из армии, а Долгов А. М. назначен начальником Первого испытательного управления. Заместителями были назначены Голубцов Николай Андреевич и Егоров Анатолий Сергеевич. Это были совсем другие люди. Коля Голубцов – мой ближайший друг, а с Егоровым А. С. у нас сложились хорошие отношения еще со времен исполнения им должности заместителя командира части по ракетному вооружению. Мы очень дружно работали, с полуслова понимая друг друга. Атмосфера в Управлении сложилась добрая. Начальники отделов, весь офицерский состав хорошо знали свои обязанности, имели прекрасную специальную подготовку и весьма ответственно подходили к выполнению задач по испытаниям ракетной техники. Для меня это было время наибольшего творческого подъема, когда все удавалось, в Управлении поддерживался строгий порядок, и на всех проверках Управление неизменно получало отличные оценки. В дни Ленинских субботников непременно включалась музыка, создавая праздничное настроение. Запомнилась встреча нового 1978 года. Создали комиссию по подготовке к празднику, подобрали хорошую музыку, заранее заказали помещение в одной из столовых города, вскладчину организовали меню и славно погуляли. Люди долго вспоминали с благодарностью этот праздник. А у меня до сих пор хранится кассета, на которой записана та прекрасная музыка.

В семье у нас сложились хорошие отношения. Соня продолжала работать на узле связи и немного представляла характер моей работы. С домашним хозяйством справлялась, а мы ей помогали, как могли. Ира в 1973 году успешно закончила школу и поступила учиться в Ленинградский институт текстильной и легкой промышленности. Жила на квартирах. Мы помогали деньгами и постоянно беспокоились о ней.

Миша учился в школе, рос хорошим мальчишкой и не доставлял нам особых хлопот. К этому времени относится наше с Соней большое желание обучить его игре на аккордеоне. Он занимался и кое-чему научился, но затем наотрез отказался от дальнейшей учебы. Я очень сожалел об этом, т.к., не имея возможности самому обучиться музыке, очень хотел, чтобы сын овладел хоть каким-нибудь инструментом.

Мы с Мишей часто выезжали на рыбалку вдвоем и в компании. И что характерно, он мог проснуться в любое время без раскачки. На рыбалках было много интересных случаев, всего не расскажешь. Но о ловле чехони и сомов стоит упомянуть. Чехонь мы ловили на завозушки длиной по 100 метров. Их было у нас две: на 100 и 120 крючков. И на каждый крючок надо было насадить по кузнечику. Ловили кузнечиков марлевым пологом, бегая по полю, как ловят малька, и сажали в бутылки. Так надо было поймать не менее 500 штук. Затем ехали на Волгу. Оставляли машину на берегу и переправлялись на резиновой лодке на остров. Насадив кузнечиков на крючки, завозили завозушки в реку и ждали минут 30, затем их вытягивали. На каждой завозушке было, как правило, 20-30 рыбин. Затем процесс повторялся. Это был очень увлекательно.

Не мене увлекательной была ловля сомов на «квок». К этому времени я тесно подружился с Володей Котенко. Это полковник, начальник отдела нашего Управления. Мастер на все руки. Заядлый охотник, рыбак и автомобилист. У него была моторная лодка, на которой мы и отправлялись втроем на Волгу. Шли примерно 30-40 км по Ахтубе. Живописные берега, хорошая погода, прекрасное настроение после 100 гр выпитого спирта. Что может быть еще лучше! На Волге собирали ракушки, вырезали их мякоть и отправлялись на речные ямы. На огромный крючок насаживали мякоть ракушки и, опустив приманку на крепком шнуре почти до дна, спускались на лодке по течению. Здесь главным было не шуметь. Володя «квочил», а мы держали в руках шнуры. «Квок»- это такое приспособление, которым при ударе о воду создается звук, как бы сом приманивает «сомиху». Однажды Володя поймал сома в человеческий рост, а Миша вытащил соменка килограмм на 15. Мне же ни разу не выпало счастье поймать крупного сома. Но я не жалею об этом, т.к. само участие в такой ловле – уже огромное удовольствие.

По-прежнему были хорошими отношения с друзьями. Регулярно собирались вместе и хорошо отдыхали. К этому времени мы купили новую машину ВАЗ-2102. У Лексиных также была машина, и мы имели возможность выезжать на отдых всеми семьями. Материально мы были обеспечены неплохо, хотя особой роскоши у нас никогда не было. В самом военном городке царила добропорядочная атмосфера. Почти все знали и уважали друг друга. Бывало, идешь по улице и раскланиваешься направо и налево.

К середине 70-х годов относятся испытания высокоточной боевой части для ракеты 8К14 (шифр «Аэрофон»), разработки Центрального НИИ автоматики и гидравлики, главный конструктор Персиц Зиновий Моисеевич. Отклонение ракеты 8К14 от цели при стрельбе на максимальную дальность составляло до 700 метров. Это приемлемо для ядерной боевой части, но совершенно не годилось для БЧ в обычном снаряжении. Поэтому естественно возникла задача существенно повысить точность стрельбы, в связи с чем и была разработана боевая часть «Аэрофон». Система самонаведения этой БЧ основана на использовании, так называемого, экстремально-корреляционного способа наведения, когда в память системы закладывается эталон местности вокруг цели, на котором сама цель наколота в центре эталона, и наведение производится путем сравнения реального снимка местности с эталоном в памяти. Боевая часть отделяется от носителя в конце активного участка траектории и летит к цели самостоятельно. На высоте 6 км над целью вскрывается парашют и БЧ опускается вертикально вниз, при этом производится круговое сканирование местности и при совпадении реальной картинки местности с эталонной происходит наведение БЧ в центр сканируемой местности. Одновременно с боевой частью на испытания были представлены машина подготовки эталонов и машина подготовки и пуска. Было произведено достаточно большое количество пусков. Не все было благополучно, были отказы и неисправности, но все было устранено, и ракета с боевой частью «Аэрофон» успешно выдержала испытания. Однако, на вооружение она не была принята, т.к. для ее успешного пуска требовалось практически безоблачное небо. Это оказалось и «камнем преткновения» при приеме на вооружение боевой части «Аэрофон». Командующий Ракетными войсками и артиллерией Сухопутных войск маршал артиллерии Михалкин Владимир Михайлович категорически возразил против приема на вооружение этой боевой части для ракеты 8К14. Этим дело и закончилось. Сегодня, с высоты прожитых лет, я считаю такую позицию неправильной, т.к. разработка высокоточной боевой части в то время была первым опытом, многое еще было неясным и закрывать перспективное направление развития вооружения было нельзя. Тем более, что в мире имеется много районов, где безоблачное небо не такая уж редкость и такая боевая часть пользовалась бы большим спросом на внешних рынках.

В 1975 году началась подготовка полигона к испытаниям ракетного комплекса 9К714 с ракетой 9М714 (шифр «Ока»). Была создана комиссия по подготовке Технического задания на строительство объектов полигона, необходимых для испытаний комплекса. В состав комиссии входили как представители полигона, так и представители промышленности. Председателем комиссии был назначен я. Мы внимательно и всесторонне рассмотрели имеющиеся на полигоне объекты и сооружения, оценили их пригодность и состояние и на этой основе подготовили техническое задание, реализация которого полностью обеспечивала всесторонние испытания нового ракетного комплекса. Задание было утверждено, и началась практическая подготовка полигона к испытаниям.

Была подготовлена стартовая позиция на пл. 231, отремонтирован Монтажно-испытательный корпус, где подготовлены помещения для технической позиции, сделан огромный навес, под которым можно было бы проводить монтажно-стыковочные работы скрытно от иностранных разведывательных спутников, подготовлены рабочие помещения для представителей промышленности и др. Готовились средства телеметрических и внешнетраекторных измерений.

Одновременно была организована подготовка инженеров-испытателей по освоению нового комплекса. Для этого были организованы командировки специалистов на предприятия промышленности. К середине 1977 г полигон в основном был готов к испытаниям.

Все шло, казалось бы, хорошо. Но…5 сентября 1977 года случилась крупная катастрофа: автобус, на котором после работы ехали офицеры Управления на станцию пересадки «23 км», попал под поезд. Было около 5 часов вечера. Ясный, солнечный день. Отпустив офицеров домой, мы с заместителями спокойно обсуждали задачи на завтра. Вдруг раздается телефонный звонок, и оперативный дежурный полигона сообщает мне, что на 23 километре наш автобус столкнулся с поездом, есть жертвы. Мчимся на 23 км. То, что мы увидели, было ужасающим: стоит искореженный автобус, а около него на земле лежат и сидят убитые и раненые. Машины «скорой помощи» уже прибыли с ближайших площадок и врачи оказывают помощь пострадавшим. Всего на месте погибло 7 человек и 2 скончались в госпитале, а госпитализировано было 42 человека. Оповестить семьи погибших я поручил замполиту Самаре Ивану Сергеевичу, что он и сделал, хотя это и было неимоверно трудно.

Для меня дело осложнялось еще и тем, что как раз в это время к нам приехали погостить моя сестра Лариса с мужем Юрием, которых я накануне отправил на Волгу.

Мне - хоть разорвись: надо заниматься похоронами, посетить раненых в госпитале, объяснятся с приехавшей из Москвы комиссией. Конечно, отдых Ларисы и Юрия был скомкан, и они вскоре уехали домой.

Работа комиссии была недолгой: командира части сняли с должности и направили служить в Н. Казанку начальником базы, мне приказом Министра Обороны СССР от 09.09.1977 г объявлено взыскание «предупреждение о неполном служебном соответствии», а мой замполит получил выговор. Это было крупнейшее трагическое событие с гибелью людей за все мои 28 лет службы на полигоне. Я очень переживал эту трагедию, долго не находил себе места. Морально поддержали меня два человека: начальник политотдела полигона Михайлов Виктор Михайлович, который добрым словом старался как-то утешить меня, и начальник штаба полигона Чернышов Василий Петрович, сказавший, что со временем все пройдет, но вот генерала ты не получишь, т.к. в ГУКе взыскания Министра Обороны находятся на учете еще три года после его снятия. Да в таком состоянии я и не думал ни о каком генерале.

Однако, приближалось начало испытаний комплекса «Ока» и все внимание и мысли были полностью заняты этим делом. Была уже создана Государственная комиссия по испытаниям. Председателем госкомиссии назначен Первый заместитель Командующего ракетными войсками и артиллерией Сухопутных войск генерал-полковник Сапков Леонид Сергеевич, техническим руководителем - Начальник и Главный конструктор КБМ Непобедимый Сергей Павлович. Я был назначен заместителем председателя, а Николай Голубцов - членом Госкомиссии. В состав Госкомиссии входили видные ученые и конструкторы. Среди них: заместитель технического руководителя Журавлев Николай Федорович, начальник отдела ГРАУ Панин Альберт Сергеевич, начальник отделения КБМ Мамалыга Олег Иванович, главный конструктор системы управления Колесов Борис Сергеевич, главный конструктор наземного оборудования Сергеев Георгий Иванович (кстати, последний конструктор-артиллерист из плеяды знаменитых артиллерийских конструкторов военного времени, получивший еще в 1943 году Сталинскую премию за разработку новой пушки для танка Т-34) и другие специалисты-ракетчики.

Конечно, главными фигурами были Сапков и Непобедимый.

Леонид Сергеевич Сапков, был пожалуй самым грамотным артиллеристом в Советской армии. Волевой генерал и прекрасный организатор, Леонид Сергеевич твердой рукой руководил работой госкомиссии, он не терпел разгильдяйства и расхлябанности, требовал от нас четкого выполнения всех принятых решений. Активный участник Великой отечественной войны, присутствовавший на церемонии подписания акта о капитуляции Германии 8 мая 1945 года. В то же время он был прост в обращении, с ним было легко общаться в неформальной обстановке. Генерал-полковник Сапков Л. С. оставил самые теплые воспоминания о совместной с ним работе.

Сергей Павлович Непобедимый, Герой социалистического труда, кавалер трех орденов Ленина, лауреат Ленинской и двух Государственных премий был одним из самых видных конструкторов вооружения. Руководимое им Конструкторское бюро машиностроения (КБМ) является и поныне ведущей организацией по разработке переносных зенитных комплексов, управляемых противотанковых комплексов наземного и воздушного базирования, ракетных комплексов тактического и оперативно-тактического назначения, средств активной защиты танков и наземных ракетных комплексов стратегического назначения. Разработанное под руководством Сергея Павловича оружие успешно применялось в военных конфликтах в Египте, Сирии, Афганистане и других «горячих точках». Мне посчастливилось проработать рядом с ним с 1971 по 1989 год, и после окончания моей военной службы у нас сохранились теплые и дружеские отношения.

27 сентября 1977 года состоялось первое заседание госкомиссии. Проводилось оно в Конструкторском Бюро Машиностроения в г. Коломне. На нем были определены задачи и обязанности каждого члена комиссии, объявлен объем испытаний и порядок их проведения. Затем вся комиссия автобусами отправилась в село Константиново, родину знаменитого поэта Сергея Есенина. Село расположено на высоком берегу Оки, с которого открываются прекрасные заокские пейзажи. Глядя на эту красоту, невольно проникаешься лирикой поэта и начинаешь понимать, откуда, из какой глубинки России выходят поэтические самородки. Побывали в доме-музее Есенина, посмотрели фотографии, подышали воздухом поэта. Завершалась поездка в местном ресторане, где хорошо отдохнули, послушали песни Есенина и в прекрасном расположении духа отправились каждый к своему месту службы. Впереди нас всех ожидала большая, ответственная и важная работа.

В октябре на полигон поступили первая ракета, пусковая установка, машина подготовки и транспортно-заряжающая машина. Все это были опытные образцы, по результатам испытаний которых будет решаться вопрос о возможности приема комплекса на вооружение. Испытания проводились на соответствие Тактико-техническим требованиям Министерства обороны. Полигоном были разработаны и согласованы с госкомиссией Программа и Методический план испытаний. По каждому виду испытаний разработали соответствующие методики. Полигон был полностью готов к проведению испытаний. Работы по испытаниям обеспечивались прикомандированным ракетным дивизионом.

Программой испытаний предусматривались пуски 31 ракеты, ресурсные и транспортные испытания ракет и агрегатов наземного оборудования, испытания ракеты в ходе ж/д транспортировки, испытания комплекса на воздействие электромагнитного излучения, испытания комплекса в условиях жарко-пустынного и холодного климатов и др. При всех видах испытаний тщательно фиксировались все отказы, неисправности и замечания, намечались сроки устранения их причин. На каждом заседании Госкомиссии вывешивался плакат, где показывался ход устранения причин отказов. Одним словом, комплекс подвергался серьезным и всесторонним проверкам. В целом, испытания комплекса прошли нормально, хотя и были отказы, по которым принимались оперативные меры по устранению причин их появления.

Техническая позиция (ТП) для подготовки ракет была оборудована в монтажно-испытательном корпусе на пл. 4с. Корпус отремонтировали и пристроили к нему навес высотой примерно 15 метров, который со всех сторон закрыли маскирующим покрытием «Ворс» для защиты от наблюдения американскими разведывательными спутниками. Под этим навесом проводили испытания агрегатов наземного оборудования. В самом корпусе размещалось испытательное оборудование, необходимое для проведения всех испытаний ракеты перед отправкой на стартовую позицию (СП). Отдельные помещения в корпусе были выделены для размещения аппаратуры телеметрических измерений. По окончании всех проверок на ТП ракета перегружалась на пусковую установку и направлялась на стартовую позицию, которая размещалась на пл. 231. Там были оборудованы собственно точка пуска и подземный бункер, в котором размещались участники работ по подготовке ракеты к пуску. Допуск к пусковой установке был строго ограничен. Допускались только лица, которые непосредственно участвовали в текущей операции. Для обеспечения безопасности первая половина пусков проводилась из бункера с выносного пульта, а последующие ракеты пускались непосредственно из рубки пусковой установки. Предварительно были проверены все эргономические условия возможности пребывания человека в рубке при пуске: сначала с помощью специальной аппаратуры, а затем путем размещения в рубке на момент пуска животных. Для этой цели на рынке были куплены три вполне здоровых барана. Посадили их, предварительно связав, одного на место командира, другого на место оператора, третьего на место водителя и произвели пуск ракеты. После пуска проверили этих баранов, они оказались вполне нормальными, и тогда пустили их по прямому назначению: получилась прекрасная закуска, и мы хорошо повеселились. После этого эксперимента люди спокойно садились в рубку и производили пуски ракет.

Первый пуск ракеты был где-то в середине октября. Подготовка ракеты на технической и стартовой позициях прошла без замечаний. Пуск и полет на активном участке траектории также были нормальными, траектория практически не отличалась от расчетной. Но ракета имела перелет от цели на 8 километров. Начальник полигона Дегтяренко Павел Григорьевич строго допрашивал меня о причине перелета, а я ничего ответить не мог. И только после глубокого анализа работы системы управления в ЦНИИАГ установили, что причиной перелета был сбой в работе бортового процессора.

Как я уже упоминал ранее, комплекс подвергался всесторонним испытаниям. Однако наиболее трудоемкими и сложными в организации были испытания при воздействии крайних отрицательных температур. Проводить эти испытания, было намечено в Забайкальском военном округе в соответствии с директивой Главнокомандующего Сухопутными войсками. Мы заранее начали готовить технику и людей к выезду в Забайкалье. От Госкомиссии старшим был генерал-майор Дереновский Павел Ефимович, а всю организаторскую работу и ответственность командование полигона возложило на меня. В середине декабря 1978 года был отправлен эшелон с техникой и прикомандированным ракетным дивизионом, а специалисты полигона и представители промышленности убыли самолетом в Читу 2 января 1979 года. В Чите мы с Дереновским доложили о прибытии командованию округа и убыли в станицу Безречная, где стоял мотострелковый полк, на базе которого расположилась наша экспедиция. Место для технической позиции выбрали в голой степи вдали от проезжих дорог. Охрану техники поручили мотострелковому полку. Начались испытания. Главной задачей для нас являлось «поймать» возможно более низкую температуру наружного воздуха. А минимум температуры бывает, как правило, на рассвете. В связи с этим испытания проводились во второй половине ночи и рано утром. В течение января мы провели полный цикл запланированных испытаний. В конце января прибыла Государственная комиссия, которой я доложил о результатах проведенных работ. В целом испытания прошли успешно, элементы ракетного комплекса отказов при температуре 45 градусов ниже нуля не имели. Госкомиссия приняла решение о возможности пуска ракеты. Пуск ракеты произвели 29 января при температуре минус 39,5 градусов. Пуск прошел нормально, ракета достигла заданной цели. На этом испытания были завершены.

На пуск ракет прибыл заместитель начальника ГРАУ генерал-лейтенант Андрианов Юрий Михайлович. После пуска я обратился к нему с просьбой о переводе меня для дальнейшей службы в ГРАУ. Он сказал, что желательно мне получить генеральское звание в Кап.Яре, а затем уже решать вопрос о переводе.

В феврале вся техника и люди прибыли в Кап Яр. Я доложил начальнику полигона о результатах испытаний и вернулся к исполнению своих прямых служебных обязанностей.

Был 1979 год. Жизнь шла своим чередом. Мы с Соней взрослели, Ира заканчивала учебу в институте, Миша учился уже в 10 классе. Дружба с Лексиными и Голубцовыми продолжалась. Мы также часто собирались по поводу и без поводов, выпивали, играли в карты. Продолжались и поездки на рыбалку. На работе также особых изменений не было. 12 сентября 1979 г приказом Министра обороны с меня сняли взыскание, как сыгравшее положительную роль. Я продолжал работать, даже и не думая о генеральском звании. 25 октября стоял хороший погожий день. По окончании работы мы с заместителями и начальниками отделов обсуждаем задачи на завтра. Раздается телефонный звонок, и зам. начальника штаба полигона (все руководство полигона было на сборах по подведению итогов года) полковник Серебряков Альберт Михайлович сообщает, что мне присвоено воинское звание «генерал-майор». Для меня это было крайне неожиданным, но приятным известием. Друзья поздравили меня и мы поехали ко мне домой. Соня уже приготовила что смогла, и мы отметили это чрезвычайное событие.

Однако, прошло чуть больше четырех месяцев, как произошло другое событие, которое могло окончиться трагедией. 9 марта 1980 г мы с Володей Котенко и братом его жены поехали на зимнюю рыбалку. Настроение после праздника 8 Марта было хорошим. По пути заехали в домик дагестанской семьи, которая пасла овец в пойме Волги, посидели, поговорили, выпили немного спирта и поехали дальше искать рыбное место. Едем через какое-то озеро по дороге, лед толщиной 60-70 см. Место мне понравилось, и я приказал свернуть с дороги, чтобы попробовать половить рыбу. Проехали метров 50, как вдруг машина плавно начала опускаться и мы оказались подо льдом. В меховых костюмах, в валенках мы сумели выскочить из машины и вынырнуть в полынью. Барахтаясь в воде, я осмотрелся и не увидел водителя. А это был молодой солдат Ленька. Я уже хотел нырять на выручку водителя, но он как поплавок выскочил из воды на лед и стал помогать нам выбраться из полыньи. Мокрые, я без шапки, Володя в одном валенке мы поплелись обратно в домик к дагестанцам. Несмотря на явную бедность, хозяйка раздела нас, дала сухое белье и накормила горячим обедом. После обеда мы отправили Володю в Кап Яр за подмогой, а сами легли спать. День клонился к вечеру, завывала вьюга, настроение было препаршивым. Лежал и думал, хорошо, что все живы. А если бы кто-нибудь утонул, не миновать бы мне суда. Наутро отправились к полынье и начали пешнями выкалывать лед, чтобы можно было вытащить машину. Где-то часов в 15 прибыла техника и люди прикомандированного дивизиона. Машину, хотя и с трудом, вытащили из воды и, поблагодарив приютивших нас дагестанцев, мы отправились домой. Эта рыбалка была хорошим уроком мне на всю жизнь.

Испытательные работы в Управлении шли в соответствии с планами. Помимо испытаний комплекса «Ока», продолжались испытания комплексов «Точка-У», «Аэрофон», проводились контрольные отстрелы от серийных партий ракет 8К14, 9М76 (Темп-С), «Луна-М», продолжались, и довольно интенсивно, учения с пусками ракет ракетных бригад, как наших, так и стран Варшавского договора. Довольно часто в это время на полигон приезжал начальник ГРАУ маршал артиллерии Кулешов Павел Николаевич. Главным конструктором Непобедимым С. П. был заведен порядок, что после удачного пуска ракеты руководство Госкомиссии собирались у него и отмечали это событие. Несколько раз при этом присутствовал и Кулешов П.Н., где я с ним познакомился поближе. В 1980 г полигон приступил к подготовке испытаний очередного комплекса «Волга» с дальностью стрельбы 600 км. По ряду причин эта дальность не очень хорошо «вписывалась» в территорию полигона. Пришлось искать варианты, одним из которых являлось строительство нового бункера на пл. 4А. При очередном приезде маршала Кулешова на полигон, мы подготовили плакаты, и я доложил ему расположение трасс полета ракеты «Волга» и объемы нового строительства. После доклада при убытии Павел Николаевич спросил, сколько мне лет. Я ответил - 51 год, на что он назвал меня мальчишкой. По-видимому, вопрос о моем переводе в ГРАУ рассматривался.

К середине 1981 г программа испытаний была в основном выполнена. Осталось провести последний пуск. Запланировали его на фоне войсковых учений, с длительным маршем по грунтовым дорогам и бездорожью, с выездом на полевую стартовую позицию. На пуск было приглашено много гостей. Все было спланировано и выполнено безупречно. Точно в назначенное время произвели пуск. Ракета нормально сошла с пускового стола, поднялась примерно на 5 км и…взорвалась, а остатки ее упали где-то в 5 км от СП. Здесь надо сказать, что ракета была оснащена ядерной боевой частью, только вместо ядерного заряда был установлен его имитатор с 30 кг взрывчатки. Но взрыва боевой части не было. Конечно, все были удручены аварией ракеты. Ясно, причиной мог быть только отказ какого-то элемента двигательной установки. Для поиска остатков ракеты была назначена группа офицеров полигона и специалистов от главного конструктора. Руководителем группы назначили меня. На следующее утро эта группа прибыла на место падения ракеты. В диаметре примерно 100 метров обнаружили обгорелые остатки ракеты, но боевой части среди них не было. После более тщательного осмотра место падения БЧ обнаружили по взрыхленному песку. Ясно, боевая часть ушла в песок и надо ее откапывать. А там 30 кг ВВ! Принимаю решение: на раскопке боевой части остаются Захаров А.Н., Мамалыга Олег Иванович и Маслов Юрий Васильевич (оба из КБМ). Остальные были удалены на 200 метров от места раскопки за бархан. Почему такое решение? Состояния элементов боевой части мы не знали, в связи с чем не исключалась возможность взрыва БЧ, и рисковать жизнью подчиненных я не имел права. Теми же соображениями руководствовались Мамалыга О.И. и Маслов Ю.В., как ведущие специалисты КБМ. Втроем сели вокруг боевой части и аккуратно, руками начали разгребать песок. Через некоторое время обнаружили нижний шпангоут БЧ. Раскопав еще немного и убедившись, что это действительно боевая часть ракеты, мы прекратили раскопки. Затем зацепили шпангоут стометровым тросом, вытащили боевую часть из песка и уничтожили ее взрывом нескольких ящиков тротила.

Так бесславно завершились испытания лучшего в мире ракетного комплекса. Однако, эта авария не повлияла на решение Центрального комитета КПСС и Советского правительства о приеме ракетного комплекса 9К714 с ракетой 9М714 (Ока) на вооружение Советской армии, и комплекс занял достойное место в системе вооружений нашей армии.

Заканчивался 1981 год. Мы всем составом Управления хорошо встретили новый 1982 год, подобрали очень приличную музыку, было весело и по- семейному уютно.

Примерно в марте 1982 г позвонил Андрианов Ю.М. и спросил, согласен ли я на должность заместителя начальника 1 Управления ГРАУ. Я, конечно ответил согласием, хотя должность эта была полковничьей. В начале июля поступил приказ Министра обороны о переводе меня в Главное Ракетно-артиллерийское Управление (г. Москва).

В столовой нашей части я организовал прощальный обед. Попрощался со своими друзьями-однополчанами и 7 июля убыл к новому месту службы.

Прощай Кап.Яр, прощай 4 Государственный центральный полигон, которым я отдал 28 лет жизни. Прощайте друзья и товарищи, с которыми вместе проходили суровую, но увлекательную службу. Впереди много неясного и тревожного.

Итогами моей 28-летней службы на полигоне были звание генерал-майор, орден Трудового Красного Знамени, два ордена Красной Звезды. Несомненно и то, что за это время я приобрел опыт руководства большими коллективами людей, опыт организации и выполнения сложных работ по испытаниям новой военной техники, опыт общения с Главными конструкторами и специалистами промышленности. Все это мне очень пригодилось на новом месте службы.

 декабрь 2015