Ягунов Е.А. НАУКА СОЗИДАНИЯ

Назначение в Отдел эксплуатации АСБУ

24 апреля 1969 года приказом по Институту, я был назначен старшим научным сотрудником в 8-е управление систем АСБУ в Отдел надежности и эксплуатации АСБУ.

Через день после подписания приказа о моем назначении, 26 апреля, я прибыл в 85‑й отдел и представился исполняющему обязанности начальника отдела подполковнику Богдановскому Владимиру Григорьевичу. Вместе с ним в кабинете находились назначенные начальниками лабораторий подполковники Романенков Николай Алексеевич и Дрыжак Виктор Федорович. Меня определили в лабораторию Дрыжака В. Ф. После общей беседы, пошли с Виктором Федоровичем в его лабораторию.

Весь личный состав лаборатории располагался в одной большой комнате. Слева у окон располагались канцелярские столы, справа вдоль стены стояли два сдвоенных лабораторных стола. В комнате было всего двое сотрудников, сидевших за лабораторными столами: инженер Зайцевская Алевтина Васильевна и инженер Грицюта Петр Алексеевич. Познакомились. На мой удивленный и недоуменный взгляд Дрыжак ответил, что другие сотрудники лаборатории еще не прибыли. Должны скоро прибыть два офицера из войск, а спустя месяц–полтора должны прибыть младшие научные сотрудники – лейтенанты, призванные из гражданских ВУЗов.

 – Выбирайте любой стол, и идемте знакомиться в соседнюю лабораторию.

Зашли в комнату напротив, на северной стороне. Там тоже было только двое. Познакомились – старший научный сотрудник Петров Леонид Васильевич, старший техник Дорофеева Людмила Ивановна. У Петрова на столе лежал «секретный» чемодан, и он сосредоточенно писал. У Дорофеевой на столе лежала чертежная доска, и она рисовала какие–то плакаты. Оба ранее работали в головном, 7‑м управлении и, видимо, продолжали выполнять запланированную ранее работу.

Начальником в наш отдел был назначен полковник Коваленко Иван Дмитриевич, командир подразделения радиосвязи, с полигона Тюра Там. Но он в отдел еще не прибыл, поскольку задержался, сдавая свое «обширное хозяйство» новому командиру. Потом он должен уйти в положенный очередной отпуск. Его образование: Академия связи по специальности «Проводная связь». Почему чистого связиста назначают руководить научным отделом эксплуатации средств БУ?!

Аппаратура средств боевого управления ничего общего с аппаратурой средств связи не имеет! Средства БУ используют средства связи и не больше. Средства боевого управления это, по существу, специализированные ЭВМ, предназначенные для приема, запоминания, обработки и доведения до соответствующих командиров команд и другой информации из вышестоящего командного звена управления. С нижних звеньев управления в верхние идут доклады о получении команд, их исполнении и информация о состоянии ракетной техники. Назначение и принципы работы средств БУ не имеют ничего общего с приемными и передающими устройствами радиосвязи. Даже основная элементная база у них различная.

Кроме того, у Коваленко отсутствовал малейший опыт проведения научных исследований. У меня по поводу такого назначения возник вопрос: «Почему начальником вновь образованного научного отдела назначают человека, который по жизни никогда не занимался наукой вообще и который представления не имеет, что собой представляет система боевого управления РВСН. Как возможно такое? Допустим, что полковник Коваленко, показал себя отличным командиром подразделения Центрального узла связи полигона. Но он, чистый командир – связист, не имеет даже элементарных знаний по АСБУ. А ему в кратчайшие сроки следует заново создать систему эксплуатации этой аппаратуры, построенной на совершенно новых принципах и новой элементной базе. Ему уже 50 лет – возраст не располагающий для резкого изменения направления работы. Он ищет возможности тихо дослужить до предельного срока! А тут вдруг назначение в науку!

Объяснение напрашивается только одно. Видимо, кто-то из его начальников решил своего хорошего друга прописать в Подмосковье. Для друга это похвально. А тот факт, что этот друг по своему базовому образованию и предыдущему опыту службы не может занимать подобную должность, этого «законника» не волновал!

Новому отделу предстояло решать очень важные и сложные задачи:

– анализ надежности принимаемых от промышленности систем боевого управления стратегическими ракетными силами;

– организация сбора достоверной информации из войск о сбоях и отказах, в процессе их эксплуатации войсках;

– анализ информации по отказам аппаратуры и оперативное оповещение командования РВСН и Главного конструктора систем БУ;

– участие в работе комиссий по приёмке эксплуатационной документации на системы БУ.

Никогда в течение своей многолетней службы этими вопросами полковник Коваленко не занимался.

Отбор на руководящие должности для НИИ должен производиться особенно тщательно. Это должны быть люди имеющие хорошую практику научной работы в НИИ, на полигонах и в ВУЗах.

На собственном опыте я убедился – в НИИ-4 МО подобных «ученых по звонку друзей» среди, средних и больших начальников около трети. Они не имеют навыков руководства научными исследованиями и поэтому не могут стимулировать и организовать научный труд своих сотрудников. На мой взгляд, виновата именно кадровая политика руководства в РВСН И НИИ‑4.

Допустим, что майора из войск, имеющего большой опыт эксплуатации по средствам БУ, назначают сразу на должность старшего научного сотрудника (подполковник), отдела эксплуатации средств БУ. Это допустимо, если он проявил себя на прежнем месте службы как инициативный, грамотный офицер, внесший ряд предложений по улучшению существующей системы эксплуатации аппаратуры БУ. Если он стремится к научной деятельности и сдал, хотя бы один экзамен кандидатского минимума. Если главным для него является не столько получение очередного воинского звания, сколько желание заниматься научной работой. Но назначение такого товарища сразу на должность начальника лаборатории уже неприемлемо! У него нет опыта руководства проведением научных исследований. Пусть сначала поработает старшим научным сотрудником, ответственным исполнителем НИР и покажет свои способности как руководитель научных исследований.

Иногда встречаются руководители-самородки, такие как бывший начальник НИИ‑4 генерал Соколов А.И., которые, не имея ученых степеней, благодаря своим врожденным и развитым качествам руководителя и личному трудолюбию могут быстро вникать в суть вопросов и успешно руководить большим научным коллективом. Но они не способны руководить коллективом ученых, непосредственно выполняющих НИР. Это делают руководитель и ответственный исполнитель данной НИР.

Начальником нашего управления был назначен «Почетный радист», полковник Пятаков Виктор Алексеевич, хорошо проявивший себя как успешный руководитель создания системы единого времени для полигона. Виктор Алексеевич сам был заядлым радиолюбителем и поэтому представлял все трудности проведения экспериментальных работ для проверки научных идей. Кроме того, он был прост и доступен для каждого сотрудника. Он считал, что в научном поиске нет пустяков. Если что-то нельзя осуществить сегодня, то можно будет сделать завтра, используя новые элементы или принципы.

Заместителем начальника назначили Яковлева Евгения Ивановича, который ранее был руководителем морской экспедиции на одном из кораблей, входящих во флотилию плавучих измерительных пунктов. Его кабинет непосредственно соседствовал с комнатой, где располагалась наша лаборатория. Поэтому он иногда заходил к нам. Он был очень общительным, вежливым и доброжелательным человеком. Чутко реагировал на различные несправедливости. Он был «свой»! Видимо, поэтому большинство сотрудников управления, между собой, называли его уважительно – «Дядя Женя»!

Исполняющим обязанности начальника нашего 85 отдела был временно назначен его заместитель, подполковник Богдановский Владимир Григорьевич.

Отдел состоял из двух лабораторий: «Лаборатории исследования надежности» – начальник подполковник Ромененко Николай Алексеевич и «Лаборатории поддержания постоянной боевой готовности, технического обслуживания и эксплуатационной документации» – начальник подполковник Дрыжак Виктор Федорович.

Тем же приказом, что и я, в отдел были назначены старшими научными сотрудниками из других отделов майоры: Пауков Анатолий Семенович (Спецнабор 1953), Шарипов Федор (Фирик). Гатнанович. Они еще не прибыли в отдел, так как «закрывали» свои дела на прежних местах службы.

Наконец, через три-четыре дня, прибыли все офицеры, назначенные в отдел из других управлений института. Еще через две недели из войск в отдел прибыли на должности м. н. с. майоры: Деркаченко Владимир Константинович и Стояновский Олег Борисович. Оба прошли хорошую практику в войсках.

Богдановский довел до нас указание начальника, полковника Долгова, о том, что на текущий квартал научную работу для сотрудников, пришедших из других управлений, не планировать. Начальникам отделов предписывалось организовать занятия по новой технике и дать персональные задания каждому сотруднику по подготовке к работам по новой тематике.

Сразу сообщу, что пришедшие в отдел офицеры, включая подполковника Богдановского, не имели ученых степеней. Но в своих рапортах о переводе на новые, более высокие должности все должны были указать степень работы над своими кандидатскими диссертациями.

Подполковник Богдановский В. Г. был «на выданье». Он уже прошел предварительную защиту в отделе и готовился представить диссертацию в ученый совет. У подполковника Дрыжака В. Ф. диссертация была практически закончена, но оставалось привести ее материал к «диссертабельному» виду.

У подполковника Романенкова Н. А. значилась степень готовности 50%

Майор Пауков А. С. утверждал, что он в своем прежнем отделе закончил полностью экспериментальную часть своей работы, необходимо оформить теоретическую часть. Готовность 60%. Тема диссертации не совпадал с тематикой отдела.

Майор Шарипов Ф. Г. утвердил тему и работал по ней более года, но в нашем отделе совсем другая направленность. Надо тему выбрать заново, учитывая специфику отдела.

У майора Ягунова Е. А. степень готовности по тематике прежнего отдела 60-70%. Хотя конкретная тематика работы в прежнем отделе отличалась, но представилась возможность использовать результаты некоторых проведенных исследований при выполнении работ по тематике нового отдела. Поэтому целесообразно утвердить новую тему с более широкой постановкой вопроса исследований.

Примерно через месяц после официального создания новых управлений Долговым В.Т. был издан приказ. По этому приказу все офицеры, пришедшие на должности начальников лабораторий и старших научных сотрудников, не имеющие кандидатских степеней, должны к концу квартала разработать и утвердить планы подготовки и защиты своих кандидатских диссертаций. Те сотрудники, у которых диссертационная работа близка к завершению, рапортом доложить степень готовности и примерную дату готовности.

В соответствии с этим приказом я написал рапорт начальнику отдела с просьбой об утверждении темы моей диссертации: «Прогнозирование надежности аппаратуры АСБУ на основе комплексной оценки условий и параметров ее эксплуатации».

 Предполагалось, что при оценке надежности выполнения боевой задачи должна была учитываться не только надежность функционирования самой аппаратуры АСБУ, но также надежность работающих на ней операторов. Кроме того, требовалось разработать методику прогнозирования отказов аппаратуры с учётом ее старения на основе измерения электрических параметров аппаратуры при проведении очередного технического регламента, Подобная формулировка широкого плана давала мне возможность вести исследования в нескольких направлениях, а затем выбрать наиболее перспективное.

Для оценки надежности необходимо иметь достоверную статистику по отказам этой аппаратуры. Эту статистику должна собирать и обрабатывать лаборатория Романенкова. Но ее новые сотрудники ранее никогда ранее не занимались подобным, следовательно, мне надо помочь нашей первой лаборатории организовать получение достоверной информации. Я предложил свою помощь Романенкову, и он согласился.

На первом совещании отдела Богдановский рассказал нам о своей поездке на Урал, в Свердловск и Уфу, чтобы там через военкомат отобрать для службы в НИИ-4 младшими научными сотрудниками инженеров, недавних выпускников тех ВУЗов, где были военные кафедры, которые имели соответствующее  профильное образование.

Желающих жить и служить в Подмосковье и получить здесь квартиры оказалось в несколько раз больше, чем требовалось! Поэтому ему было из кого выбирать. Богдановский после обстоятельной личной беседы с каждым желающим отобрал для управления 15 лучших инженеров с наибольшим  учебным баллом и с хорошими характеристиками. Военкомы должны оформить их призыв в армию. Через три недели они должны прибыть к нам в управление.

Из других отделов после защиты кандидатских диссертаций к нам были назначены: майор  Колесник Григорий  Сергеевич и гражданский сотрудник. Грицюта Петр Алексеевич.

Отдел укомплектовали младшим техническим персоналом. Итак, отдел эксплуатации средств АСБУ был почти сформирован. Подобным образом были сформированы другие научные отделы в трех, вновь созданных управлениях.

Одновременно с приказом «О создании новых управлений…», начальником НИИ‑4 был издан приказ «Об ускорении строительства нового 107‑го корпуса…», в котором предполагалось их разместить. Этим же приказом полковнику Долгову В. Т. предписывалось возглавить работы по планированию размещения личного состава управлений, а также оснащению нового корпуса лабораторным и научным оборудованием.

Какие же события в мире предшествовали созданию в НИИ‑4 новых научных управлений?

Причина создания в НИИ-4 новых научных подразделений.

Вторая половина 70-х. Холодная война между СССР и США продолжается. После окончания Карибского кризиса США были вынуждены убрать свои ракеты средней дальности с территории Европы. Успехи США в ракетно‑ядерных технологиях позволили им создать ракеты межконтинентальной дальности, которые могли нанести ядерный удар по СССР со своей территории. И США стали активно готовиться к настоящей, ядерной войне. Это все понимали. Надо было в максимально короткие сроки устранить наметившийся серьезный дисбаланс в наших стратегических вооружениях.  С середины 60-х на боевое дежурство были поставлены десятки полков, вооруженных МКР. Количественно мы сократили разрыв в области МКР, но существующие средства связи и вся система управления ракетным вооружением значительно отставали от современных требований.

Управление частями и соединениями осуществлялось с временно оборудуемых командных пунктов, оснащенных устаревшими системами связи, не защищенными или слабо защищенными как от радиопомех и поражающих факторов ядерного оружия, так и от возможности взлома криптографической защиты. Практически, не было современных, защищенных каналов связи.

Перед переводом в НИИ-4, я служил в должности помощника главного инженера дивизии по системам радиоуправления ракетами. Первые ракетные полки в нашей дивизии и в других дивизиях РВСН имели на вооружении только наземные ракетные комплексы типа 8К64 и 8К75. А США в это время оснащали свои войска межконтинентальными жидкостными ракетами с шахтным хранением и наземным пуском. При получении команды подготовки к пуску, ракета подъемником поднималась из шахты на поверхность. Там ракета заправлялась компонентами горючего, проходила проверку автоматики и стояла в готовности к пуску.

Это было временным решением, поскольку в США полным ходом шло завершение работ по оснащению войск малогабаритной твердотопливной, не требующей заправки МБР «Минитмен» шахтного базирования с пуском непосредственно из шахт.

Мы были в роли «догоняющих». У нас было принято решение хранить в шахтах ракеты полностью заправленными и проводить пуск непосредственно из шахты. Это было прогрессивное решение, но оно потребовало решения многих сложных проблем и дополнительного времени на их решение. А обстановка требовала приблизиться к паритету в ядерных силах сдерживания в самые короткие сроки.

Учитывая это обстоятельство, для минимизации сроков ввода объектов, было принято решение начать их строительство только в наземном варианте одновременно с началом летно-конструкторских испытаний (ЛКИ) данной ракеты на полигоне. Одновременно вести подготовительные работы по шахтным комплексам. И только после положительных результатов первого этапа наземных ЛКИ ракет для шахтного варианта, начать строительство в позиционных районах шахтных комплексов. Строить в упрощенном варианте, с малой степенью заглубления.

Не было защищенных командных пунктов в штабах ракетных армий и дивизий. Номинально были только внештатные КП, организованные непосредственно в обычном, типовом здании штаба. Мне непонятно, почему при проектировании не был предусмотрен защищенный бункер непосредственно под зданием штаба или в близости к нему. Предполагалось, что приказ на пуск ракет будет поступать с ЦКП и ЗЦКП непосредственно в полки. Но оказалось, что осуществить эту идею с помощью имеющихся в РВСН средств было практически невозможно.

 Для ускорения обработки информации на центральных командных пунктах появились ЭВМ «Весна». Это, по существу, были ЭВМ типа БЭСМ-6, достаточно надежные и, хорошо показавшие себя ранее в работе. Их модернизировали под решение войсковых задач. Для надежности вычислительный комплекс состоял из двух спаренных ЭВМ.

Но разработка программного обеспечения для ЭВМ «Весна» опаздывала, и поэтому эти ЭВМ начали поступать в войска без полного комплекта необходимого программного обеспечения. Специализированных организаций для разработки требуемого для войск прикладного программного обеспечения не было. Не было ясности и по составу этого программного обеспечения. Не был решен вопрос о приоритетности разработки программного обеспечения.

В Академии и высших училищах только приступили к подготовке специалистов по ЭВМ. Поэтому спешно организовали курсы по их подготовке. Практически, эти курсы оказались чистейшей профанацией, поскольку нельзя за короткий срок из лиц, не имеющих соответствующего базового образования, подготовить квалифицированных специалистов.

Из-за отсутствия специалистов по программированию текущих задач, работу по разработке программного обеспечения возложили на персонал, обслуживающий ЭВМ «Весна» на ЦКП и на сотрудников ВЦ НИИ‑4 МО.

Вспоминаю, что, когда я прибыл в июле 1963года в штаб Владимирской армии, на мою просьбу направить для прохождения службы на ВЦ армии, кадровик ответил, что штаты для ВЦ открыли, но команды на комплектование не поступило. Руководство, видимо, не знало, что подготовка специалистов, способных грамотно работать на ЭВМ, занимает обычно не менее двух-трех лет. Решили сэкономить на денежном содержании офицеров ВЦ.

Ранее я стал жертвой подобного решения. После окончания адъюнктуры меня направили в распоряжение Управления кадров РВСН с целью определения места моей дальнейшей службы. Рекомендовался перевод в ВЦ НИИ-4, согласно специализации. В условиях назревавшего Карибского кризиса Главкомом было принято решение о срочном доукомплектовании офицерским составом ракетных частей, которые готовы в ближайшее время заступить на Боевое дежурство. Меня, как специалиста по вычислительной технике, назначили не в штат будущего ВЦ, а начальником группы боевой телеметрии. Это несмотря на то, что в процессе испытаний комплекса было принято решение об исключения этой аппаратуры из состава комплекса. Но штат, открытый ранее для этого комплекса, был сохранен!

До испытания ракеты 8К64 предполагали, что аппаратура позволит определить, соответствие траектории полета полетному заданию на поражение цели. Если телеметрия показывает, что ракета после пуска полетела «не туда, куда надо», то по этой цели надо пустить другую ракету.  Обслуживать системы боевой телеметрии должна Группа боевой телеметрии. Но при подготовке пуска ракета взорвалась на старте, погибло около сотни человек, включая Командующего Ракетными войсками маршала Неделина и Главного конструктора системы боевой телеметрии Коноплева. Поэтому было принято решение «Об исключения аппаратуры боевой телеметрии из состава комплекса 8К64». Но кадровикам, видимо, об этом не было сообщено, или они просто «проморгали». Поэтому в штатах комплекса должности не сократили.

Подобные случаи говорят об отсутствии у руководства РВСН системного подхода в планировании развития, неспособности элементарного предвидения ситуаций с кадрами и полнейшей чиновничьей тупости и глупости.

Когда я прибыл в Козельскую дивизию, то узнал, что несколько офицеров по специальностям «двигателисты» и «механики» из кадрированных полков были направлены в Москву на курсы подготовки программистов для ВЦ дивизий и армий. На автоматизированном комплексе 8К75 эти специалисты были не нужны, но их держали в «запасе» в штате. Эти кадровики и не подозревали, что надо использовать «опережающее планирование». Этот случай еще раз подтверждает, сказанное мной ранее.

Самым узким местом в РВСН оставалась устаревшая система передачи кодированных сообщений на запуск ракет, система оперативного изменения назначенных целей для ракет, получения докладов из частей о выполнении пусков ракет и т. д.

В то время составу дежурной смены надо было вручную кодировать и раскодировать с помощью кодировочных таблиц, все принимаемые и передаваемые сообщения. Из своего личного опыта службы в Козельской Ракетной дивизии, могу констатировать, что расшифровка даже простого сообщения занимала 5-7 минут, сложного – 15-25 минут. После расшифровки сигнала, его еще надо было снова зашифровать вручную и передать во все ракетные полки по обычным каналам связи. При такой системе передачи сообщений общее время доведения приказа с ЦКП до полка было недопустимо большим. Если среднее время подлета ракет из США 30-40 мнут, то, что нас ожидает в случае военного конфликта!?

Необходимо было срочно переходить к принципиально новой системе автоматизированного управления войсками и полной замены устаревшей аппаратуры связи РВСН. Но почему об этом не подумали наши военные стратеги заранее? Могут спросить, а где была наша наука? А ученые из НИИ-4 еще десять лет назад обосновали необходимость создания подобной системы в войсках. Они предложили пути ее решения и структуру системы. Но, почему-то их предложения в Главном штабе РВСН были задвинуты в дальний угол!

Решение о начале подобных работ руководством страны было принято только тогда, кода подобную систему приняли на вооружение в США. Опять мы, по глупости «стратегов» оказались в числе догоняющих!

Несмотря на отсутствие заказа, исследования в этом направлении в НИИ‑4 продолжались. Поэтому, как только поступила команда сверху, работы по разработке АСУ возобновились без задержки. Этому способствовали результаты исследований, проведенных ранее в 7-м Управлении связи НИИ-4 МО.

Для надежного управления войсками в кризисных ситуациях требовалось разработать средства связи, основанные на новых, современных принципах, неуязвимые для помех и обладающие высокой надежностью и стойкость к ЭМИ.

Большой объем задач, требующих оперативного решения, потребовал создания, в дополнение к имеющемуся в НИИ-4 7-му управлению, еще двух профильных управлений – 8-го и 9-го. Вскоре состав управлений был определен.

7-е управление стало заниматься только перспективами развития средств связи и систем боевого управления. 8-е управление всеми вопросами, связанными с эксплуатацией АСБУ, 9-е управление вопросами, связанными со средствами проводной и радио связи. Руководящие должности в новых управлениях заняли перспективные сотрудники из прежнего 7-го управления. Естественно, появились новые вакансии и должности в среднем звене. Эту объединенную группу из трех управлений занимающихся всей тематикой боевого управления и связи в РВСН возглавил к. т. н. полковник Долгов Виктор Тихонович.

Новые научные управления появились в результате выполнения большой и напряженной научно-технической работы в существовавшем головном отделе.

Работы по созданию АСУ военного назначения

Этот период работы описан в одной из статей в Юбилейной книге, посвященной 70-летию НИИ-4 – «В поиске стратегического равновесия»[1]:

«Развертывание работ по созданию АСУ военного назначения в начале 1960-х. годов началось с проведения в Институте системно-технических исследований по применению полупроводниковых приборов для объектов ракетной техники. Группой научных сотрудников под руководством В. И. Ануфриева, в которую входили Г. Г. Камелъ, Г. И. Хватов, П. И. Сорока, А. Г. Вышкварко, впервые в нашей стране были детально разработаны принципы построения автоматизированной системы боевого управления РВСН, а также выпущен эскизный проект такой системы». «Одновременно были разработаны полная схема построения феррит-транзисторных элементов и логические схемы блоков аппаратуры автоматизации на их основе. В 1962 году научным отделом Института, возглавляемым А. Я. Клементенко, конструкторским бюро и Экспериментальным заводом при НИИ-4, были спроектированы и изготовлены экспериментальные макеты звеньев АСБУ. В этой работе, кроме вышеназванных сотрудников, активное участие принимали: В. Н. Деминов, В. Н. Круглов, В. В. Галкин, В. К. Чесноков, С. Ф. Курилов, Н.Д. Степанов, Е. Н. Генералов, А. Ф. Терещенко, В. П. Мураховский, О. М. Смирнова.

Созданная в Институте аппаратура АСБУ успешно прошла испытания на реальных линиях связи в войсках. Межведомственная комиссия, возглавляемая академиком Б. Н. Петровым, дала положительную оценку выполненным работам и рекомендовала начать ОКР в промышленности по созданию автоматизированной системы боевого управления Ракетными войсками и ракетным оружием стратегического назначения».

Примечание. К этой выдержке из книги можно добавить пояснение самого Саши Вышкварко. Мы были друзьями еще в Академии (см. «Мы – Академики»). Как он рассказал: «Первую НИР по АСУ мы начали выполнять в инициативном порядке, без задания сверху. При этом руководство управления нас упрекало в ненужном фантазерстве…». По его словам, в то время Ануфриева в их группе еще не было!

Кроме того, действительность была не такой радужной, как описали авторы статьи в Юбилейной книге. Сотрудникам НИИ-4 пришлось экспериментально доказывать командованию РВСН достоинства предлагаемой концепции Автоматизированной Системы Боевого Управления (АСБУ).

В то время, отечественная электронная промышленность из-за низкого уровня технологической дисциплины на предприятиях радиопромышленности выпускала транзисторы с низкими и нестабильными показателями надежности. Поэтому конструкторами Опытного завода НИИ-4 были разработаны феррит‑транзисторные элементы повышенной надежности, на основе которых были спроектированы и изготовлены экспериментальные макеты нижних звеньев АСБУ. При этом не обошлось без трагикомического случая, который мог привести к непредсказуемым последствиям. Это рассказал мне другой «спецнаборовец» из МАИ – Володя Деминов, который был основной двигательной силой в разработке, монтаже схем и отладке опытного экземпляра аппаратуры АСБУ:

«На заключительный этап проверки аппаратуры АСБУ пригласили командующего РВСН маршала Неделина. За несколько часов до его приезда произошел отказ одного из блоков отображения информации. Запасные блоки еще не были изготовлены заводом. Оперативно устранить неисправность в блоке не удалось. Подключили отладочный пульт непосредственно к главному пульту систем – отображение идет нормально. Что делать? Отменить показ маршалу Неделину – значит поставить крест на многолетнем труде большого коллектива и задержать внедрение системы АСБУ в РВСН!? Кто-то предложил рискованное решение – провести демонстрацию работы системы с отладочного пульта. Руководитель разработки Долгов, после некоторого раздумья санкционировал такое решение. А куда денешься!

Я, как самый малогабаритный, должен забраться с отладочным пультом под стол, меня прикроют. По командам буду нажимать на кнопки отладочного пульта, которые были аналогичны реальным кнопкам аппаратуры. Индикация прохождения команд будет работать, как в штатном режиме».

Демонстрация работы системы АСБУ маршалу Неделину прошла успешно. Присутствующие и сопровождающие лица показом работы системы АСБУ остались довольны. Командованием РВСН было принято решение провести испытание макета системы АСБУ непосредственно в войсках на реальных каналах связи. Место испытаний – 50-я Смоленская армия.

Выше я приводил описание этих испытаний АСУ, изложенную авторами в Юбилейном сборнике.

Несколько иную интерпретацию хода этих испытаний излагает в своих воспоминаниях начальник командного пункта 50-ой армии полковник Баштаненко Ф.А., который был Начальником командного пункта дивизии:

«…Наряду со строительством КП шла разработка новых видов и средств связи и управления. 4-й научно-исследовательский институт Министерства обороны разработал и изготовил опытный экземпляр автоматизированной системы управления АСУ полкового звена. Приказом Главнокомандующего РВ этот образец испытывался в 24-й ракетной дивизии, а я был назначен председателем комиссии по ее войсковым испытаниям.

Заложенные в АСУ принципы управления Ракетными войсками, в основном, соответствовали предъявляемым требованиям, однако аппаратура была слишком громоздкой и не вписывалась в уже построенные ранее сооружения командных пунктов полков и дивизионов. Более того, при испытаниях возникало большое количество сбоев, что значительно превышало установленный допуск. В акте комиссии и докладе начальнику Главного штаба генерал-полковнику Никольскому М.А. были отмечены все эти недостатки, и сделан вывод в качестве рекомендации: подобную АСУ в Ракетных войсках не внедрять. Конечно, при этом и я, и другие члены комиссии нажили себе «врагов». Но что поделать, мы исходили из того, что прежде всего необходимо было поддерживать достоинства аппаратуры, а не честь мундира».

Прокомментирую последнее высказывание полковника Баштабенко, об испытании АСУ в войсках: «Подобную АСУ в Ракетных войсках нельзя внедрять!».

Если бы я был Главкомом, то за подобное решение я у такого «Председателя» снял бы с его погон «лишнюю» третью звездочку. Скажу грубо: – «Таким безмозглым нельзя доверять руководство любыми комиссиями!»

Он, по существу, решил единолично остановить процесс автоматизации всей системы боевого управления РВ. А по занимаемой должности он должен был сказать: «Рекомендовать АСУ для внедрения в войска, но с использованием более надежной элементной базы». А что касается уменьшения габаритов, то грамотный инженер должен чувствовать прогресс развития техники.

Похожий случай произошел со мной ранее, еще в Отделе тренажеров. Тогда начальник отдела полковник Клычников высмеял мою идею использования ЭВМ, как главного и универсального управляющего элемента всех будущих тренажеров. Спустя некоторое время начальника сняли, а ЭВМ сейчас – главный элемент любого сложного тренажера!

К счастью, вышестоящая Межведомостная комиссия состояла из мыслящих людей. Ее решением было рекомендовано начать конструкторскую разработку в промышленности АСБУ для РВСН. При этом НИИ 4 МО был определен как головная организация. Разработку АСБУ было поручено проводить на конкурсной основе двум организациям: Особому конструкторскому бюро Ленинградского политехнического института, возглавляемому Тарасом Николаевичем Соколовым и конструкторскому бюро НИИ автоматической аппаратуры Минрадиопрома, возглавляемому В.С. Семенихиным.

АСБУ получила шифр «Сигнал». Задачами НИИ 4, после начала разработки АСБУ «Сигнал» являлись научно-техническое сопровождение работ по созданию системы и непосредственное участие в их проведении.

В 1967–1968 годах в результате плодотворной и напряженной работы всех участников проекта аппаратура АСБУ «Сигнал» успешно прошла все войсковые испытания и 17.01.1969 года была принята на вооружение РВСН.

Конструкторскому коллективу под руководством Соколова Т.Н. пришлось выдержать немалую конкуренцию с другим конкурсантом на получение выгодного заказа - конструкторским бюро Семенихина В.С. Их разработки отличали разные пути построения и реализации аппаратных решений, а также принципиально разная элементная база. Соколов использовал общую структуру АСБУ, ранее выбранную разработчиками в НИИ-4, аппаратура которой представляла собой специализированную вычислительную систему. Транзисторы отечественного производства в 60-е годы имели по сравнению с современными транзисторами чрезвычайно низкую надежность. О катастрофически низкой надежности первых серийных экземпляров транзисторов, я ранее написал в Главе 9 «Настоящая работа». В проекте АСБУ Соколов Т.Н. практически отказался от их  использования. Транзисторы были оставлены только в схемах генераторов тактовых импульсов (ВТГ), которые для надежности имели тройной горячий резерв. Кроме того, используемые в блоке ВТГ транзисторы перед монтажом проходили тщательный отбор и горячую прогонку при повышенной температуре. Логические операции в аппаратуре выполняются в троичной системе счисления, что позволило примерно на 25% сократить общее количество логических элементов и, следовательно, общий объем аппаратуры.

На это время пришелся пик использования ферритовой памяти для ЭВМ. Ферритовые матрицы памяти обладали высочайшей надёжностью и малыми габаритами. Нашей промышленностью было освоено массовое производство малогабаритных, до диаметра 1мм, (в США – до 0,25 мм), ферритовых колец. Феррит-ферритовые логические элементы, используемые в аппаратуре АСБУ, представляли собой  совокупность миниатюрных ферритовых колец (диаметром 1мм), прошитых тончайшими проводами. (См. фото, Линейка с делениями 1мм). По своим суммарным габаритам феррит-ферритовые логические элементы могли конкурировать с появившимися тогда гибридными транзисторными логическими элементами.

Другим немаловажным достоинством феррит-ферритовых логических элементов была их устойчивость к радиации и электромагнитным помехам, что немаловажно для систем АСБУ.

Существенным недостатком малогабаритных элементов на основе ферритовых колец была большая трудоёмкость их изготовления, поскольку, прошивка сердечников проводниками являлась операцией, требующей значительных затрат ручного труда. В цехе прошивки логических блоков несколько десятков молодых монтажниц в буквальном смысле специальными иглами «шьют» «начинку» логических блоков. Прошивка выполнялась особыми «иголками» на специальном кондукторе, имеющем на своей поверхности рисунок монтажа и фиксаторы ферритовых колечек. В логических блоках надо было «прошить» тремя-четырьмя проводами от 500 до 2000 колечек. Я специально достаточно подробно описал процесс изготовления логического блока, чтобы дать некоторое представление о высокой трудоемкости его изготовления.

Конкурент КБ Соколова Т.Н., КБ Семенихина В.С., в основу построения аппаратуры АСБУ решило использовать несколько модернизированную структуру универсальной вычислительной машины. Это давало возможность использовать разработанные ранее серийные элементы, что значительно сокращало сроки проектирования, начальные затраты на проектирование и производство АСБУ. Кроме того, выбранная структура ЭВМ давала возможность не только достаточно оперативно менять алгоритм работы АСБУ, но и перенести возможность изменения алгоритма из аппаратуры в область программирования. Это повышало тактические характеристики АСБУ. Однако, массовое использование транзисторов в АСБУ в то время оказалось губительным для разработчиков. То, что было приемлемо для аппаратуры гражданского назначения, оказалось неприемлемым для использования в военной аппаратуре. Несмотря на принятые беспрецедентные меры по специальному отбору транзисторов для производства аппаратуры, не удалось снизить частоту отказов ниже установленного в техническом задании уровня. Поэтому Межведомственная комиссия проект Семенихина забраковала. Произошло то, что должно было произойти.

Ранее я отмечал, что из-за низкой надежности используемых транзисторов отказались от системы радиоуправления полетом РУП для ракет Р‑5 и УР‑100.

Отдел надежности и эксплуатации АСБУ набирает силу.

Прибыли лейтенанты

Наконец, в марте 1969 г к нам прибыло молодое пополнение младших научных сотрудников – новоиспеченные инженеры-лейтенанты, окончившие гражданские ВУЗы: Галкин Юрий Федорович, Ивлев Борис Евгеньевич, Луценко Александр Григорьевич. Муравьев Лев Николаевич, Овчинников Михаил Михайлович, Штолин Владимир Иванович, Ленмар Акимов, Балакирев Валерий. Богдановский в то время принял, на мой взгляд, очень правильное и разумное решение. Всех молодых лейтенантов он закрепил за опытными старшими научными сотрудниками. Мне дали под начало троих: Александра Луценко, Валерия Балакирева и Михаила Овчинникова. Они стали трудиться по научной теме, в которой я был ведущим специалистом.

Все прибывшие лейтенанты оказались очень старательными, толковыми и активными. Они с увлечением и энтузиазмом включились в научную работу.

Боглановский посоветовал им, «не откладывая на потом, подготовиться и сдать общие экзамены кандидатского минимума». У нас при Доме офицеров работали на постоянной основе курсы по совершенствованию знаний английского языка. Там была специальная группа по подготовке аспирантов и соискателей к сдаче общих экзаменов кандидатского минимума.

С полигона Капустин Яр прибыл, наконец, начальник нашего отдела, полковник Коваленко Иван Дмитриевич, подвижный, худощавый, небольшого роста. Голос тихий, мягкий, вежливый. На полигоне он был командиром на центральном узле связи. Коваленко был чистым связистом. Имел знак «Почетный связист». Но он, не имел, ни малейшего представления об аппаратуре АСБУ, не имел опыта научной работы. Коваленко был очень упорным и стал добросовестно постигать азы руководства научным коллективом. Главное, он умел очень заинтересованно и внимательно слушать. Не стеснялся спрашивать вещи, которые не знал. Быстро схватывал суть вопроса. Он никогда не позволял себе высокомерное отношение к своим подчиненным. По-отечески был внимателен к молодым лейтенантам. Лично с ними занимался строевой подготовкой и уставами. Делал это очень тактично. Всю общую, организационную работу в отделе он взял на себя, предоставив своему заместителю Богдановскому полную свободу принятия решений в научных вопросах. Таким образом, фактическим руководителем научных исследований был подполковник Богдановкий.

Богдановский был всегда очень вежливым, спокойным, контактным, культурным и весьма демократичным начальником. Я ни разу не слышал, чтобы он повышал голос, кричал или ругался. Но была у него пагубная привычка, которая, к сожалению, его рано сгубила – он был неисправимый, непрерывно курящий заядлый курильщик. Даже на демонстрации, при фотографировании (см. фото ниже) он с сигаретой.

Отдел на Октябрьской 1979г. демонстрации. Слева направо: майор Стояновский, лейтенант Галкин, жена лейтенанта Акимова, начальник отдела, полковник Богдановский, подполковник Ягунов, лейтенант Луценко. Впереди Алеша Ягунов (в военной шапке), младший сын Богдановского Андрей, сын лейтенанта Ленмара Акимова Руслан (его отец нас фотографирует моей камерой).

Свою карьеру Богдановский сделал на партийном поприще. Был членом парткома управления, потом членом партийной комиссии в Институте. Богдановский был, мягко говоря, не особенно теоретически подкован, но, имея большой жизненный опыт и природную сметливость, не только быстро понимал суть решаемой проблемы, но мог оценить ее значимость и предложить некоторые методы ее решения. С полковником Долговым В.Т., руководившим тремя нашими управлениями, он служил вместе несколько лет и пользовался его полным доверием. Подполковник Богдановский еще до прибытия в наш отдел, прошел предварительную защиту кандидатской диссертации и часто засиживался в отделе до позднего вечера над ее доработкой.

Службу в СА Богдановский начал, будучи еще мальчишкой, во время Отечественной войны. Он жил тогда в Крондштате, и сразу с ее началом сменил среднюю школу на школу юнг. Вместе с ним в школе юнг был и наш Фирик Гатнанович Шарипов. Окончил Богдановский школу юнг с отличием. Затем окончил Высшее Военно-морское инженерное училище связи.

Богдановскому удалось создать из новых сотрудников отдела хороший дружный научный коллектив. Значительная разница в возрасте старших и младших научных сотрудников, позволила исключить неблагоприятный фактор карьерного роста.

Начальники лабораторий и старшие научные сотрудники были подполковниками, а большинство м. н. с. – лейтенантами. Поэтому старшие без всякой предвзятости способствовали научному росту молодых. Каждый старший офицер руководил 2-3 младшими, то есть, получилось слияние опыта и знаний с молодой активностью.

Между всеми сотрудниками отдела сложились хорошие дружеские отношения. Это способствовало нашей творческой и научной активности. Гражданские инженеры, ставшие вдруг военными инженерами, постепенно, без всякого насилия, входили в служебные, военные будни. В НИИ-4 тогда шло интенсивное строительство жилья, поэтому женатые сразу получили квартиры.

Уже через год они с гордостью и достоинством носили военную форму!

Забегая вперед. Впоследствии все трое моих подопечных защитили  кандидатские диссертации. Балакирев и Луценко стали начальниками отделов –  полковниками, а Миша Овчинников (правда, не без помощи отца) стал генералом –  начальником одного из управлений Росвооружения.

В день рождения каждого сотрудника Богдановский В.Г. всегда приходил в лабораторию и поздравлял именинника. Ближе к полудню устраивали общее чаепитие и именинника отпускали домой.

Невольно мне вспомнился эпизод (1954г.) о том, как нас, тоже вчерашних студентов (Спецнабор 1953), прибывших в часть, командир 85‑й инженерной ракетной бригады РВГК, генерал встретил словами:  ««…Мы академиев не кончали, но между протчим – генералы, а вы инженера (ударение на последней букве) будете у меня грязную технику драить и портянки солдатские нюхать, пока не поумнеете!...». Весьма радушный прием! После такой встречи у нас, молодых лейтенантов, тогда появилось желание – «Сбежать из такой армии и, как можно, быстрее!» К, сожалению, в последующие годы, значительная часть «институтских лейтенантов» так и поступила.

Занятия по программированию

Дело в том, что когда начальник Отдела программирования средств управления, майор Кобзарь, пришел из ВЦ во вновь созданный отдел нашего 8-го Управления НИИ‑4 МО, то обнаружил, что более половины сотрудников, пришедших из Академии, не владеют языками программирования. Пошел на ВЦ в поисках преподавателя, а там ему сказали, что у них в Управлении есть свой такой кадр, который пришел из 6-го управления эксплуатации.

Майор Кобзарь обратился к Богдановскому с просьбой, чтобы я провел с сотрудниками его отдела в течение двух-трех месяцев лекций и семинары по изучению Операционной системы и программного обеспечения ЕС ЭВМ, включая языки программирования: FORTRAN и PL‑1.

Заместителем начальника Отдела был подполковник Сивоклоков. Он высказался против приглашения «варяга» для занятий с сотрудниками отдела. Тогда майор Кобзарь предложил ему самому провести эти занятия. Он ответил:

– А кто тогда будет выполнять мои обязанности?

– Ну, это только первая половина дня…

Сивоклоков отказался проводить эти занятия. В конечном результате мою кандидатуру утвердил начальник управления полковник Пятаков. Так я стал впервые преподавателем!

Я в течение двух месяцев проводил занятия с сотрудниками отдела программирования. Основной упор был сделан на программирование на ФОРТРАНЕ задач обработки данных, получаемых в результате проведения различных экспериментальных работ по системам боевого управления. Слушатели выполняли задания в соответствии с планами выполняемых НИР. Поскольку наши отделы соседствовали, то мы постоянно встречались и обменивались методами программирования. Что касается языка программирования PL-1, то от его использования многие отказались, из-за его повышенной сложности в отладке программ.

"Дядя Женя"

Однажды меня вызывает Богдановский и спрашивает:

– Евгений Анатольевич, ты давно занимаешься вопросами диагностики отказов аппаратуры?

– Да, аппаратуры и «человека‑оператора».

– Ну, я так и сказал Дяде Жене. Он просит зайти и проконсультировать по некоторым вопросам диагностики.

– Прямо сейчас?

– Да, он тебя ожидает.

Захожу, докладываю.

– Здравствуй, проходи, садись. У меня к тебе просьба, конфиденциальная. Мне дали несколько статей по диагностике для отправки на депонирование. Надо доложить о них на совете Института. У меня возникло подозрение, что «пахнет плагиатом». Возьми и посмотри здесь.

И «Дядя Женя» протягивает десять сброшюрованных, отпечатанных на машинке статей, не секретных.

Смотрю, первый автор всех статей Ануфриев, Другие авторы - знакомые мне ребята-майоры из его отдела. Листаю, читаю, рассматриваю таблицы, графики, рисунки. Чувствую, что я это уже это где-то видел. Но, где? Просматривая третью статью, увидел знакомый график. «Бессонов?», ну конечно – Бессонов, «Диагностика…»! Я воскликнул: «Нашел»!

«Дядя Женя» спрашивает:

– Что нашел?

– Знакомый график!

– Откуда?

– Из книги Бессонова «Диагностика…», первое издание, выпущено было малым тиражом, около 500 экземпляров. Во втором издании график немного другой.

– Уверен?

– Точно, обе книги у меня дома есть, Евгений Иванович!

– Евгений Анатольевич, тебе задание. Складывай все статьи в портфель и никому ничего не говори. Иди домой, тщательно проверь по книгам все места плагиата, отметь, запиши. Богдановскому скажи, что я дал тебе срочное задание. Завтра в одиннадцать приходи.

Пошел к Богдановскому, доложил, что «Дядя Женя» дал срочное задание. Ждет с докладом в одиннадцать. Богдановский жестом молча, показал:

– «Помалкивай»!

Дал мне пропуск на вынос портфеля.

Дома нашел обе книги Бессонова А. А. Прогнозирование характеристик надежности автоматических систем. Первая издана в местном институтском издательстве тиражом всего в 300 экземпляров, вторая книга вышла массовым тиражом в издательстве: Энергия, 1971. Вторая книга почти идентична первой. Но издана более качественно, исправлены опечатки и изменена одна таблица.

Когда я учился в адъюнктуре Ростовского ВКИ, мой руководитель полковник Шубравый говорил, что книги, изданные малым тиражом особо ценны для аспирантов. Можно «передирать» ее содержание с малой вероятностью, что тебя поймают на плагиате! Видимо на это рассчитывал Ануфриев, разделив часть первой книги на 10 статей, предназначенных для рассылки на депонирование. Об этом свидетельствовало наличие технических опечаток первой книги.

Не понятно, зачем это было нужно Ануфриеву? У него уже было несколько десятков научных трудов и публикаций. Может и те, другие, публикации были подобного рода!?

У меня не укладывается в голове, как может начальник отдела, воспитатель научных кадров, организовать поточное написание фальсифицированных научных статей, плагиата в чистом виде. Воспитывать изначально лжеученых? И этому присуждают Государственную премию за «успехи» в науке! Позор!

На Ученом Совете полковник Яковлев доложил о плагиате. За «вынос сора из избы» его вскоре уволили. Видимо руководству НИИ-4 выгодно было иметь подобных «ученых»!

. 

Сбор и обработка информации об отказах аппаратуры АСБУ

Вскоре после моего перехода в отдел надежности встал вопрос о сборе статистики отказов аппаратуры боевого управления. Лаборатория Романенкова Н.А. занималась сбором и обработкой данных по отказам аппаратуры систем БУ. Данные об отказах приходили в НИИ-4, в виде карточек отказов из всех армий РВСН.

Карточку отказов и методику ее обработки заимствовали у связистов, но она не предполагала какую-либо автоматизацию, и обработка была очень трудоемкой. После получения карточек отказов данные, содержавшиеся в них, переписывались по мере поступления в специальный журнал. Отчет предусматривал отчетность по каждому типу изделия. Поэтому сначала составлялся черновик отчета по каждому изделию. Для этого приходилось многократно перелистывать журнал для поиска, сортировки и обобщения нужных сведений, поэтому подготовка данных для отчета занимала не только много времени, но была очень утомительной работой. Часто приводила к ошибкам. Группу обработки информации возглавил лейтенант Акимов Ленмар. Черновую работу по переносу данных с карточки отказов в журнал выполняла очень аккуратная и внимательная техник Клава Карпенко. (18 лет спустя, она успешно руководила Отделом Социальной защиты в Администрации г. Юбилейного.)

Но время не стоит на месте. Карточка отказов, приемлемая для связистов, оказалась мало пригодной для нас в силу своей ограниченной информативности. Иногда не хватало некоторых сведений для составления ежеквартальных оперативных отчетов об отказах аппаратуры АСБУ, которые выпускала лаборатория.

Начальнику лаборатории Романенкову я обещал оказать помощь сотрудникам лаборатории в разработке бланков отказов аппаратуры АСБУ и в организации оперативной обработки информации. Поэтому я стал обдумывать, как рационализировать сбор и обработку данных.

Ранее, в Козельске, у меня был первый опыт использования карт с краевой перфорацией для сбора статистики отказов по аппаратуре системы РУП ракеты Р-9М. Когда я прибыл в НИИ-4, я предложил использовать эти карты для создания локальных справочных систем поиска для отдела, а также справочных картотек с механизацией быстрого поиска. Некоторые отделы нашего 6-го управления стали их использовать. Удалось практически реализовать подобные системы в двух подразделениях НИИ-4: Отделе информации и Центральной общей библиотеке.

Использовать в нашем отделе методику обработки информации, принятую в отделе надежности 6-го управлении мы не могли в силу не только ее громоздкости и архаичности. У нас общий объем информации был на порядок меньше. Там содержание карточек отказа переносили сначала в отдельные журналы по типам и видам техники. Только после проверки правильности записей данные по каждому отказу кодировались, затем операторы переносили  (набивали) их на обычные, 80-ти колонковые перфокарты. На каждой перфокарте можно было записать всего до 80-ти цифр или кодов букв, т. е. сведения с одной карточки требовали набивки более 10 перфокарт. Кроме того, во избежание ошибок кодирования и набивки, набивка карт дублировалась. Затем набивки карт сравнивались. Перебивались ошибочные и т.д. и т.п. Сортировка и обработка данных производилась на допотопном и громоздком, релейном табуляторе, занимающему зал площадью более 100 кв. метров. Штат 12 человек, а у нас – это штат всей лаборатории. Кроме того, принятая система кодирования данных устарела и не позволяла использовать для обработки перфокарт современные ЭВМ.

Прежде чем предложить свой вариант карты для сбора и обработки статистических данных по результатам эксплуатации аппаратуры АСБУ я решил изучить существующие подобные информационные системы и одновременно определить главные параметры входной информации. Анализ, поступивших в отдел карточек отказов и аппаратный состав блоков аппаратуры АСБУ, позволил определить предварительный перечень возможных отказов. 

Я также узнал, что в ВИНИТИ используют подобные карты в своей информационно–поисковой системе. Съездив туда, ознакомился с используемой системой кодирования информации и определения поисковых признаков на картах с краевой перфорацией. Выбрал приемлемые для нас варианты и методы кодирования вырезов перфокарт. Кроме того, мне сообщили адреса производителей этих карт и производителей приспособлений для их сортировки.

Сделал несколько макетов карточек отказов на перфокартах с различными вариантами кодировки. Выбрал наиболее подходящие. Пришел к  начальнику первой лаборатории Николаю Романенкову со своими предложениями. Николай с интересом посмотрел мой макет карточки отказов на перфокарте и краткое описание методики ее использования. Посмотрел и попросил оставить ему для более подробного изучения. Также я оставил ему популярную брошюру по использованию подобных карт, изданную в Тартуском университете.

На следующий день, обсудив некоторые, возникшие у него вопросы, мы пошли с докладом к начальнику отдела полковнику Коваленко. Доложили ему о нашем предложении – создании новой улучшенной формы бланка отказов, выполненного на картах с краевой перфорацией. Пояснили, что использование новой карты избавит нас от излишней работы переписывания содержания карточки отказов в журнал. Карта позволит не только получать необходимую информацию об отказах аппаратуры из войск, но также проводить оперативно ручную сортировку по любым двум десяткам признаков. Для начала новую форму целесообразно использовать только для внутренней работы по сортировке отказов.

Коваленко сразу понял суть нашего предложения и не только его одобрил, а сразу предложил Романенкову оформить заказы на перфокарты (10 000шт.) формата А5 и на два устройства (кондуктора) для их сортировки.

Романенко быстро оформил заказ с предоплатой, для сокращения срока выполнения заказа.

Лейтенант Акимов получил от Романенкова задание – изучить методы использования карт с краевой перфорацией. Разработать свои предложения по их содержанию, заполнению и сортировке.

Пока ожидали получение перфокарт из Прибалтики, окончательно доработали содержание текста на перфокарте и отпечатали пробные образцы карт в нашей типографии (см. ниже).

Отвезли образцы для утверждения в Управление Начальника войск связи РВСН. Там одобрили нашу инициативу и приняли нашу форму в качестве стандартной для всей аппаратуры АСБУ, а также всех типов аппаратуры связи.

Как видно из фотографии, карта по всему периметру имеет парные отверстия. Кодирование производится путем вырезания специальным компостером продолговатых вырезов. В этой карте используется кодирование ключом 1 – 2-4  – 7. Вырезки делаются компостером на отверстиях, обозначенными цифрами, сумма которых дает вырезаемое число. Например, число 9 кодируется двумя короткими вырезами 2 и 7. Длинными одиночными вырезами кодируются цифры 1, 2, 4, 7. Ноль кодируется двумя короткими вырезами в позициях 4 и 7. Возможна и другая кодировка. Сортировки карт по нужному признаку происходила так.  Пачка карт помещалась в специальное устройство – кондуктор. Кондуктор представлял собой две металлические (или из пластика) пластины, имеющие по краям отверстия аналогичные отверстиям на карте. К первой пластине прикреплены направляющие, по которым вторая пластина может перемещаться. Пачка перфокарт помещается между пластинами и сжимается. Пластина фиксируется стопором. Вставляются сортирующие спицы в одну из сторон пластины кондуктора в соответствующие отверстия. Кондуктор приподнимается, стопор отжимается. Те карты, которые имеют сортирующий вырез, выпадают из пачки. Собираем их и анализируем результат отбора карт. При необходимости, отсортированные карты снова сортируем по новому признаку, и т.д.

Использование перфокарт с краевой перфорацией, более чем на порядок повысило оперативность и снизило трудоемкость первичного анализа для составления отчетов по надежности аппаратуры АСБУ. Кроме того, данные об отказах стало легче переводить на машинные носители. Используя сканер перфокарт с краевой перфорацией, стало возможно осуществлять автоматический ввод данных в ЭВМ.

Командировки вместо научной работы

Обязательства, данные всеми нами, назначенными на должности старших научных сотрудников, висели над нами как «Дамоклов меч»! Мы дали такое обещание, но взамен не получили от начальства гарантий не использовать нас постоянно на выполнении различных внеплановых «пожарных» работ. Не могу сказать за всех, но у меня соотношение времени на выполнение заданий «плана» и «НЕПЛАНА» в некоторые кварталы было или «один к одному, или еще хуже…

Так, за первую половину первого года службы в 8‑м управлении я «всего-навсего» пять раз побывал в командировках в войсках и три раза в КБ ЛПИ. При этом только одна из командировок в КБ ЛПИ по тематике совпадала с плановой тематикой. Кроме того, один раз я был назначен в комиссию по проверке боеготовности дивизии, в которой даже еще не была установлена АСБУ.

В октябре 1969 года был включен в состав Комиссии Главкома по проверке ЦКП РВСН, которая работала месяц. Хотя я проверял знание АСБУ у «направленцев ЦКП», но это никак не напоминало «научную работу». Эту проверку я запомнил надолго!

Проверка прошла нормально, но перед самым подведением итогов проверки я получил известие, переданное из НИИ-4 Богдановским, что моя мама в Кисловодске находится при смерти. Используя спецсвязь, позвонил из бункера ЦКП сестре Эмилии в Кисловодск и узнал о кончине мамы. Доложил председателю комиссии генерал–лейтенанту Иванову И. И.  Он, выразив мне соболезнование, отпустил мена, и, кроме того, дал указание соответствующей службе, забронировать мне место на рейс самолета в Кисловодск. Меня быстро доставили на машине в Болшево и, затем, в аэропорт к самолету.

Ушел из жизни мой авторитетный советчик и любимый человек. Еще в то время, когда умер папа, я принял решение – перевезти маму к себе, в Болшево. Но моя сестра Эмилия, убедила маму переехать к ней в Кисловодск, поскольку она сможет обеспечить ей хорошее медицинское обслуживание. Она медик – терапевт в санатории.

Когда я учился в институте, Академии и служил на полигоне, то считал своей обязанностью каждый отпуск проводить с родителями. После того как я женился, мы стали приезжать в отпуск всей семьей. В прошедшее лето я навестил маму в Кисловодске вместе с сыном Алешей.

Похороны родителей – это большая трагедия для каждого человека. Это всем приходится пережить!

Видимо, после этой «премьеры» - проверки ЦКП, я попал в «обойму» внештатных инспекторов ГШ РВСН по проверке БГ частей.

Это «доверие», к сожалению, сопровождало меня почти до конца службы в РВСН, создавая значительные дополнительные помехи в занятии наукой и руководством научной лабораторией. Бывало так. Только войдешь в «Тему…», нащупаешь пути решения поставленной задачи, как «Дан приказ ему на Запад…».

Активной моей работе над диссертацией в определенной степени способствовал начальник отдела полковник Богдановский В. Г., который постоянно интересовался ходом работы и говорил мне, что материала собрано и обработано вполне достаточно, и мне пора «закругляться». Оп старался, по возможности, не отрывать меня на командировки. Это было очень трудно, поскольку зам. начальника института генерал Долгов был одновременно еще и заместителем главного конструктора систем боевого управления. Главным Конструктором был Соколов Тарас Николаевич в ОКБ Ленинградского Политехнического Института.

Наш отдел курировал разработку боевой и эксплуатационной документации на СБУ. Мы принимали участие в разработке Устава Боевого Управления РВСН в части написания раздела по проверке боеготовности частей. Поэтому часто привлекались для участия в различных комиссиях в КБ разработчика, также при постановке полков и дивизий на боевое дежурство и в плановых итоговых проверках. Но, поскольку я оказался в «обойме», то иногда меня вызывали персонально. Естественно, что подобный вызов Богдановский отменить не мог, поэтому бывать в командировках мне приходилось чаще других.

Кроме того, мне, как члену межведомственной комиссии по приему от разработчиков системы «Сигнал» эксплуатационной документации, приходилось часто бывать в Ленинграде. Но «нет худа – без добра». В Питере проживала значительная часть всех моих двоюродных братьев и сестра, с которыми я поддерживал дружественные и родственные отношения со времени моей учебы в ЛИАПе. Две из моих многочисленных командировок в Питер совпали с проведением в ЛИАПе юбилейных торжеств и встреч с выпускниками (в 1970 и 1975 г. г.). Было очень приятно повстречаться со своими однокурсниками и друзьями!

Практически в каждой командировке приходилось быть свидетелем каких-то необычных, порой забавных, а порой серьезных происшествий. Особо запомнилась следующая.

История с «СЕРВИСом»

Из ИСТОРИИ РВСН. «… В 1975 году АСБУ «Вьюга» поставлена на боевое дежурство в РВСН, а в 1982 году принята на вооружение и поступила на оснащение других видов Вооруженных Сил новая модернизированная АСБУ «Вьюга-Ц».

Та командировка, о которой я хочу рассказать, была непосредственно связана с приемом АСБУ «Вьюга». Расскажу о том, как обычное слово «сервис» помогло выявить весьма серьезный дефект в уже выпущенных заводом десятках комплектов аппаратуры системы «Вьюга».  Эти комплекты были приняты военной приемкой, а значительная их часть была доставлена для монтажа на КП и объекты разных родов войск, находящихся на необъятных просторах нашей страны СССР.

В марте или апреле 1970-го года заместителем начальника института по СБУ и связи полковником Долговым В.Т. была получена телефонограмма об откомандировании в распоряжение начальника войск связи РВСН двух старших офицеров. Им предстояло работать в составе Межведомственной комиссии по приему эксплуатационной документации по системе АСБУ «Вьюга».

Меня вызвали к начальнику отдела полковнику Коваленко И. Д. Там был зам. начальника Богдановский. Он объявил мне, что я и майор Деркаченко В.К. из лаборатории подполковника Романенкова направляемся в распоряжение Начальника войск связи РВСН для участия в работе комиссии по приемке  эксплуатационной документации на АСБУ «Вьюга».

Я сразу выразил Богдановскому свое недоумение, поскольку я не только не знаю эту систему, но даже само название «Вьюга» впервые слышу.

– Как я могу участвовать в приемке системы, о которой не имею не малейшего понятия? Вы в этом управлении давно, так хоть расскажите, что это такое и «с чем эту «Вьюгу» едят»?

Богдановский вначале ушел от прямого ответа. Он сказал, что моя кандидатура предложена Виктором Тихоновичем Долговым. Он сказал, что у меня большой опыт приемки не только отдельных систем, но и ракетных комплексов. Но я настаивал. Тогда Богдановский, немного смутившись, говорит, что и он только на совещаниях слышал это название. Тогда вмешался в разговор начальник отдела, полковник Коваленко и спрашивает Богдановского:

 – Владимир Григорьевич, а как мы напишем задание на командировку Евгению Анатольевичу?

Богдановский немного задумался и говорит:

 – Пойду к Виктору Тихоновичу Долгову, узнаю у него, кто из наших знаком с системой «Вьюга».

Вскоре он вернулся, и говорит мне:

 – Иди в 86-й отдел к начальнику лаборатории подполковнику Сосину, он даст тебе тетрадь с записями по системе «Вьюга». Ему дали соответствующую команду.

Взял тетрадь у Кима Сосина, прочитал все, что мне надо было для первоначального знакомства с Системой. Читая материалы, обнаружил, что в тетради достаточно подробно описаны технические данные не только всех наших систем АСБУ, но и данные по нескольким перспективным, разрабатываемым системам. Вообще такие записи, по установленным правилам соблюдения режима секретности, рекомендуется размещать в разных тетрадях. Возвращая тетрадь, говорю Сосину по-дружески:

 – Спасибо, Ким, но мой совет тебе: разнеси данные по системам в разные тетради.

Ким, вдруг вспылил и как закричит на меня:

 – Твое какое дело, что я записываю в свою тетрадь! Знал бы, никогда тебе не передавал  тетрадь!

Я промолчал, не стал доказывать ему очевидные правила и ушел. Доложил подполковнику Богдановскому об этом инциденте.

 – Не обижайся, Сосин вообще не выдержанный человек. Его из-за этого вывели из состава парткома управления.

 – Я не обижаюсь на него. Просто дал ему совет – не нарушать установленные правила работы с важными документами.

Пришла команда с Власихи, и я выехал туда. Пришел в Управление связи к начальнику отдела полковнику Иванову, представился, а он, заглянув в бумагу, говорит мне:

 – Евгений Анатольевич, по приказанию Начальника войск связи генерала Белова Вы направляетесь в Ленинград, в КБ Соколова Председателем Межведомственной  комиссии МО по приему эксплуатационной документации системы «Вьюга» АСУ МО. Работа комиссии рассчитана примерно на месяц. В работе будете следовать указаниям, изложенным во «Временном положении по разработке эксплуатационной документации на ракетные комплексы» и соответствующими ГОСТами. Главное, Вы должны настоять, чтобы в решении комиссии было записано, что тираж размноженной документации должен поступить к заказчику для рассылки не позднее 1 июля. О ходе работ, Вы должны еженедельно докладывать мне. В особых, важных и непредвиденных случаях Вам предоставлено право докладывать непосредственно Начальнику войск связи генералу Белову. Задание очень ответственное. Еще раз подчеркиваю, что в акте должен быть определен также предельный срок готовности тиража к рассылке.

Мы еще некоторое время обсуждали некоторые детали.

Потом мне выдали командировочные предписания и командировочные деньги на меня и майора Деркаченко В.К. Выезд через два дня «Красной стрелой», билеты заказаны. Гостиница – в Академии им. Можайского.

Оставшееся время перед командировкой я и Деркаченко, посвятили изучению общесоюзных ГОСТов, определяющих требования к эксплуатационной документации.

Я рассчитывал, что подобные наставления и рекомендации применительно к РВСН смогу найти в отделах моего прежнего 6-го Управления, которые занимались вопросами разработки документации и приемки новых ракетных комплексов. Эти отделы возглавляли полковники М.А. Николенко и В.Я. Будиловский, с которыми мне по работе в Управлении эксплуатации приходилось общаться. С сотрудниками этих отделов А.Н. Кузьменко, И.С. Ревой, Ю.Н. Бацурой, В.С. Кутеповым я был хорошо знаком лично.

 Пошел к полковнику Михаилу Андреевичу Николенко. Встретил меня хорошо и спросил:

 – Каким ветром тебя к нам занесло?

 – Меня назначили председателем Межведомственной комиссии по приемке документации по одной из систем БУ. У меня возникло много вопросов по работе комиссии. Знаю, что ранее ваш отдел занимался вопросами приемки документации на ракетные комплексы. Какие документы, регламентирующие работу Межведомственной комиссии, есть в РВСН? Я знаю соответствующие общесоюзные ГОСТы. Но у нас, очевидно, должны быть определенные специфические требования.

 – Вы знаете Бацуру Юрия Николаевича, Реву Ивана Сергеича, идите к ним, и они введут вас в курс дела.

 – Спасибо.

Я вышел, нашел Ваню Рева. Поздоровались. Сказал ему, что меня прислал начальник. Вопросы взаимные: «Что? Где? Когда?..»

Он мне сказал, что пока «Временное положение…» есть только в виде многостраничного тома «Отчета по НИР…». Он мне может дать рабочую «Памятку», не секретную, всего в десяток страниц, которую они всегда берут с собой в командировки. Там изложен типовой план работы комиссии, основные требования к эксплуатационной документации со ссылками на конкретные документы.

«Временное положение…» должно было выйти из печати, но нам его еще не прислали. Возможно на местах, в военной приемке, оно есть. Мы, сейчас уже год, как согласовываем с промышленностью наши, РВСН ГОСТы. Дело весьма хлопотное, так как промышленность сильно сопротивляется.

Так просто все решилось.

Пришел к себе, прочитал – очень полезная «шпаргалка» для руководства к действию. Как раз для новичка и не только. Всегда можно эту «Памятку» иметь при себе.

Приехали с Деркаченко в Питер, в ОКБ Соколова. Представились районному инженеру. Он нашему приезду обрадовался. Сообщил, что, по его мнению, документация еще «сырая». Много неточностей, оговорок. Её надо дорабатывать, а «Главный» вверх докладывает, что документация «нормальная», соответствует ЕСКД. В ОКБ сейчас аврал, поскольку одновременно несколько систем БУ готовятся к сдаче. Поэтому для ее «доработки» у него нет свободных сотрудников, поскольку все силы брошены на выполнение нового срочного заказа.

В комиссии шесть человек. Я и Деркаченко – представители Начальника Войск связи МО, двое от ОКБ, один от ВП при ОКБ и еще один (не прибыл) от ГШ МО.

Нам определили место работы. Представитель ВП принес нам 3 или 4 тома эксплуатационных документов, которые прошли нормоконтроль.

Неделю мы с Деркаченко подробно изучали документацию. По формальным признакам предъявленные нам документы соответствовали ЕСКД на конструкторскую документацию. Но не соответствовали ряду основных положений существующего ГОСТа на «Документацию эксплуатационную». Общая болезнь, когда конструкторскую документацию представляют, как эксплуатационную. Доложил состояние дел полковнику Иванову. Тот отвечает: «Идите к Главному».

Позвонил секретарше Соколова, представился.

 – Подождите минуту.

И буквально сразу:

 – Приходите, Тарас Николаевич Вас примет.

Пришел. Поздоровались. Очень уважительно.

 – Вы от Виктора Тихоновича?

 – Да.

 – У нас ранее были?

 – По системе «Сигнал».

 – Какие у Вас замечания?

Рассказал.

 – Для ускорения работ свои небольшие замечания можете отмечать непосредственно в контрольном экземпляре, который будет приносить наш член комиссии. Будем оперативно согласовывать все замечания и сразу выпускать соответствующие «Изменения». Какие у Вас вопросы ко мне?

– Тарас Николаевич, нам необходимо ЭД документацию проверять непосредственно на действующем стенде, здесь появились некоторые проблемы.

– У нас на стенде аппаратура проходит ресурсные испытания – прогонку. Кроме того, там проверяются дорабатываемые  блоки. Накануне дня, когда Вы предполагаете работать на стенде, сообщите начальнику стенда время работы. И стенд будет в Вашем распоряжении. Согласны? Желаю успехов! Если потребуется мое вмешательство, приходите.

– Спасибо!

Я пробыл у Соколова не более получаса, и все вопросы были решены. Недаром такие люди становятся Главными! 

Пошел на стенд к начальнику.

– Работы на стенде идут круглосуточно, посменно. Приходите к началу смены, в 9 утра. Вас включим в график испытаний. На стенде с Вами всегда будет дежурный инженер.

Утром пришли с Володей Деркаченко на стенд, Познакомились с молодым, симпатичным инженером. Стали работать. Вдруг подходит к нам какой–то «мужик» со злым лицом и, не обращая внимания на нас, начинает на нашего инженера кричать.

– Почему вы допустили посторонних, не имеющих допуска по электробезопасности работать на аппаратуре? Тот, не ожидавший такого обвинения, растерялся и стал робко оправдываться.

Я встал из-за пульта и спокойно говорю «грубияну»:

– Дорогой товарищ, не знаю кто Вы. Я председатель государственной межведомственной комиссии, работаю на стенде с разрешения Тараса Николаевича. А что касается Ваших опасений, то они напрасны.

Достаю из кармана «Удостоверение», в котором сказано, что предъявитель его имеет пятую (наивысшую) группу по электробезопасности. «Грубиян» немного опешил, взял «Удостоверение» в руки, прочитал, извинился. Представился – «Начальник цеха» и удалился. Я посмотрел на инженера – он был белым от неслыханной грубости. Он сообщил нам, что начальник этого цеха так всегда разговаривает с подчиненными.

Некоторое «лирическое отступление». Впервые такое удостоверение появилось у меня, когда мне было всего 15 лет. Тогда волею судьбы мне пришлось работать электриком по подключению торфодобывающих машин – багеров к высоковольтным сетям 6000 вольт. И тогда я впервые сдал экзамен на пятую группу электробезопасности. Вообще, по правилам, пятую группу можно присваивать лицам, достигшим 16-ти лет. Но время было тяжелое, послевоенное. Все взрослые были в Армии. Заменять их на работе пришлось нам, подросткам. Я сохранил это удостоверение.

Когда поступил в институт, то комендант общежития, где я проживал, увидев мои «электрические» способности, предложил мне «подработать» на полставки электриком в общежитии.  Но надо было подготовиться и получить третью группу по электробезопасности. Пришел к энергетику, показал свое старое удостоверение и тот, «не мудрствуя лукаво», сделал новую запись в удостоверении, поставил печать и подтвердил мою пятую квалификацию.

На полигоне в Капустином Яре – мне снова подтвердили квалификацию и выдали новое удостоверение соответствующей формы.

 А дальше – «пошло – поехало» на всех местах службы, поскольку это оказалось записано в Личное дело. После перевода меня в управление Долгова, он меня назначил «Проверяющим» по соблюдению сотрудниками правил электробезопасности». Снова подтвердил квалификацию и получил новое удостоверение.

Еще во время первой командировки в ОКБ ЛПИ по системе «Сигнал» от военпредов узнал, что начальник сборочного цеха один раз не пустил их к работе на стенде из-за отсутствия у них «удостоверений». Поэтому, отправляясь в командировку, стал брать свое «удостоверение».

Но «Техника электробезопасности» однажды, за год до этой командировкой, мне «вышла боком. Об этой истории расскажу после.

Работали мы с Деркаченко на стенде, как правило, только до обеда. Время нашей работы было включено в график прогона аппаратуры. Через две недели работу по проверке инструкций по работе почти закончили. И тут мое внимание привлекла малозаметная крышечка на главном пульте, имеющая отверстия для пломбирования и законтренная винтом. В документации о ней ничего не говорилось.

Открутил винтик, открыл крышечку, а под ней в углублении тумблер без всякого обозначения. Спросил прикомандированного к нам инженера: «Что это такое?» Но он не знал. Спросил военпреда – тот тоже не знал. Когда, перед самым обеденным перерывом на стенд пришли «прогонщики», спросил и у них. Они позвонили разработчику пульта. Тот вскоре пришел. И на мой вопрос многозначительно ответил, подняв палец вверх и растягивая слова:

 – О! Это – Наш  С – Э – Э – Р – В – И – С!!!

 – Что, что? переспросил я.

– Это выключатель системы безопасности и контроля неразрывности кабельной сети, соединяющей различные стойки аппаратуры. Если какой-то «злоумышленник» попытается отсоединить от стоек аппаратуры хотя бы один кабель, то включится сирена – ревун и пульсирующее световое табло.

Я говорю  Деркаченко:

– Володя, отсоедини какой-нибудь кабель.

Отсоединяет – сирена молчит. Переключил тумблер – молчание. Второй кабель отсоединили – снова молчание!

Разработчик буквально онемел и стоит растерянный, бледный. У него такой растерянный вид, как будто собирается упасть в обморок. Рядом стоит тоже растерянный майор – военпред.

Говорю им:

– Товарищи, Вы тут разбирайтесь, а мы сходим на обед.

Володе:

– Запиши все в тетрадь испытаний, и пойдем на обед.

Возвращаемся после обеда на стенд – гвалт и ругань!

На аппаратуре полностью заменили комплект кабелей – результат тот же!

А кабели на системе «Вьюга», входящие в кабельную сеть КП, были особенные. Во-первых, дополнительное экранирование для нейтрализации ЭМИ ядерного взрыва. Во-вторых, специальные вставки в кабельные жилы для исключения высокочастотных наводок. В-третьих, внутренняя часть разъема после припайки жил кабеля заливается эпоксидным компаундом, герметизирующим разъем.

Принесли из цеха специальный тестер для проверки правильности распайки жил кабеля и определения сопротивления жил. Проверили – все кабели исправны. Принесли кальки монтажных схем, проверили – схемы правильные.

Мастер участка, где проводилась распайка жил кабеля, клянется, что монтажницы очень ответственные и ошибиться не могли. Принесли из цеха синьки монтажных схем всех кабелей. Стали проверять и вскоре обнаружили на всех синьках злополучные «закоротки» внутри штепсельных разъемов во всех кабелях сети. Началась нелицеприятная «разборка» между разработчиками и цеховиками–технологами.

Поскольку время было уже позднее, мы с Володей не стали ждать окончания этой «бодяги» и поехали в гостиницу.

На другое утро узнали предполагаемую причину. На кальках схем кабеля, выполненных тушью, обнаружили следы «закороток», сделанных карандашом. Они были сделаны для изготовителей кабеля к опытному образцу «Вьюги», чтобы во время экспериментальных и наладочных работ не выла сирена. Потом карандашные правки подтерли, а следы правок остались! В детали дальнейшего «следствия» я не вникал.

Положение осложнялось тем, что данные кабели были уже изготовлены и разосланы вместе с аппаратурой по многим объектам. Вследствие не ремонтопригодности этих кабелей, их следовало изготовить и разослать заново, либо прислать на завод для полной замены кабельных муфт, если исходная длина кабеля позволит это сделать.

В общем, происшествие оказалось настолько серьезным, что я должен был доложить о нем непосредственно маршалу Белову. Сказал об этом райинженеру. Пошли с ним к Соколову. Соколов пообещал, что все устранит в кратчайшие сроки за счет «своих внутренних резервов». Всю документацию сдадут в печать в установленный прежде срок.

Пояснение. После монтажа кабели проверялись специальным автоматизированным тестером только «на обрыв» и правильности распайки жил в муфтах, а надо было проверять еще на возможность замыкание жил кабеля.

Что было дальше, я не знаю, но работе комиссии дали «зеленую» линию, и мы, закончили свои дела в срок. Ранее Соколов утверждал, что КБ не в состоянии подготовить и издать в установленные ранее сроки полный комплект эксплуатационной литературы по системе «Вьюга». После происшествия с «сервисом» в «Акте» комиссии появилась запись, что ОКБ гарантирует поставку документации в войска в установленный ранее срок. Документация была сдана для размножения до подписания Акта о приемке документации.

Таким образом, поставленная командованием задача, была выполнена.

Я достаточно подробно описал это происшествие, чтобы показать значимость «человеческого фактора», и что при этом «мелочей» не бывает.

Читающие смогут для себя объяснить «Почему, иногда падают ракеты!» Разгильдяйство и отсутствие должного контроля на всех уровнях. К этому сейчас добавились такие наши беды, как некомпетентность на всех уровнях управления и банальные хищения.

Позже мне пришлось участвовать в работе нескольких комиссий по расследованию серьезных происшествий в частях РВСН. О некоторых из них, возможно, кратко расскажу ниже.

Наши будни 

Много личного времени уходило на обязательное изучение и конспектирование классиков марксизма-ленинизма. Нам приказали иметь три тетради по глубокому изучению теории марксизма-ленинизма. Одна тетрадь для конспектирования трудов классиков марксизма. Вторая – для конспектирования постановлений и решений Партии. И, наконец, третья – для подготовки докладов на семинарах. Семинары проходили ежемесячно и требовали подготовки к ним.

Много позже я узнал, что «три тетради» – личная инициатива командующего РВСН генерала Толубко.

На фото мы на семинаре по МЛ подготовке. Слева от меня на фото наши молодые офицеры, уже ставшие инженер–капитанами. Первый – Акимов Ленмар, затем, один из моих подопечных Миша Овчинников, второй ряд: Галкин Юрий Федорович и Штолин. Владимир Иванович 

Через два месяца после данной фотографии инженера капитана Овчинникова Михаила перевели старшим офицером (полковничья должность) в отдел экспорта Министерства Обороны, где ему сразу досрочно присвоили звание майора. Своей стремительной военной карьерой Миша Овчинников обязан своему отцу, который во время призыва Миши к нам был главным инженером УРАЛМАША. Он стал главным тогда, когда директором завода Уралмаш был Рыжков. После того, как Рыжков стал председателем Совета Министров СССР, он перевел отца Миши в Москву.

С Мишей Овчинниковым у меня были очень хорошие, дружеские отношения. Он был лейтенантом, когда у нас вдруг появилась возможность купить машину Москвич-412. Ее надо было перегнать после покупки в Болшево (у меня тогда еще  не было прав на вождение). Узнав это, Миша сам изъявил желание помочь мне. У него в то время была уже новая «Волга».

Опять «техника электробезопасности»

Однажды по приказанию генерала Долгова в середине квартала мне поручили возглавить коллектив авторов по написанию наставления «Техника электробезопасности для войск связи РВСН». Я тогда прямо спросил Богдановского:

- Владимир Григорьевич, у меня есть основная НИР, где я являюсь ответственным исполнителем. Бросить ее я не могу – тема ответственная, заказчик ГШ РВ. А Вы мне даете новое срочное задание. Пусть Долгов пишет докладную в ГШ о перенесении сроков ее окончания. Иначе я сам напишу докладную в ГШ».

- Хорошо, иду к Долгову.

Приходит от генерала Долгова. Оказывается, это задание заместителя Министра обороны маршала войск связи Белова. Задание перенесли на следующий квартал. Спустя некоторое время книга была написана и издана в издательстве Министерства Обороны под общей редакцией маршала войск связи Белова для всех войск связи и большим тиражом. Генерал получил 80% от общего гонорара, а остальной гонорар разделили между реальными исполнителями. То же повторилось со сценарием фильма на эту тему и гонораром за съемку фильма

Моя диссертация

Моим руководителем по диссертации по личной договоренности был утвержден доктор технических наук, профессор Академии им. Дзержинского полковник Пятибратов Александр Петрович.

С майором Пятибратовым А.П. я познакомился еще в 1960 г. во время моей учебы в адъюнктуре, когда я находился на стажировке в НИИ‑885. Он в то время был там руководителем практики слушателей из Академии им.Ф.Э. Дзержинского.

Я интенсивно проводил комплексные исследования надежности выполнения боевой задачи командными пунктами РВСН. Эта надежность обеспечивалась многими факторами. Главным фактором считалась надежность работы аппаратуры систем АСБУ. Вторым по значимости фактором оказался человеческий фактор надежности человека-оператора (командира дежурных сил), который должен был принять команду и произвести пуск ракет.

Было проведено комплексное исследование оценки надежности выполнения боевой задачи на пуск ракет. Показал свои материалы  Пятибратову А.П. Он всё прочитал и сообщил мне, что фактически у меня материалов на две вполне самостоятельные диссертации. Он советует мне сосредоточиться только на аппаратной оценке надежности АСБУ. Материалы второй части можно приберечь для защиты докторской диссертации.

Используемый мной математический аппарат оценки надежности высоконадежных систем (метод прямоугольных вкладов и каноническое разложение случайных функций для прогнозирования надежности) он расценивает как новаторский. Дал ряд полезных советов по окончательной шлифовке материала.

Я регулярно консультировался у него.

Наконец он сказал, что мне можно выходить на предзащиту. Причём, есть предложение: найти мне в НИИ-4 нового научного руководителя, а он сам выступит на защите как главный официальный оппонент.

Метод прямоугольных вкладов

(Читатели, не интересующиеся математикой, могут это пропустить).

Главной «фишкой» диссертации было использование при обработке статистических данных новых статистических методов, ориентированных на обработку малого числа наблюдений.  Именно такие малые выборки представляет статистика изменения параметров высоконадёжных систем АСБУ! Традиционные методы математической статистики не подходят для обработки выборок такого объема.

Одними из первых вопрос о назревшей необходимости нового подхода к обработке малых выборок поставили В.В. Чавчанидзе и В.А. Кусишвили (Институт Математики ГССР). При этом для построения оценки функции распределения они предложили использовать так называемый метод прямоугольных вкладов (МПВ) [29]. Исследования возможностей этого метода привели к разработке серии других методов, основанных на использовании функций вкладов.

Работая в фондах Библиотеки имени В.И. Ленина, я нашел и прочитал статью автора метода в Трудах Грузинской АН. По их алгоритму я разработал программу на языке Фортран. Но в статье отмечалось, что метод требует больших вычислительных ресурсов, и это подтвердилось. Первый вариант расчета прогноза для 10 точек по этому методу на ЭВМ ЕС-1020 занимал от 18 до 22 часов машинного времени. Это было невероятно много. Необходимо было во что бы то ни стало сократить время расчетов не менее чем на порядок. Стал экспериментировать. На нашем ВЦ сотрудникам понравились мои «долгоидущие» программы, так как они позволяли после своего запуска на решение в ЭВМ хорошо расслабиться, поиграть в шахматы и т. д. Поэтому каждую субботу (ВЦ работал круглосуточно, без выходных) они звонили мне и просили, чтобы я принес в ВЦ новые данные для расчетов. Утром в понедельник я приходил на ВЦ, забирал две колоды перфокарт. Одну с программой, другую – с исходными данными и 8-12 листов распечатки.

Я постоянно экспериментировал с программой, пробуя различные алгоритмы сокращения времени расчета.

Один раз случился конфуз. Я сдал одновременно два разных варианта программы №1 и №2 с двумя разными также помеченные номерами исходными данными. Надо было экспериментально подтвердить влияние предварительной сортировки данных на быстродействие программы. Данные представляли для каждого варианта колоду из 900-1200 перфокарт (высота колоды 20-25см). Ориентировочно обновленные программы должны были занять не более 3-4   часов машинного времени.

Чтобы колоды перфокарт не перепутать, я по торцам первой колоды написал крупно красным фломастером «Данные для программы Ягунова № 1», а второй колоды «Данные для программы Ягунова № 2». Соответствующие надписи были сделаны и на колодах перфокарт с текстами программ.

Случилось возможное событие, но мной в программах непредусмотренное. Операторы ЭВМ данные к программам случайно перепутали. Программа №1 при работе с данными от программы №2 зациклилась и стала печатать на каждом листе перфорированной бумаги по одному числу, а иногда пропускала один‑два чистых листа. Дело было ночью, и оператор автоматического печатающего устройства (АЦПУ со скоростью печати 25 строк/сек), услышав сигнал зуммера о том, что пачка бумаги кончается, проснулся и, не прерывая печать, поставил вторую пачку. И, видимо, снова заснул. Пачка тонкой, прочной перфорированной бумаги, сложенная гармошкой, имеет вес всего 12,5 кг!

Утром пришел начальник и увидел, что весь суточный лимит бумаги израсходован. Рядом с АЦПУ лежат две пачки почти чистой бумаги. Звонит мне с угрозами, что меня заставят заплатить полную стоимость двух пачек! Я пришел и спрашиваю: «Где мои программы и данные?» Открывают шкаф для хранения выполненных заказов и показывают. Там рядом стоят две колод перфокарт. На одной красным фломастером написано: «Программа № 1 Ягунова», а на другой «Данные к программе № 2 Ягунова». Я им показываю на надписи, и все сразу притихли.

Говорят:

– Расписывайся за программу и быстрее уноси эти пачки, пока начальник ВЦ не увидел! Вторую пачку мы поможем донести.

Так я стал обладателем 25 кг хорошей, практически чистой бумаги для АЦПУ. Потом, будучи дежурным, я вывез ее с территории. Этой бумаги мне хватило почти на 20 лет черновых записей и распечаток на ЭВМ в МТИ!

После многих дней раздумий и напряженной умственной работы я однажды, увидел во сне, что сократить время решения можно, если использовать новый трехэтапный алгоритм приближения при обработке информации методом прямоугольных вкладов. Суть алгоритма в том, что, во-первых, статистические данные перед обработкой сортируются в порядке возрастания. В-вторых, каждая точка приближения рассчитывается сначала с большим шагом (низкой точностью) до достижения конца расчета, затем происходит возврат на шаг назад. Шаг уменьшается в 10 раз, и снова производится расчет. Возврат на шаг, и новый расчет с сокращенным шагом. Вместо прежних 18 часов, расчет по модифицированному мной алгоритму прогноза по 10 точкам стал происходить за время не более 15 минут! Это был прорыв!

Я написал письмо в Институт математики Грузинской АН автору метода, академику В. В. Чавчанидзе и изложил суть своей модификации его метода.

Мой начальник отдела, Богдановский, торопил меня с оформлением диссертации. Наконец я разослал авторефераты в шесть адресов, а диссертацию Пятибратову А. П., на отзыв, как главному оппоненту.

Время быстро летело. Александр Петрович уволился из Академии им. Дзержинского и был назначен с сохранением воинского звания в МОМ начальником предприятия «Алгоритм». Перед защитой, он посоветовал мне из определенных соображений взять в руководители какого-либо нашего специалиста по системам боевого управления войсками.

Я переговорил с к.т.н. Ржавским Юрием (спецнабор 1953) и он согласился стать руководителем. На ученом совете я объяснил замену большой загруженностью Пятибратова А. П. при переходе его на другую работу. Итак, Александр Петрович стал моим главным оппонентом при защите диссертации.

Именно по его рекомендации я сократил вдвое объем диссертации, сосредоточив основное внимание на математическом аппарате прогнозирования надежности ЭВМ по результатам начального периода эксплуатации. А вопросы инженерной психологии отошли на второй план.

Пятибратов сам приехал на защиту на правительственной машине ЗИМ, чем вызвал у нас в НИИ сильный переполох. К тому времени институтом руководил Волков Е.Б., который пришел к нам из Академии им. Дзержинского, и поэтому они с Пятибратовым  А. П. были хорошо знакомы.

Волкову позвонили прямо с проходной:

– У ворот остановился правительственный ЗИМ! Пропуска есть, пропустили на территорию. Едут к Долгову. Его предупредили. Долгов его встретит.

Пятибратов выступил на защите очень хорошо. При голосовании не было брошено в урну не одного черного шара. Раньше некоторые диссертации ВАК посылал на отзыв «черному» оппоненту, а мою диссертацию почему-то не послали. Видимо сказался авторитет Пятибратова А. П.

Спустя пару месяцев после защиты, я получаю письмо из Института математики АН ГССР от аспиранта В. А. Кусишвили о том, что моя методика рассмотрена, принята и опубликована в их трудах с авторством создателя метода и моим. Поскольку к тому времени я уже защитил диссертацию, то меня это известие не особенно обрадовало. Хотя было престижно! Мне было прислано приглашение выступить с докладом у них в Тбилиси на научной конференции.

Вскоре пришел ответ ВАК, что мне присуждена ученая степень кандидата технических наук. На основании этого решения мне был выдан диплом кандидата наук.

Начало строительства дачи

Началась эпопея всеобщего дачного строительства, создания повсеместно садово-огородных кооперативов. Основная причина – неспособность колхозного хозяйства по обеспечению населения необходимыми сельхозпродуктами.

Управлению Долгова был выделен участок под дачный кооператив. Надо было сделать топографическую привязку участка. Меня, по рекомендации Богдановского, вызвал к себе генерал Долгов и предложил сделать топографическую съемку местности для дачного кооператива, который выделили для наших трех «Долговских» управлений. За выполненную работу я получал преимущество на право выбора участка после начальства. Мы вместе с подполковником Зарембой выполнили намеченную работу, но чиновники района затягивали выдачу разрешительных документов.

На ДСК‑160 МО создавался Садовый кооператив и нам достался участок. Поэтому я через Богдановского передал Долгову, что я не претендую на участок,

Участок для ДСК выделили около поселка Голыгино, у деревни Лешково, примерно в километре от нового Ярославского шоссе и в 0,7 км от Старого Ярославского шоссе. Участок располагался на небольшой возвышенности, но на месте высохшего озера и поэтому был частично заболочен. От Старой Ярославки решили проложить хорошую (из старых ЖБК) дорогу в наш кооператив «Лесное».

В ДСК опилки были отходами, которые обычно вывозили на свалку.

В это время шла модернизация комбината. Старые корпуса цехов ломали. Кирпич от разборки, окна, двери, бывшие в употреблении пиломатериалы, каждый (как кто успел) привозили машинами. Кое–что, досталось и нам.

На фотографии начало дачного строительства. Дома еще нет, но есть туалет и хозяйственный блок, в котором можно ночевать. Есть забор, ограждающий участок. Куча шамотного кирпича б/у для печки.  Справа штабель пиломатериалов б/у.

Мы, как и большинство людей, у которых руки «выросли на нужном месте», строили дом сами, своими силами. Кроме того, лишних денег не было, поскольку перед этим купили машину, потребовались немалые средства на свадьбу дочери и для обучения детей в институтах. На строительстве дома мне пришлось изрядно потрудиться, хорошо помогали сын Алеша, иногда приезжал помогать зять Володя.

Я сам спроектировал дом. При этом, выбирая варианты, сделал много эскизов и набросков, исходя из имеющихся в наличии пиломатериалов и их размеров.

Принципиально интересными у меня, как я считаю, было четыре решения.

Первое – перегородка между комнатами должна состоять из встроенных шкафов. Этим я избавился от необходимости использовать  громоздкие шкафы, которые загромождают комнату и не гармонируют с дачной обстановкой.

Второе – удобная и компактная лестница на второй этаж.

Третье – имитация высокого потолка в холле на втором этаже.

Четвертое – очень большие фасадные окна на втором этаже.

В 1980 г. я уволился в запас и достроил дом.

Дом получился достаточно удобным. Даже когда на улице мороз, маленькая комната при топке плиты согревается не более чем 15‑25 минут. Всё сделано своими руками, за исключением печки, которую по моему эскизу клал печник при моей помощи.

.

Командировки в войска 

Сотрудники нашего восьмого управления оказались в РВСН самыми востребованными специалистами по системам Боевого Управления.  За это нам пришлось платить частыми командировками в войска для постановки частей на боевое дежурство. Нам приходилось проверять знание боевой документации по управлению войсками, начиная от майоров – командиров дежурных сил полков, командира полка, и вплоть до проверки знаний генералов, командиров дивизий. Во время проведения итоговых учений мы выступали посредниками. Часто приходилось конфликтовать с проверяемыми. Конечно, в командировочных предписаниях мы назывались представителями Главного Штаба РВСН.

Мне особенно «повезло», поскольку после участия в первой проверке ЦКП РВСН, я удостоился получить удостоверение – Внештатный инспектор ГШ РВСН».  Инициатором был заместитель председателя проверочной комиссии, начальник ЗЦКП РВСН генерал лейтенант Малоненков.

Командировки в войска и, особенно, на испытательные полигоны, очень полезны для научных сотрудников военных НИИ.  Именно нахождение там позволяет «сверить часы» научных работников. Но нас в большинстве случаев использовали как «рабочих лошадок». Нас посылали выполнять прямые обязанности офицеров штаба РВСН. Но наше начальство не препятствовало подобному явлению. Наоборот – некоторые начальники даже гордились этим. 

Первомайская дивизия

Мне особенно запомнилась одна командировка по итоговой проверке ракетной дивизии Винницкой Армии в г. Первомайск (Украина).

По прибытии в штаб РВСН всех нас, членов большой проверочной комиссии (проверка нескольких Армий) собрали в актовом зале Главного Штаба. Перед нами вначале выступил Начальник Политического Управления РВСН. Он начал нудно говорить об идее совмещения выполнения различными специалистами работ по смежным специальностям. При этом надо обязательно проверить документацию, как организовано в части социалистическое соревнование. Говорил долго, даже с патетикой!

Потом на трибуну вышел Главком, генерал-полковник Толубко. Он сказал буквально следующее:

«Сейчас выступивший товарищ, что-то невнятно говорил о социалистическом соревновании. Наплевать и забыть! Главное – офицер в РВСН должен быть предан Партии. Он обязан выполнять свои обязанности без всякого соцсоревнования – это долг защитника отечества! Никаких послаблений при проверке! Наши уставы написаны кровью наших предков! Если мы хотим в будущей ядерной войне победить своих врагов, то это могут сделать только знающие профессионалы своего дела! Ваша обязанность, как проверяющих, определить, сможет ли этот офицер в сложных условиях ядерной войны, выполнить свою задачу. Его знания должны быть безупречными, практические навыки доведены до автоматизма! Только такой офицер заслуживает положительной оценки! По результатам нашей комиссии я буду делать выводы о соответствии офицера занимаемой должности! Не обращайте внимания на чины и должности! Но вы должны быть справедливыми в своих оценках! При проверке все задаваемые вопросы и ответы проверяемых на них должны быть четко сформулированы, а ответы –  задокументированы! Это предохранит Вас от кляузников–бездельников! Не стесняйтесь сообщать оценку проверяемому! Вот мое вам напутствие! Согласуйте свои действия с председателями ваших комиссий. С ними у меня будет отдельный разговор.

Для документирования результатов проверки вам выдадут специальные тетради, в которые необходимо подробно записывать как результаты проверки, так и предложения проверяемых. Все недостатки службы, которые вы увидите, необходимо четко фиксировать. Все ваши замечания, будут сохраняться вместе с Актом проверки. Более подробно вас проинструктируют председатели комиссий.

Если кто-то неправильно понял мои слова о соцсоревновании, могу подчеркнуть, что преданность офицера определяется его знаниями марксистско-ленинской теории. Проверяющие должны это учитывать в своей работе.

Всё, свободны!»

Может я, не совсем точно воспроизвел слова Главкома, но суть их именно была такова. Ведение во время проверки специальных тетрадей-дневников было воспринято присутствующими весьма неоднозначно.

Затем мы разошлись по комиссиям. Я, как всегда, попал в комиссию, которую возглавил генерал–лейтенант Малоненков.

Я в процессе участия в написания инструкций, а затем и Устава по Боевому управлению неоднократно встречался с генералом Малоненковым. Кроме того, я под его началом побывал в двух или трех комиссиях.

Еще при первой встрече, при проверке ЦКП он меня, видимо, «вычислил». Поэтому, когда его назначали ехать с проверкой, он включал в комиссию меня, как специалиста по боевому управлению. Он хорошо знал мою принципиальность. Мне нравился этот генерал. Он сам был исключительно принципиален и при этом вежлив, доступен, справедлив, не чванлив, всегда подтянут, имел хорошую спортивную форму. Так как я неоднократно ездил с ним на проверки, то при общении он звал меня не по званию, а по имени-отчеству – Евгений Анатольевич. Он мне доверял. Я старался работать без замечаний.

Все члены комиссии собрались в одном из кабинетов. Малоненков еще раз повторил некоторые положения проверки. Особо он подчеркнул, что дневник проверки даст возможность повысить прозрачность проверки и установить активность и результативность каждого члена комиссии.

Стали обсуждать некоторые детали проверки. Через некоторое время он обратился ко мне и сказал, что поскольку проверка особая, то необходимо, чтобы я сейчас зашел за дополнительным инструктажем к Начальнику Оперативного отдела ГШ  генералу Малашенкову. Его кабинет этажом выше.

– Представишься ему, и скажешь, что едешь с проверкой со мной, он введет тебя в курс дела.

Я его спросил:

– А Вы не знаете, служил ли он на полигоне в Капустином Яре»?

– Да, там он начинал службу.

– Я тоже начинал службу в Кап. Яре в бригаде полковника Гарбуза. В нашей батарее в её Электроогневом отделении был лейтенант Володя Малашенков. Мы с ним были хорошими друзьями, товарищами.

 – Малашенков Владислав Наумович, но домашние его зовут Володей. Наверняка это он. Тогда без проблем, он подробно всё тебе расскажет о непростой ситуации, сложившейся в дивизии.

Поднялся на второй этаж. Захожу в приемную. Сидевшему там капитану, говорю:

 – Подполковник Ягунов от генерала Малоненкова.

 – Заходите.

Захожу.

Генерал «Володя» очень удивился, когда я к нему зашел. Ведь мы не виделись после моего отъезда в Академию. Вышел из-за стола, подошел и мы обнялись!

Спросил «Каким ветром…?». Я объяснил, что от генерала-лейтенанта Малоненкова, еду с ним вместе с комиссией в Первомайскую дивизию.

Володя мне доверительно, без передачи кому-либо, рассказал о непростой ситуации, которая сложилась в дивизии, куда мы едем. Там командир дивизии «не особенно ладит» с политотделом и со своими заместителями. Из дивизии Главкому от офицеров постоянно идут жалобы на грубость командира, его самоуправство. И еще рассказал кое-что весьма негативное. Командир весьма амбициозный, поэтому надо тщательно следить за соблюдением уставных положений, все действия строго документировать.

Немного вспомнили дни минувшие. Своего командира дивизиона (а затем полка) подполковника Генералова Степана Тимофеевича, который «Академий не кончал» (к сожалению), а был командиром «от бога»!

Хотелось поговорить, но у меня время было ограничено.

Итак, мы доехали до Киева, на привокзальной площади нас ждал автобус ПАЗ‑234, который нас доставил в дивизию в г. Первомайск. Привезли нас сразу в столовую. Столы буквально ломились от разнообразных закусок и выпивки. Увидев это, генерал Малоненков вежливо порекомендовал: «Всю выпивку со столов убрать, так как предстоит большая подготовительная работа. Покушали. Нас разместили в гостинице. Вечером, Малоненков приказал собрать всех офицеров штаба для представления членов комиссии.

Собрали всех офицеров штаба, командиров полков и их заместителей. Малоненков представил всех членов комиссии, сказав, что комиссия состоит из офицеров Главного штаба и Главных Управлений РВСН. Далее Малоненков сказал, что комиссии  надлежит проверить:

– знание всеми офицерами Боевого  Устава РВСН;

– знание командирами дежурных сил боевой документации в полном объеме, а также умение уверенно работать со всеми средствами боевого управления;

– знание эксплуатируемой техники;

– техническое состояние техники;

– строевую и стрелковую подготовку офицеров и личного состава;

– состояние обороны стартовых позиций;

– степень обученности личного состава батальона охраны.

Завершающим этапом проверки будут итоговые учения с имитацией пуска ракет всеми полками дивизии.

На следующий день началась работа. Мне для работы определили кабинет начальника штаба. По регламенту мне надо было начать с проверки командира дивизии, но вместо него пришел начальник политотдела дивизии подполковник  Сергеев (фамилии проверяемых изменены). Он, как положено, доложил и сказал, что генерал немного приболел и сегодня придти на проверку не сможет. Мы познакомились. Он сказал, что в дивизию прибыл всего полгода назад после окончания Военно-политической Академии.

Я приступил к проверке. К моему удивлению, на все задаваемые вопросы подполковник Сергеев отвечал уверенно, полно, немногословно, но точно, согласно Руководству по работе на АСБУ и БУ.

Я был в числе основных разработчиков Руководства. Там подробно разъяснялись статьи БУ и давались развернутые ответы на все основные положения БУ. В своей тетради я против каждого задаваемого вопроса записывал: «Ответ полный, согласно Уставу РВСН. Итог – Отлично.» Как и требовалось, я задал 10 вопросов. Общая оценка «Отлично»! Я был просто поражен полнотой ответов и той уверенностью, с которой он отвечал! 

Я, не сказал, что попросил Малоненкова, чтобы мне в помощь и для весомости назначили кого-нибудь из членов комиссии. Он назначил моим помощником полковника из Управления Боевой Подготовки РВСН. Но тот опоздал к началу проверки и пришел, когда я ее уже начал. По-моему, он просто решил избежать своего участия в проверке командира дивизии.

При проверке подполковника Сергеева он молчал и вопросов не задавал. После проверки я показал ему свои записи с оценками, и он согласился с ними и расписался. Когда я был в отделе Клычникова этот офицер (тогда майор) был офицером в Управлении БП РВСН и там его я встречал.

Сообщил оценку подполковнику Сергееву, похвалил (это можно, так как мы были в равном звании) и спросил его, как он так хорошо подготовился? Тот ответил, что у них в Академии была аппаратура АСУ БУ, на которой их группа, предназначенная для службы в РВСН, постоянно тренировалась. От себя добавлю, что подобного блестящего ответа я за время многих проверок никогда не слышал!

После начальника политотдела на проверку пришел хозяин кабинета, полковник Сидоров. На вопросы из Боевого устава он ответил уверенно и подробно. Но при ответах по самой системе АСУ БУ он отвечал не очень уверенно, ответы были не всегда полными. Выставленные баллы у меня и моего напарника почти совпали. Решили поставить ему «отлично», так как на вопросы практического применения средств БУ он давал полные, правильные ответы.

Здесь надо сказать, что одна из глав Руководства по БР была повещена методике проверки знаний Устава и Руководства. Были приведены основные вопросы с градацией важности каждого (коэффициенты от 0,5 до 1,0) и градациями ответов по 4‑х бальной системе: «Правильный, полный», «Правильный, но не полный », «Имеет ошибки, но не в основных положениях», «Имеет ошибки в главных положениях». При проверке необходимо было задавать от 10 до 15 вопросов. Свыше 10 вопросов рекомендовалось задавать только тем, кто отвечал на первые вопросы неуверенно или допускал ошибки. Такая система проверки должна была исключить волюнтаризм проверяющих из комиссий и способствовать объективности оценок. Она была разработана нами в НИИ-4, одобрена, доработана в Главном Штабе и Управлении БП  РВСН.

Заместитель начальника штаба по боевой подготовке отвечал уверенно, но ответы его были не полные. Он получил «Хорошо», Еще три офицера штаба получили  «отлично», «хорошо» и «удовлетворительно».

На другой день пришел командир дивизии генерал Петров. Вел себя очень надменно и как-то развязно. Отвечал на вопросы «с ошибками» и «с грубыми ошибками». Мой новый напарник из Главного штаба РВСН, почувствовал, что пахнет «жареным» и под каким-то благовидным предлогом после 10-го вопроса сбежал. Мне пришлось одному задавать генералу дополнительные вопросы, а ответы его были весьма неутешительными. Вел себя покровительственно, как будто, отвечая, он делает мне одолжение. Было видно, что очень нервничает. Вдруг он встал, и, не говоря мне ни слова, вышел. Я был просто поражен не столько бестактным обращением, но предельно слабыми знаниями, показанными при ответах на вопросы по практической работе на аппаратуре БУ.

Пошел к Малоненкову и доложил результаты проверки командира дивизии. Показал свои записи вопросов, ответов и подсчет баллов. Малоненков выслушал мой доклад, молча, не перебивая, а потом сказал:

– Я дам ему на подготовку еще 3 дня, а потом вместе с тобой его проверим!

Прошло три дня. Началась проверка. Генерал Малоненков сам задавал вопросы из перечня, записывал ответы и сверял их тут же с типовыми ответами. Я тоже все записывал. После 15-го вопроса Малоненков говорит мне:

– Подполковник Ягунов…

И дал мне какое-то поручение. Я вышел. О чем они говорили, не знаю. Вечером Малоненков позвал меня к себе и говорит:

– Давай сверим наши записи.

Сверили, результаты почти совпали, но мой балл оказался даже чуть выше. Он говорит:

– На тебя повлиял «генеральский синдром». Ты о результатах ни с кем не говорил? Ну и не надо!

Все результаты проверки мы заносили в специальную ведомость с росписями проверяющих и проверяемых. Ведомость в тот день Малоненко на подпись мне не дал.

Я продолжил проверку офицеров полков дивизии, дежуривших на КП в ранге «командир дежурных сил» и «помощник командира дежурных сил».

Плохих ответов не было. Но значительная часть проверяемых имела слабые знания и навыки по практической работе на средствах боевого управления. Основные недостатки: замедленная реакция на поступление сигнала, замедление в наборе ответа.

Проверки продолжались.

Через день, неожиданно, Малоненко вызывает меня к себе и спрашивает:

– Ты автомат Калашникова знаешь?

– Да!

–Давно стрелял?

– Лет 6-8 назад. (Стрелял из АК в Козельске в 1964г., а проверял оружие еще раньше, еще в Манзовке – это 1958г!)

– Знаешь, батальон охраны должен был проверять офицер из Боевой подготовки, но он заболел, а остальные АК не знают. Завтра утром пойди в батальон, проверь содержание оружия, а потом на стрельбище проверь, как они стреляют.

– Слушаюсь, товарищ генерал! – Говорю.

– Ну, зачем так официально, можешь отказаться, я тебя просто прошу и пойму, если откажешься!

– Хорошо,  я все постараюсь сделать как надо. Вспомню!

Вечером в гостинице думаю, а может я зря не отказался от проверки? И тут вспомнил, как нас в Манзовке проверяла Инспекция Главкома. Как они нас «гоняли» по знанию оружия и его чистоте! Майор дотошно проверял чистоту оружия и потом на другой день, после стрельб снова все проверил. И как член комиссии Главкома я решил поступить так же.

Утром пришел в батальон охраны, представился. Потом командиру, майору говорю:

– Дайте команду на выход батальона на стрельбище.

Тот отдал соответствующее распоряжение, и мы выехали за город на стрельбище. Стрельбу личный состав выполнил между «уд» и «плохо».

Я говорю майору:

– А как Ваши командиры взводов стреляют из АК? Пусть покажут.

– Они будут стрелять потом, из личного табельного оружия.

– Ну, я не настаиваю.

Я не мог настаивать, так как команды на проверку офицеров батальона я не получал. Вдруг майор стал оправдываться, что плохая стрельба солдат вызвана сильным боковым ветром. Кроме того, некоторые автоматы недавно получены и поэтому не точно пристреляны.

И тут на меня нашло какое-то мальчишество. У меня иногда бывают подобные «сдвиги».

Решил рискнуть. Я попросил автомат и три патрона. Лег, выстрелил пристрелочную серию. Все пробоины легли вправо, хотя ветер дул с левой стороны. Зарядил в магазин уже 5 зачетных патронов. Дал очередь – три пробоины в силуэте (это отлично)! Я говорю майору:

– Оружие вовремя пристреливать надо, а лейтенантов заставить самих научиться, тогда и они научат солдат стрелять! Проверка окончена.

Майор выглядел расстроенным и всю обратную дорогу не проронил ни слова.

На другой день, я, как и положено, снова пришел в батальон и проверил чистоту оружия. Оружие после стрельбы было вычищено не очень хорошо, а точнее – плохо.

Объявляю майору:

– Товарищ майор, общая оценка по стрелковой подготовке и содержанию оружия – неудовлетворительно! Оружие вычищено плохо! Вопросы у Вас ко мне есть?

Тот снова молчит.

Прихожу в штаб, захожу к Малоненкову, там сидит кто-то из комиссии. По форме докладываю. По глазам вижу, что он доволен.  Говорит:

– Ну, Евгений Анатольевич, ты даешь!

Намекая на мое «студенческое» происхождение. Отпустил всех и попросил рассказать подробно. Я рассказал, и он, по-моему, остался доволен и меня отпустил. У меня создалось впечатление, что его судьба видимо когда-то пересеклась с командиром дивизии не лучшим образом.

Не следует думать, что только мне удалось выявить недостатки. Каждому члену комиссии были выданы рабочие тетради в папке. В конце дня папки в опечатанном виде сдавались на хранение в секретную часть. Наши тетради это «Дневник проверок». Перед началом проверки, с новой страницы записываем: Дату, время, номер из пункта «Задания», какое подразделение мы проверяем, наше задание, кого или что проверяем, вопросы, ответы, оценки и т.д.

Два полка из 4-х стоящих на боевом дежурстве, получили оценку близкую к «Неуд». Два других – Удовлетворительно». Представители из ГУРВО, проверяя полки, которые готовились становиться на боевое дежурство, выявили серьезные нарушения в оборудовании стартовых комплексов, исключающие постановку их на боевое дежурство, в установленные Приказом Главкома сроки.

Парадокс заключался в том, что специалисты полков и служба главного инженера дивизии приняли технику, имеющую эти недостатки, от наладчиков промышленности с оценками «отлично» и «хорошо».

Основная причина – слабое знание техники и наплевательски-преступное отношение офицеров всех рангов к своим обязанностям! А служили они не в какой-то «дыре» типа – Ледяная, Дровяная, Карталы, Алейск, и …, а в благодатном крае, в центре Украины!

Кроме того, были выявлены также несколько случаев неуставного отношения в караулах, охраняющих командные пункты ракетных полков.

Но итоговую оценку должно было определить итоговое учение, максимально приближенное к реальным действиям в боевой критической ситуации.

Учения, начало которых (по сообщениям «друзей-добряков» из штаба РВСН) дивизии ожидалось через два дня, начались сразу и внезапно для командования дивизии в 21⁰⁰.

Так как комиссия предыдущие дни работала еще и после ужина до 22–23 часов, то когда старших групп собрал председатель в 20⁰⁰ на совещание, это не вызвало даже у нас никаких особых предчувствий. Мы дорабатывали план предстоящих учений. Пришел генерал Малоненков, сказал, чтобы мы «закруглялись», поскольку, через полчаса с ЦКП будет объявлена тревога. Некоторым группам была поставлена задача контроля системы оповещения в военном городке. Они по одному или по двое должны были выйти из штаба, не спеша разойтись по городку и к 21⁰⁰  быть готовыми контролировать порядок оповещения и сбора офицерского состава.

Я со своим напарником за минуту до тревоги должен зайти на командный пункт при штабе дивизии и контролировать действия дежурной смены КП по оповещению личного состава. А через полчаса я должен выехать на основной командный пункт дивизии в позиционный район и выступать в роли посредника.

Старшим группы посредников был полковник из оперативного отдела Главного штаба РВСН. Он однажды пришел к нам на «экзамен». Просидел невозмутимо почти два часа, что-то записывал в своей тетради, но даже не подал свой голос. И так же, не сказав ни слова, вышел.

Генерал Малоненков оставался в штабе и контролировал все действия по общим средствам связи. С нашим полковником у него был прямой закрытый канал связи.

Учения начались. На случай тревоги, в каждом подъезде городка были установлены ревуны и тревожные звонки. В нескольких домах тревожная сигнализация не сработала, не все солдаты-посыльные быстро нашли своих офицеров и т. д. и т. п.

Когда, мы прибыли на загородный КП, караул не хотел нас пропускать, так как не получил соответствующую команду. Наконец мы спустились под землю и заняли свои места посредников.

Я вместе с нашим старшим был в Главном зале. Там дежурная смена уже в 21‑00 получила сигнал с Центрального КП, подготовила все необходимые документы и ожидала прибытия на КП командира дивизии. Все были очень напряжены.

Как только прибыл командир, он, не стесняясь в выражениях, устроил разнос командиру дежурных сил дивизии за беспорядок на КП. Я такое обращение с подчиненными встретил впервые. Обычно в таких случаях, на учениях командир дивизии, выслушав доклад командира дежурных сил, спрашивал об изменении обстановки за время его переезда, садился на свое рабочее место за главным пультом Системы Боевого Управления и начиналась боевая работа без всяких предварительных разносов. А здесь все было не так. Сам командир был взвинчен, с виду обозлён, а его подчиненные выглядели испуганными и подавленными. В такой обстановке им трудно сосредоточиться для выполнения экстремальных заданий. В это время по АСУ БУ с ЦКП РВСН стали поступать сигналы, на которые надо было без промедления отвечать. В первый момент командир растерялся, так как забыл на какие клавиши на клавиатуре АСУ БУ надо нажимать. Потом зычным командирским голосом скомандовал:

– Подполковник Куприянов (это командир дежурных сил, который сдал нам теорию на отлично) дать ответ ЦКП!

Тот быстро подскочил к генералу, попросил чуть подвинуться, и нажал две клавиши подтверждения получения сигнала, находящиеся под самым носом у генерала, и отрапортовал:

– Подтверждение дано, товарищ генерал!

Видя это «кино», даже наш всегда невозмутимый полковник улыбнулся. Мне улыбаться было не положено. Надо было все это фиксировать в дневнике.

Учение продолжались. Команды с ЦКП шли одна за другой. Полковник из Главного штаба перестал удивляться работе со средствами БУ командира дивизии. Наконец объявили повышенную готовность к пуску ракет. В напряжении прошли почти два часа.

Вдруг меня по громкоговорящей связи вызывают к телефону в помещение дежурного по связи.

– Товарищ подполковник вас к телефону.

Беру трубку, генерал Малоненков:

– Евгений Анатольевич, ты, знаешь, как отключить все каналы связи от КП на КРОССе?

– Да, это я делал ранее в другой дивизии.

– Сейчас я даю вводную команду командиру дивизии, что у них вышли из строя все каналы проводной связи, а ты тем временем все отключаешь и остаешься на КРОССе, чтобы там что-нибудь не «нахимичали».

 – Ясно!

Зашел в помещение, где располагаются все распределители входных каналов связи, сказал старшему лейтенанту связисту, что, вводная – потеря всех проводных каналов связи». Снял перемычки с входных и выходных каналов связи и селе.

Действующей осталась только радиорелейная связь и радиосвязь, которая работала только на прием шифрованных команд. Передатчик разрешалось включать, после 2-х часовой готовности, и только в безвыходных, исключительных случаях в условиях «Повышенная готовность».

По шлемофонной связи слышу, что докладывают, что радиорелейные станции не могут войти в связь! Ну, думаю, началась катавасия! В шлемофонах невообразимый шум, «мат‑перемат!»  В помещение вбегает майор-связист и что-то шепчет на ухо старшему лейтенанту и выбегает. Тот, спустя некоторое время потихоньку, как бы в раздумье, подходит к коммутационной стойке и собирается провести какие-то действия. Но я был на чеку, и сразу вернул его на место!

Более часа потребовалось, чтобы установить связь между КП и ЗКП дивизии! Как потом выяснилось, связь удалось установить только путем хитрости начальника связи, который послал офицера на машине в ближайшую деревню, а тот по междугородней связи позвонил в штаб и сообщил частоты связи. Команда на имитацию пуска в полки прошла буквально за минуты до времени пуска. Общая оценка учений «удовлетворительно» со знаком «–». Оценка работы служб штаба дивизии «неудовлетворительно».

 Хуже результатов, я ранее при проверках не встречал! 

После окончания учений и обобщения результатов проверки, на общем совещании офицеров штаба Генерал Малоненков зачитал акт проверки. Общая оценка «удовлетворительно», оценка работы штаба – «неуд», подготовка подразделений охраны – «неуд». Среди проверенных полков более половины получили хорошие оценки

Вернулись с проверки. Но недаром ходили слухи, что смещенный командир пользовался чьим-то покровительством вверху. Генерала Малоненкова встретили в штабе РВСН, мягко говоря, весьма прохладно. Некоторые документы по проверке «попросили» подправить перед докладом Главкому! Больше его не стали назначать председателем комплексных проверок Ракетных армий и дивизий. А так как меня в работу комиссий почти всегда привлекал генерал Малоненков, то прекратились мои надоевшие и, иногда, весьма длительные командировки по проверке боевой готовности.

Через некоторое время, будучи на Власихе, от полковника Васильева (бывший наш инженер полка в Манзовке), старшего офицера Оперативного управления ГШ, я услышал очередную «хохму». Он с присущим еще смолоду юмором, рассказал байку о случае при проверке Первомайской дивизии. Там проверить стрелковую подготовку личного состава батальона охраны послали одного из членов комиссии, профессора-полковника из НИИ-4. Тот проверил их стрельбу, содержание оружия и поставил «неуд». Командир батальона стал оправдываться, ссылаясь на то, что они не успели пристрелять новые АК. Профессор (в очках) взял «не пристрелянный АК» и отстрелялся на «отлично». Юмор в том, что «профессор» из НИИ видел и взял впервые в руки АК. Были некоторые юмористические подробности, изложенные в стиле Карла Чапека. Во время рассказа он хитро посматривал на меня. Я сказал:

– Да, не повезло тому майору!

– А откуда ты знаешь, что это был майор? …

– А я сам был в той комиссии, но никакого «профессора» у нас не было. И, вообще, это анекдот.

Видимо, по возвращении с проверки Маланенков рассказал Малашенкову о том, как он послал меня проверять батальон охраны. А Малашенков знал, что в отличие от его начальника отделения лейтенанта Бори Корж, я при проверках стрельбы из АК отделением, зачет стрелял вместе с солдатами. Знал, наверняка, это и Васильев, поскольку командир нашего дивизиона, подполковник Генералов, всегда отмечал это.

Когда эти строки воспоминаний был уже написаны, я на сайте «Ружаны стратегические», целиком посвященном РВСН, прочитал повествование генерала Малашенкова – «Дивизион, который забыть нельзя». Там генерал Малашенков описал впечатления лейтенанта Володи Малашенкова о нашем дивизионе и о нашем отце-командире подполковнике Генералове.

После «хорошей» проверки Первомайской дивизии, генерал Малоненков,  следовательно, и я, стали «невыездными» в качестве членов комиссий по проверке бевой готовности.

Позже, я узнал, что мой бывший командир Козельской дивизии, генерал Бурмак, сменил генерала Малоненкова на ЗЦКП. Это было мое последнее участие в проверках боевой готовности войск. Вот такие дела.

Командировки в войска прекратились

Я вздохнул свободнее. Но, вскоре командировки возобновились, но только меня стали привлекать, как «эксперта по расследованию различных нештатных ситуаций». Их было семь или восемь. Запомнились две: в город Красноярск, дивизия в Ужуре и в Алейскую дивизию. Эти командировки запомнились не столько по причине расследования, а по событиям и сопутствующими обстоятельствами. О них я расскажу позже.

Покупка автомашины и как учился вождению

Примерно через два года после получения квартиры мы решили копить деньги на покупку автомашины. Я записался на очередь у себя в НИИ. За машиной надо было ехать в Подольск. А у меня еще не было прав, что делать? Высказал свою заботу в отделе. Вдруг, мой подопечный, лейтенант Миша  Овчинников говорит мне:

– Евгений Анатольевич, я  могу перегнать Вашу машину.

Оказывается, он еще в институте, в Свердловске, получил права, чтобы ездить на папиной «Волге». Мой сосед, Вася  Володин довез нас с Мишей до Подольска. Я оформил покупку, и вместе вернулись в Болшево.

Возникло два вопроса: первый – как быстро получить права, второй – куда поставить «Москвич»? Курсов шоферов тогда в Болшево не было, обучались частным порядком, а потом сдавали экзамен в ГАИ.

Другой мой сосед, Валентин Захаров, познакомил меня со своим соседом по гаражу – Петром Сергеичем. Тот сдал мне свой (старый) железный гараж. Кроме того, оказалось, что Петр Сергеевич работает заведующим гаражам Пушкинской районной больницы. Я спросил его, сможет ли он обучить меня вождению, и он согласился.

Меня Петр Сергеевич спросил, приходилось ли мне водить автомашины ранее. Ответил, что приходилось. Во время службы на полигоне я много ездил по степи на грузовых машинах ЗИЛ, ГАЗ и на легковой ГАЗ‑69, поскольку там не было ГАИ. Но опыта вождения легковых автомашин и в условиях интенсивного городского движения у меня не было. Да и всё это было десять лет назад.

Забыл ему сказать, что при перевозке вещей в Болшево из Козельска сам вел КАМАЗ почти всю ночь.

– Ну, хорошо. Приходи в субботу в гараж – начнем учебу.

Ранним утром в субботу пришел в гаражи. Открыл гараж, завел машину. Потренировался в переключении скоростей, в выезде и заезде в гараж.

В восемь утра пришел Петр Сергеевич.

– Садись, поехали.

– Куда?

– В Пушкино!

Я растерялся.

– Так сразу?

Выехали из гаража. По Болшевскому шоссе – на Ярославку. Еду осторожно, посматривая в зеркало заднего вида. Конечно, волнуюсь! Приехали в Пушкино в загородный гараж при районной больнице.

Петр Сергеевич говорит:

– Ну, вождение по шоссе  ты мне сдал хорошо, для первого раза. Тебя надо учить только маневрированию при парковке и заезду в гараж. Я пошел работать, а тебя поручу одному из дежурных шоферов. Будешь с ним отрабатывать методы маневрирования.

Так началось мое обучение. По субботам я отвозил Петра Сергеевича на работу, потом обратно. А в воскресенье я брал в магазине «бутыльброд», приходил в гараж, и мы  выполняли капитальный ремонт его «Москвича‑408». Это была вся моя плата за обучение.

В третье воскресенье поехали к начальнику отделения ГАИ по всему Ярославскому шоссе на его юбилей. Сергеевич познакомил меня с ним. Сказал, что я военный, подполковник. Гостей было много, выпивки еще больше. Все хорошо выпили. Начальник ГАИ спрашивает меня:

– Почему Вы пьёте только Боржоми? – 

Отвечаю:

– Я «за рулем»!

– Здесь все за рулем! Дайте Вашу записную книжку.

Он на первой странице пишет фломастером номер телефона.

– Если остановит инспектор ГАИ – молча, покажи ему этот номер телефона. И всё!

В четвертое воскресенье была «закручена последняя гайка» на Москвиче М-408, и мне было сказано:

– Евгений ты готов, иди в свое ГАИ, сдавай!

Пошел и сдал с первой попытки.

Результат такого обучения – за 40 лет вождения, ни одного прокола, плюс самостоятельное техническое обслуживание и любой ремонт (включая сварочные работы) своего «Москвича-412».

Неоценимую помощь оказала нам машина при строительстве дачи. В начале строительства ездили на работы по общему благоустройству площади кооператива. Ездили на строительство дачи, привозили строительные материалы. На юг на машине не ездили, так как это большая морока. Предпочитали ездить поездом.

Начальник лаборатории

У нас в управлении случилось ЧП в отделе «Внешних устройств ЭВМ», в лаборатории Программирования. У начальника лаборатории подполковника Сосина Кима пропала секретная тетрадь. Что в ней было, никто, кроме самого Сосина, не знал. Могла быть просто для черновых рабочих записей, а могла содержать важные сведения. Если так, то на Сосина должно быть заведено уголовное дело. За такой проступок полагалось от 3 до 5 лет срока! В этом случае все его начальники, а особенно непосредственный начальник, подвергались строгому дисциплинарному взысканию «от «служебного несоответствия» и до увольнения из рядов Вооруженных Сил. Начальнику управления, где это произошло, грозило получение служебного несоответствия от Главкома РВСН.

Поэтому начальникам было удобнее, если бы пропала просто рабочая тетрадь. Исходя из этих факторов, все были заинтересованы в уменьшении вины Сосина. Создали комиссию из послушных начальству офицеров, которая после «изучения вопроса» пришла к выводу, что в утраченной тетради, которую они и в глаза не видели, содержались сведения, представляющие только служебную тайну, и никаких секретных сведений тетрадь не содержала.

Возможно, что это так.

Однако, Сосин был любитель собирать справочные сведения о технике в одну тетрадь. Он мотивировал это тем, что пишет диссертационную работу по анализу различной техники. Однажды, когда мне потребовалось узнать перед командировкой общие сведения о новой системе, то эти данные оказались у Сосина в его рабочей тетради. Тогда начальник отдела полковник Романенков Николай посоветовал мне обратиться к Сосину. «У него в тетради все есть», а я дам ему указание, чтобы он тебя с этими материалами познакомил. Я прочитал нужные данные и увидел, что у него собраны данные по многим нашим системам, стоявшим на вооружении и вновь принимаемым. Я еще тогда не особенно удачно пошутил, сказав Сосину: «Ну, твоя тетрадь – прямо находка для шпиона!»

Он обиделся, и говорит: «Если бы не приказание Романенкова, я бы тебе тетрадь не дал!» Ну вот, бог его за жадность и наказал! Ну, конечно, не «бог», а вполне возможно,  что сотрудник из его лаборатории.

Сосин, несмотря на конфликтную ситуацию в лаборатории, вел себя очень беспечно. Часто оставлял чемодан с документами в лаборатории без присмотра. И вот однажды, перед сдачей чемодана в секретную часть, он стал проверять наличие документов и обнаружил, что нет одной рабочей тетради с грифом. Он о пропаже сразу доложил начальнику отдела, полковнику Романенкову Николаю Алексеевичу.

Был уже конец рабочего дня, и некоторые сотрудники сдали свои секретные чемоданы в хранилище, и ушли домой. Романенков доложил о пропаже генералу Долгову. Тот принял решение вызвать всех сотрудников отдела на службу и проверить у всех чемоданы. Одновременно проверить все столы, сейфы и шкафы во всех отделах трех управлений. Может кто-то, случайно взял тетрадь.

Проверка чемоданов ничего не дала, тетрадь не нашли. Проверили все столы, сейфы и шкафы во всех отделах управления. Проверили все закутки на этаже и в корпусе – и это не дало никаких результатов. На другой день проверили все чемоданы трех наших «Долговских» управлений - результат тот же. Тетрадь исчезла.

Начальник нашего отдела полковник Богдановский пригласил в свой кабинет всех своих ведущих сотрудников и устроил с нами так называемый «мозговой штурм». К этому приему он прибегал ранее неоднократно, когда надо было отделу принимать какое-то неординарное решение. Сотрудник выдвигает свое видение вопроса, а все другие выдвигают свои, другие контрверсии. Обсуждаются все «за» и «против».

Во время этого обсуждения в кабинет вошел полковник Романенков, бывший наш начальник лаборатории.  Мы его спросили, а «какая тетрадь, с какими материалами исчезла»?  Он ответил, что не знает, так как секретный чемодан у Сосина изъяли, а сам он находится в невменяемом состоянии.

Многие знали, что Ким Сосин в лаборатории вел себя часто по хамски, и, естественно, большинство сотрудников его ненавидело. Но одно дело ненавидеть, и совсем другое дело похищать совершенно секретную тетрадь! Это уголовное дело! Кроме того, у большинства сотрудников, работающих многие годы в режимных предприятиях, вырабатывается стойкий иммунитет к любым нарушениям существующего режима соблюдения секретности.

Командованием управления было назначено внутреннее расследование с привлечением сотрудников своего отдела КГБ, но никаких улик не нашли. Видимо кто-то похитил ее и уничтожил, чтобы избавиться от улик. Было три основных подозреваемых: подполковники, научные сотрудники: Владимир Ширенков, Дмитрий Верещагин. Так же под подозрением был младший научный сотрудник – майор Борис Сердюков. 

Расследование показало, что Борис Сердюков чаще других сильно конфликтовал с Сосиным, и поэтому он стал наиболее вероятным кандидатом в похитители. Вызвали его на комиссию для допроса, но он представил железное алиби. Он заявил, что в тот день был в местной командировке. Весь коллектив лаборатории проверили на «Детекторе лжи», но и это не дало результатов.

В управлении создали экспертную комиссию из «доверенных компетентных лиц», которая сделала вывод, что, скорее всего, утраченная тетрадь использовалась для текущей работы и черновых записей с грифом «для служебного пользования» и поэтому не могла содержать совершенно секретных сведений.

Такой вывод устраивал всех! И, чтобы не выносить сор из избы, дело не передали в военную прокуратуру, и оно было спущено на тормозах. Тем более, что доказать важность сведений, которые были в похищенной и не найденной тетради дело безнадежное.

Подполковника Сосина исключили из партии и досрочно уволили в запас. Дело закрыли. Начальник отдела полковник Романенков получил строгое взыскание от Главкома!

Во времена, когда министром обороны был маршал Жуков, замполит управления полковник Клишин А.М., по настоянию которого подполковника Сосина назначили на должность, был бы уволен в запас без пенсии. Жуков считал, что командир отвечает за выполнение подчиненными служебных обязанностей. Утрата документа – это разгильдяйство, которое является следствием плохого идеологического воспитания.

На мой взгляд, хотя версия похищения и последующего уничтожения тетради своими сотрудниками вероятна, не следовало исключать (учитывая возможную важность, реально содержащихся в тетради сведений) и похищение с целью передачи тетради сотрудникам иностранной разведки. А возможно, что все было гораздо банальнее и проще. Сосин вынес свою секретную тетрадь домой, чтобы продолжать работать с материалами диссертации дома, и там она по какой-то причине была утрачена. Почему-то подобный, наиболее вероятный вариант, комиссией даже не рассматривался!

Всем было известно, что в дни, предшествующие утрате тетради, Сосин постоянно «заказывал» свой секретный чемодан для работы «над диссертацией» в вечернее время.

Подобный случай потери совершенно секретной тетради произошел в нашем дивизионе давно, еще 1956 г. на полигоне «Капустин‑Яр».

Во время зимних учений с выездом дивизиона в степь начальник штаба потерял тетрадь, в которой были изложены цели учений. Ее не нашли, и решили списать по акту, как уничтоженную. Весной, когда снег растаял, тетрадь в степи нашел пастух, пасший овец. И как истинный «Советский человек» принес ее в «Органы». Начальника штаба уволили из СА, а командир дивизиона подполковник Генералов тогда получил «Служебное несоответствие».

Лаборатория осталась без начальника. Вначале освободившуюся должность предложили «приближенным к «большим» начальникам лицам», но те наотрез отказались. Не хотели добровольно закладывать свою голову в петлю! Затем стали предлагать должность некоторым старшим научным сотрудникам в других отделах. Но никто из старших научных сотрудников куста управлений связи и управления не рискнули идти в «крамольную» лабораторию.

Предлагали и мне занять это вакантное место, но я тоже тогда отказался. Причина у меня была банальная. У кадровиков принято, что каждому вновь назначаемому на должность, как правило, назначали зарплату по нижней тарифной вилке. Это всего на сотню рублей больше чем сейчас у меня. А что взамен?

«Врубаться» в кратчайший срок в новую тематику исследований новой лаборатории. Кроме того, «головная боль» за каждого сотрудника лаборатории. Планировать каждому работу и отвечать за ее выполнение. Отвечать за поступки и проступки каждого, а «мне это надо» в мои 45 лет!?

Безвластие продолжалось более двух месяцев. Потом начальник отдела полковник Романенков, с которым мы были ранее в одном отделе, и были в дружеских личных отношениях, позвал меня к себе в кабинет и снова предложил стать начальником лаборатории. Мы обсудили подробно этот вопрос. И я согласился, но на особых условиях.

Условия были такие. И я, и он характеры имели «не сахарные». Каждый всегда упорно отстаивает свое мнение. Одно дело, когда мы в равных весовых категориях, и совсем другое, когда один начальник. Он любит жестко и часто нелицеприятно командовать, я – сторонник убеждения несогласного, мягкого, но до определенного предела, когда необходимо срочно принять решение. Я не терплю малейшего моего командирского унижения и стараюсь никогда сам не унижать чужое достоинство. В этом случае я всегда дам отпор любому, невзирая на последствия.

Поэтому мы договорились с Николаем о том, что он в присутствии других лиц не делает мне замечаний в любой форме. А если, по его мнению, я в чем‑то не дорабатываю, или у меня имеются какие‑нибудь особые предложения, то мы обговариваем этот вопрос при личном общении. Я, в свою очередь, публично молчу при его неправильных, на мой взгляд, действиях. Но потом, при личном общении, я говорю ему об этом. Мы обсуждаем, как надо было лучше сделать. Такой стиль общения – это стиль единомышленников, которые хотят сделать свою работу максимально эффективной, не обращая внимания на личные амбиции. Николай согласился с моими доводами.

Но вдруг возникли непредвиденные трудности. Моё назначение начальником лаборатории заблокировал наш замполит Клишин. В те времена любые назначения могли проводиться только с разрешения «Партии». На парткоме, посвященном моему назначению, выступает замполит Клишин и говорит:

 – Я против назначения подполковника Ягунова начальником лаборатории к Романенко. Он политически недостаточно устойчив, это проявилось в следующем. Он, на политзанятии высказал мне сомнение по изображенному на плакате  Генеральному секретарю, товарищу Брежневу Леониду Ильичу! А плакат был выпущен Главным Политическим Управлением! Он обратил мое внимание на то, что товарищ Брежнев Леонид Ильич, в 1942 г изображен как генерал-лейтенант, а во время Ясско‑Кишеневской операции в 1944г – как генерал – майор. Этим он дискредитировал роль нашей партии в ВОВ (т.е. по его мнению, Брежнев был разжалован!).

В дело вмешался Багдановский, член парткома Института.

 – Ягунов мой подчиненный, и это я рекомендовал его назначить на эту должность начальника лаборатории средств БУ. Он очень успешно поработал с молодыми нашими сотрудниками и вывел их в число ведущих. Командование РВСН постоянно привлекает его для работы в комиссиях по проверке боеготовности дивизий и армий РВСН. Ранее он был представителем главкома РВ в Карталинской дивизии. Имеет несколько благодарностей от Главкома РВ. Награжден Главкомом именными часами. О несоответствии фотографий в плакате Ягунов сказал мне. Я сам внимательно посмотрел и пришел к выводу, что фотографии, видимо, были случайно перепутаны при подготовке плаката. Тем более, что на первой фотографии вторая звезда была видна не четко.

Состоялось положительное решение парткома о моем  назначении.

Итак, я стал начальником лаборатории. Коллектив был хороший, дружный, работящий и очень квалифицированный. В лаборатории были две женщины, обе кандидаты наук: Ольга Смирнова и Марта Деминова. С Володей Деминовым, мужем Марты, мы в Академии учились вместе и были хорошими товарищами. Всех сотрудников я знал хорошо по совместным работам, а с подполковником Димой Верещагиным мы были вообще друзьями.

Я не контролировал каждый шаг сотрудников, как это делал Сосин, а дал им значительную самостоятельность при выполнении запланированной научной темы. Примерно раз в две‑три недели в лаборатории устраивали мини‑семинар, на котором обсуждали результаты исследований в режиме «Генерации идей», или «Мозгового штурма». Так определялись наиболее эффективные пути достижения результатов. Когда через полгода пришел срок подготовки научного отчета, то никаких трудностей у сотрудников это не вызвало. Отчет был выполнен и сдан в срок и с хорошим качеством. «Крамольную» лабораторию проверила сначала внутренняя комиссия управления, а потом институтская, и все проверки лаборатория прошла без замечаний. Подобное в НИИ-4, было редкостью! Еще через полгода сдали отчет по новейшей теме и снова – без замечаний. Оценка «Отлично»!

Через год после происшествия, с подачи Политотдела института «криминальную» лабораторию подвергли комплексной проверке. Результаты проверки ошеломили даже Романенко. За прошедший год ни один сотрудник лаборатории не получил даже замечаний. Наш отчет был признан одним из лучших в институте. За год было подано 11 заявок на авторские свидетельства, разработано и сдано заказчику 15 программ для ЭВМ, подано 6 рационализаторских предложений. И т. д.

По результатам проверки, лаборатория была признана лучшей среди трех управлений куста. Лаборатории присвоили звание «Лаборатория коммунистического труда». Мою фотографию, вместе с фотографиями ведущих сотрудников лаборатории поместили на Доску Почета. Всем сотрудникам лаборатории присвоили звание «Ударник коммунистического труда»!

При выдаче очередной премии мне выдали удвоенный размер, а сотрудникам полуторный. С полковника Романенко Н. А. сняли ранее наложенное строгое взыскание. И он ходатайствовал перед Долговым об объявлении мне и сотрудникам благодарностей.

А мне Николай сказал, что не ошибся в выборе, и признался, что он был против назначения Сосина начальником лаборатории, а сразу хотел, чтобы назначили меня. Но на него надавили, поскольку Сосин тогда был членом парткома управления. А членам парткома всегда оказывалось «высокое доверие». И он сдался.

Романенко сказал мне, что перед назначением Сосин показал членам парткома толстую тетрадь, в которой был написан черновик диссертации. Узнав это, он попросил Сосина показать ему свои труды. Тот показал тетрадь, в которой были переписаны выдержки из описаний различных систем связи и боевого управления. Сосин ему сказал, что работает над выработкой общего подхода к оценке эффективности систем БУ.

После объявления нам приказа о присвоении лаборатории звания Лаборатория коммунистического труда старейший сотрудник лаборатории, подполковник Дмитрий Верещагин предложил отметить это событие всей лабораторией в кафе дома офицеров, в пятницу, после работы. Все согласились единогласно.

Собрались в кафе в приподнятом настроении. После «некоторого возлияния» стали бурно обсуждать событие. Я поздравил сотрудников с успешным окончанием квартала и отметил, что достигнутый лабораторией успех является следствием хорошей работы и делового взаимодействия всех сотрудников лаборатории. Была хорошая взаимовыручка и бесконфликтное взаимодействие.

Много говорили. Борис Сердюков сказал, обращаясь ко мне:

– Понимаете, Евгений Анатолевич, это произошло потому, что Сосин нами командовал, а Вы – руководили!

Мой дебют в должности начальника лаборатории оказался успешным. Во время работы я с большим вниманием присматривался к своим сотрудникам, с целью определения возможного похитителя тетради у Сосина. Но, никто не дал повода заподозрить кого-то из них.

Одной из научных тем, которые мне пришлось выполнять, была тема противодействия прослушиванию телефонов и линий связи.

Я подошел, как всегда, к делу основательно, и начал с изучения патентов и авторских свидетельств (открытых и закрытых), посвященных вопросам прослушивания и противодействию этому прослушиванию.

Отчет по теме потребовали согласовать с отделом КГБ нашего НИИ-4. Каково же было мое изумление, когда в КГБ‑шнике я узнал своего товарища по Капустину Яру. Он, естественно, ходил всегда в гражданской одежде, но мне говорили, что он майор. Мы с ним разговорились уже как старые приятели. Он мне сказал, что в Капустином Яре его перевели в КГБ, в то же время, когда наш дивизион отправили на Дальний Восток. Окончил школу КГБ и вот попал служить в наш НИИ-4.

Он оставил отчет у себя, для ознакомления. Дня через три позвонил мне, чтобы я зашел к нему. Он спрашивает:

– А практически ты можешь проверить свои рекомендации?

– Конечно, отключив «прослушку» в своем кабинете.

Он даже подскочил от такого заявления.

– Откуда ты знаешь о «прослушке»?

– Так неужели, занимаясь теорией и практикой этого вопроса и, имея необходимые приборы для обнаружения наличия прослушивающих устройств, я не проверил бы это у себя! Нашел даже две, весьма убогих. Поставил схему нейтрализации «прослушки», которую могу в любое время отключить. Пойдем ко мне, я все покажу. Вообще, следует выбросить этот допотопный прослушивающий хлам!

К слову сказать, в процессе выполнения этой НИР мы обнаружили, что телефонные разговоры нашей внутренней АТС НИИ-4 можно слушать от Ярославского шоссе! Основная причина – отсутствие в то время необходимой электрической развязки между внутренними и внешними каналами связи в НИИ-4. Были даны практические рекомендации по усилению степени защиты информации. Рекомендации были выполнены.

Лаборатория успешно и без серьезных замечаний выполняла задания командования РВСН. А задания иногда давались по неожиданным темам.

 Лирическое отступление

Земля – круглая. Последняя встреча с генерал-лейтенантом Яшиным Ю.А. произошла так:

Я – дежурный по НИИ-4. С проходной звонят: подъехала машина начальника НИИ-4 генерала Волкова Е.Б.

Выбегаю, быстро иду на встречу. Ору во весь...,. «Часть смирно! » И что в отсутствие его не случилось ничего.

Волков со мной поздоровался, я шаг в сторону, чтобы его пропустить. Вдруг слышу: 

– Привет Евгений!

Поднимаю глаза, Юрий Яшин, генерал-лейтенант. Отвечаю:

– Здравствуй Юрий!

Волков оглядывается и смотрит недоуменно. Яшин ему говорит:

– Вот, старого товарища встретил.

Мне:

– Защитился?

– Да.

– Я к Вам по этому же поводу.

Примерно через час, заходит в комнату дежурного.

– Отметь пропуск. Проводи, Евгений Борисович разрешил.

Проводил до Министерства Обороны. Поговорили. Спросил про Валю Горбина, нашего общего товарища по РВКИУ (февральский спецнабор, ЛИАП). Рассказал.

– Да, я говорил ему, что водка для него – гибель.

 Экстренные командировки в войска

Мои экстренные командировки в войска обычно проходили по единому сценарию. Вызывает начальник отдела и говорит:

– Евгений Анатольевич, с «Власихи» пришла телефонограмма. Завтра (сегодня ночью…). Вы должны вылететь из Внукова (Домодедова…) в командировку на десять дней (на две недели…) в составе комиссии. Встречаешься с членами комиссии в аэропорту в 10-00 (14-00… 17‑30…) у стойки регистрации. Там тебя встретят, выдадут командировочное предписание и командировочные деньги. И т. д.

Командировка в Ужур

На этот раз сценарий был несколько иным:

– Срочно иди домой, собирайся. За тобой заедет машина, тебе выдадут командировочные и отвезут на аэровокзал. У военного коменданта получишь билет. В аэропорту Красноярска тебя встретят. Видимо, произошла какая-то катастрофа, если такая спешка.

На аэровокзале, я никого не встретил, а комендант меня сразу огорошил:

– Ваш вечерний рейс отменен, полетите следующим ночным рейсом.

Телефона для связи мне не дали – надо лететь!

Ночью взлетели и около 9‑10 утра сели в Красноярске. В аэропорту меня тоже никто не встретил. Пошел к военному коменданту, предъявил свое командировочное предписание. От него узнал, что воинская часть, в которую я командирован, расположена в Ужуре. До него можно доехать только «рабочим поездом», который ходит дважды с сутки. Утренний поезд уже ушел, надо ожидать вечернего поезда. Иногда из Ужура прилетает вертолет. Спросил коменданта, есть ли у него связь с воинской частью. Связь с частью есть только из городской комендатуры.

Оказалось, что аэропорт расположен в черте города.

В комендатуре города мне дали телефон начальника штаба дивизии. Позвонил, представился. Начальник штаба очень искренне извинился и сказал, что его о моем прилете не предупредили. Посоветовал приехать вечерним поездом, меня на вокзале встретят.

Так в моем распоряжении оказался целый день. Мама мне рассказывала, что в Красноярске живет ее брат Анатолий, у которого трое детей: Эрих, Татьяна и Римма. Пошел в «Горсправку» и, к моему удивлению, мне сообщали три адреса их проживания. Эрих и Татьяна живут в Заводском районе на другой стороне Енисея, а Римма в центре города.

Центр Красноярска, как и многих сибирских городов, застроен старыми купеческими домами, имеющими иногда весьма своеобразную архитектуру. Рядом дома в стиле «Революционного» модернизма.

 Я решил пойти по ближайшему адресу – к Римме. На фото она была маленькой, самой младшей из детей. Нашел дом, квартиру позвонил. Дверь открыла симпатичная молодая девушка и посмотрела на меня удивленно, вопросительно, увидев офицера в форме. Я спросил:

– Вы Римма Кичигина?

– Да, ответила она.

– А я твой двоюродный брат, моя мама сестра твоего папы, Анатолия Павловича.

– Ой! Вот это здорово!

Неподдельно, обрадовалась она.

– Проходите!

Она, случайно, по болезни, оказалась дома. Вспомнила, что папин брат, дядя Федя, ранее писал им, что встречался со своим племянником Женей в Москве, когда был там в командировке. Женя учился в академии. А недавно он написал им, что Женя, уже майор и заезжал к ним в Челябинск несколько раз, проездом. Прислал фотографии. Она меня узнала по той фотографии.

Римма быстро собрала на стол. Поговорили о том, как здесь живется. Она работает секретарем‑машинисткой в одной из строительных организаций. Там ей и предоставили эту малогабаритную квартиру.

Решили съездить домой, к брату Эриху. Эрих на работе, но жена дома после рождения сына. Поехали на трамвае по мосту на другой берег Енисея. Енисей широкая и величественная русская река. Проезжая по мосту, обратил внимание на необычной архитектуры стадион, расположенный посреди реки, на острове. Я сфотографировал его. День был пасмурным и слегка туманным. Приехали в Заводской район. Новые дома, чистый асфальт! Сразу нашли номер дома, но без дополнительной буквы. Я даже удивился, а Римма говорит:

– Сейчас пойдем к дому Эриха и ты узнаешь, что если бы ты поехал к ним один, то их дом не нашел.

С опрятной улицы свернули в переулок, и я увидел впереди в сотне метров группу каких–то строений, похожих на землянки. Асфальт оборвался, и начался так называемый «тротуар» из гнилых брошенных прямо на землю досок, кирпичей, кусков ржавого железа, осколков бетонных плит и т.д. И кругом непролазная грязь. С трудом форсировав эту «полосу препятствий», добрались до бараков, наполовину вросших в землю.

Вошли в один из бараков. Общий коридор, некрашеный пол из прогнивших досок с дырами, прикрытыми кусками фанеры.

«Квартира»: прихожая, кухня и комната около 12 кв.м. Печка с плитой. Старая мебель. Десять лет в очереди на квартиру. Эрих работает крановщиком на механическом заводе. Зарабатывает хорошо, но очередь на квартиру двигается медленно.

Меня поразило, что в таком крупном городе, как Красноярск, где построена одна их мощнейших в мире ГЭС, есть такие «жилые» районы. Кругом тайга, отличный лес! Неужели так трудно организовать производство добротных хотя бы деревянных домов для рабочих?! Еще подогнали бы десяток самосвалов, чтобы грязь, превратилась в пешеходную дорожку.

Поговорили, пообедали. Конечно, жалко, что не удалось встретить Таню и Эриха. Я пообещал, что постараюсь заехать к ним на обратном пути.

Вечером Римма проводила меня на вокзал. Записал рабочий телефон Тани и Риммы.

В Ужуре на вокзале меня встретил очень молодой, высокий майор с располагающей к себе внешностью. Он представился как помощник Главного инженера дивизии. Я с ним поздоровался, и мы познакомились. Он окончил академию имени Можайского. В дивизии со дня ее формирования. Его прикомандировали к нашей комиссии для обеспечения ее работы. Он сказал мне, что ожидали приезда комиссии, но вчера дали «отбой», поэтому в аэропорту не встречали. Предложил заехать сначала в кафе поужинать, а потом в гостиницу. Там он кратко рассказал, что у них произошло.

А произошло следующее. Во время несения дежурной сменой одного из полков боевого дежурства на командном пункте, прошел сигнал: «Пуск всеми состоялся»!

Командир дежурных сил полка, по словам второго номера боевого расчета, неадекватно воспринял сообщение, что-то вскрикнул и, буквально, «отключился»! Второй номер расчета, согласно инструкции, выполнил контроль аппаратуры и определил, что произошло ложное срабатывание аппаратуры или индикаторов. Доложил о происшествии на КП дивизии. Оттуда доложили «наверх». Пострадавшего командира доставили в госпиталь. КП этого полка временно вывели из состояния боевого дежурства.

Майор еще что-то хотел мне сообщить, но тут в комнату зашел гражданский товарищ, сосед, видимо из «промышленников», и мы прекратили разговор.

Майор сказал, что его начальник будет ожидать меня в 10 часов.

Я познакомился с соседом. «Гражданский» оказался не гражданским, а майором КГБ.

– Вы, наверное, из московской комиссии? – Спросил майор.

 – Да я приехал из Москвы! – Ответил я.

Время было уже позднее, и мы решили отдохнуть.

Утром, когда я проснулся, соседа уже не было. Решил сходить на завтрак и прогуляться – осмотреть городок. Городок мне очень понравился. Задуман и продолжает строиться очень рационально. Хорошая, продуманная планировка. В таком городке можно не только достойно жить, но достойно служить. Отличный Дом офицеров, универмаг, Дом быта, ателье, стадион, спортзал, средняя школа со спортзалом и бассейном. Парковая зона. Центр заасфальтированный, чистый. Посажены деревья, газоны, клумбы.

Городок продолжает активно застраиваться. Самосвалы, обслуживающие стройку, по заселенной жилой части городка с не ездят! Для этой цели проложена специальная, временная дорога.

Позавтракал, и сразу идти в штаб. Зашел к дежурному по штабу, показал предписание. Он позвонил и сказал, что меня ожидают.

Захожу. За столом подполковник и майор, который меня встречал. Представился.

– Ягунов. – Добавил – Евгений Анатольевич. – В ответ.

– Иванов (?), Аркадий Михайлович (имя запомнил, поскольку так звали моего прежнего начальника).

Начали говорить по делу. Аркадий Михайлович, очень обстоятельно, с подробностями изложил происшедшее событие, записанное после происшествия со слов помощника командира дежурных сил полка. И высказал свое видение причины происшествия. По его мнению, это не посторонний сигнал, а сбой аппаратуры. Поскольку прием внешнего сигнала по существующим защищенным каналам связи практически исключен.

Из Главного штаба РВСН сообщили, что сформирована специальная комиссия по расследованию этого происшествия. Но по какой-то причине ее приезд задержался.

Штаб Армии для участия в расследовании направил дух офицеров из службы Инженера Армии. Они навестили пострадавшего в госпитале, а вчера он с ними выезжал на КП полка.

КП полка, на время расследования, был переведен в режим тестового контроля. Там постоянно находится дежурная смена. Никаких нарушений функционирования аппаратуры не наблюдалось.

Я спросил Аркадия Михайловича, есть ли сейчас в дивизии представители завода изготовителя аппаратуры. Он ответил, что есть только наладчик от монтажной организации и сказал:

– Советую до приезда комиссии вместе с наладчиком съездить в полк. Побеседуйте, может, что-то от него узнаете, и увидите свежим взглядом!

И майору:

– Вызывайте машину и поезжайте!

Приехали на КП полка. Наладчик, еще накануне, подключил свой многоканальный записывающий прибор к аппаратуре, для контроля сигналов и наводок. Я стал наладчика расспрашивать, какие параметры аппаратуры они контролируют при проведении наладочных работ. Какие «глюки» при этом встречаются наиболее часто?

Он подробно рассказал о процессе контроля параметров, а также наводок в кабельной сети командного пункта. На КП много сильноточных потребителей, при работе которых возникают броски тока в сети. При нарушении правил монтажа и прокладки кабельной сети, иногда возникают наводки, превышающие допустимые уровни.  Но, ничего подобного случившемуся сбою ранее не было. На новых командных пунктах, как правило, вообще проблем при наладке не возникает, поскольку весь монтаж производится на заводе-изготовителе.

Позвонили из штаба и сообщили, что прилетает комиссия и через час они будут у нас, на позиции.

Приехало только двое: представитель фирмы разработчика и майор из ГУРВО. Майор ранее служил в полку, где был аналогичный командный пункт первого варианта. Имеет большой опыт ввода в эксплуатацию КП. У них во время несения опытно‑боевого дежурства произошел подобный случай – «самопроизвольная» засветка одного из индикаторов в системе АСБУ. Причину определили чисто случайно. Помеху создавал полевой телефон, который ранее использовался для связи караульного помещения с дежурным. При вращении ручки индуктора генерировался высоковольтный импульсный сигнал, который давал сильную наводку на все входные цепи.

– А у вас в караульном помещении есть полевой телефон? – Спросил майор.

– У нас с караульным помещением громкоговорящая связь!

– А вы их спросите. Если полевой телефон есть, то пусть покрутят ручку.

 Оказалось – есть! Покрутили. Подключенный к входным цепям прибор зафиксировал на входной цепи сильную помеху. Аппаратура на помеху никак не реагировала. Более часа, с перерывами крутили индуктор телефона разными способами. Но, никакие старания не вызвали ложного сигнала. Наблюдались только некоторые, незначительные помехи не аппаратуре связи. Дали задание дежурным продолжать «крутить ручку» и уехали. Время было позднее. Вернулись в гостиницу.

Мой сосед, майор КГБ, выглядел очень довольным и решил поделиться со мной своими успехами. Долгое время Органы были озабочены распространением различной информации, призывающей евреев помогать всесторонне, своей «Стране обетованной». Определили, что рассылки идут из района г. Красноярска. Затем «следы» привели в Ужур, в Ракетную дивизию. Наконец, изучая все обстоятельства, удалось «вычислить», а затем, «расколоть» майора – сиониста, вербовщика и распространителя «вражьих» писем. Его отец был евреем, но при обмене паспорта ему удалось взять русскую фамилию и записаться русским. Таким образом, сын стал русским по происхождению. Но, «прокололся»!

Нашли у него устройство для размножения, инструкции по работе. Майор высказался и замолчал.

Я,  выслушал его, поздравил с успехом и перевел разговор на другую тему. Меня, иногда, тоже «напрягала» еврейская тема. Кратко изложу ее суть.

Когда я прибыл в НИи-4, моим начальником лаборатории оказался майор Шифрин Наум Рувимович. Он всего год назад окончил Академию со средними показателями. Получил назначение в войска, сразу в службу главного инженера дивизии. Но не прошло и года, как его назначают в НИИ-4   на должность начальника лаборатории! Это необъяснимо по следующим причинам.

Во‑первых, по существующему тогда положению на научные должности можно было назначать инженеров только после двух лет работы на инженерных должностях.

Во‑вторых, на должности старшего научного сотрудника и начальника лаборатории могут назначаться преимущественно только кандидаты наук. Как исключение из этого правила, для занятия должности с.н.с., необходимо проработать   на должности м.н.с. не менее 4‑5 лет. Должность начальника лаборатории сотрудник, не имеющий степени, может занять, только в виде особого исключения. Он должен иметь опубликованные научные статьи, труды и стаж работы на научных должностях 6‑8 лет.

У меня одно объяснение: командир и главный инженер дивизии, оказывается, принадлежали к «Титульной нации»!

О «порядочности» этих людей. Когда я был в новом Управлении, то мои друзья из « той» лаборатории сообщили мне, что диссертация, которую представил Шифрин к защите, на 70 – 80% состоит из материалов моих научных отчетов. Я пришел к Шифрину и потребовал объяснений. Он, глядя на меня своими выпученными глазами, заявил: «Я был руководителем тем, проводимых в лаборатории – имею полное права на это!». Я, сказал, что он по закону этих прав не имеет и пошел к новому начальнику отдела, подполковнику Мирошникову Мстиславу Романовичу. Он ознакомился с моими отчетными материалами и представленной к защите диссертации и отменил представление диссертации ученому совету управления до переработки основного содержания.

Шифрин, смог защититься, только после ухода начальника отдела полковника Мирошникова М.Р. в Управление РВСН.  Там образовалось новое управление – «Обитаемости и профессионального отбора».

К этому времени я провел исследования в новой области и защитился. Я просмотрел его диссертацию. Содержание, по существу, осталось моим, но написано другими словами. В тех местах, где он не смог изложить суть своими словами, он прибегнул к полному цитированию первоисточника с соответствующей ссылкой на параграфы и страницы моего отчета. Формально выполнив необходимые требования цитирования.

Несколько забегая вперед, скажу, что уже через год после защиты Шифрин перевелся в Москву на «хлебную должность». Еще через пять лет он оказался – гражданином ФРГ!

Утром собралась комиссия в полном составе.  Смотрю и вначале не поверил своим глазам – Мирошников Мстислав Романович! Он из Управления «Обитаемости и профессионального отбора». Определение устойчивости офицеров дежурных смен к стрессам – это их основная работа.

После увольнения в запас Мирошников напишет книгу, в которой утверждает на основе проведенных экспериментов: «Душа человека имеет вес. Когда человек умирает, его вес уменьшается». Эта книга, с его дарственной надписью у меня хранится.

Пошумели и решили эксперимент «с телефоном» продолжить еще на несколько дней. Но через день наладчики установили место «неправильного заземления» и «телефонная помеха» исчезла. Новых предполагаемых версий происшествия не появилось. Вопрос: «Что явилось причиной происшествия?» – остался открытым.  Всех «технарей» из комиссии отпустили. Полковник Мирошников с председателем комиссии остались, чтобы проверить, какой методикой пользовались при отборе командиров дежурных сил.

Я, отметив командировку, днем позже, в субботу, вечерним поездом выехал в Красноярск. Предварительно позвонив сестре Тане в Красноярск, чтобы она меня встретила на вокзале.

Утром на речном трамвае съездили на экскурсию на Красноярскую ГЭС. Величественное громадное сооружение! У водосброса стоит такой страшный шум, что для разговора приходится кричать прямо в уши! Из-за большого водосброса воды, охлажденной зимой, летом в Енисее настолько холодная вода, что купаться стало невозможно. Зимой вторая напасть – Енисей не замерзает и сильно «парит», поэтому Красноярск зимой окутан таким туманом, что автомашины включают днем свет. А аэропорт постоянно закрыт для полетов.

После экскурсии мы с Таней поехали к Эриху. Римма была уже там. Сфотографировались. Посидели, помянули родителей. Я дал им свой адрес и пригласил к себе.

Утром улетел в Москву. Для меня эта командировка окончилась с положительным сальдо – встретил сестер и брата, посмотрел в натуре самую мощную Красноярскую ГЭС, ощутил еще раз громадность нашей страны!

Но остался главный вопрос: была ли необходимость «пороть горячку» в сборе комиссии? Может сначала специалистам Армии следовало подробно разобраться в происшествии? Посмотреть статистику подобных происшествий и после анализа собрать только компетентных экспертов».

Командировка в Алейск

Командировка началась по стандартному сценарию.

Рейс Москва – Барнаул, самолет старый, ИЛ‑18. Около двух часов ночи взлетели. Заняли места и погрузились в сон. Через пару часов разбудили для приема пищи. Снова заснули. Снова через несколько часов побудка: «Идем на посадку – всем пристегнуться!» Стюардессы проверили – все ли пристегнулись. Дремлем, за окном – ночь. Через некоторое время самолет сильно встряхнуло, и все проснулись. Глянули в окно – за окном полная темень! Никаких огней аэропорта. Странно. В салоне тусклый свет. Из кабины выходит пилот, командир корабля и сообщает.

– Товарищи, не волнуйтесь – самолет совершил вынужденную посадку, не долетев до аэропорта. Скоро подойдут автобусы и вас доставят на аэродром. Просьба по салону не ходить. Туалетом можно пользоваться. Стюардессы разнесут чай.

Хотя зима – в салоне достаточно тепло, но некоторые предпочли одеться. Так сидим около полутора часов. Наконец увидели в окна фары подъезжающих автобусов.

– Товарищи, одевайтесь, берите свои вещи и по очереди, осторожно выходите из самолета. Выходить поможет второй пилот.

Подхожу, спускаюсь по небольшой стремянке на снег. Оглядываюсь. В тусклом свете видны винты самолета с загнутыми концами («в бараний рог»).

По глубокому снегу идем к автобусам.  Приезжаем на какой-то военный аэродром. Пассажиров размещают в казарме с двухярусными  солдатскими кроватями. На нижних кроватях матрасы, одеяла. Можно сидеть или лежать. Рассвело.

Ждем. К нам подходит полковник Иванов И.И., председатель нашей комиссии, и мы садимся в вертолет МИ‑8. Летим в Алейск. Подлетая, видим три пятиэтажки, занесенные снегом под самую крышу.

Сели. Метровый слой снега. АТТ с большим треугольным отвалом расчищает снег на улицах городка. На автобусе подъехали к одному из домов. «Гостиница», нас разместили по комнатам. В термосах принесли макароны «по-флотски» и чай.

Отдохнули, нас повели в столовую на обед, как всегда в таких случаях, шикарный бесплатный обед (за счет недокорма «дежурных смен»). После обеда дружно, в приподнятом настроении – в штаб, на первое заседание. Идем по коридору и, вдруг слышу:

– Евгений, ты откуда взялся?

Оборачиваюсь, смотрю – мой сосед по дому в Козельске, Кондратов. Полковник. В Козельске он был майором в политотделе дивизии. Мы дружили семьями. Вместе отмечали праздники. Когда в Калуге заработал телецентр, изготовили телевизионные антенны типа «тройной квадрат» и одни из первых, получили устойчивый прием сигнала телецентра. Договорились, что я после заседания комиссии зайду к нему.

Командир дивизии представил Председателя комиссии. Затем Председатель комиссии представил членов. Если в составе комиссии были сотрудники НИИ‑4, то нас было принято представлять, как «свадебных генералов». Должность, звание, ученая степень, ученое звание, ФИО. В той комиссии нас из НИИ‑4 было трое.

Причина создания комиссии: при проведении техобслуживания произошло нештатное срабатывание автоматики с определенными последствиями. Надо выяснить причину и дать рекомендации, чтобы исключить подобное явление.

 Чтобы не затягивать повествование, сразу скажу, что работа была не легкая. Работали долго. Было проведено много экспериментов и различных, проверок, измерений.  Была установлена только предположительная причина происшествия. Оно произошло в результате двух, не связанных между собой причин. Первая – возможная ошибка монтажа (сборки), и вторая – человеческий фактор (нарушение регламента при проведении проверок оборудования).

При изготовлении изделия внешне одинаковые, однотипные, но с различным временем срабатывания, реле, по-видимому, поменяли местами. При эксплуатации, во время проведения проверок, надо было после одного действия выдержать паузу в 1‑2 сек. перед последующей операцией (так, требовала инструкция). Опять, по-видимому, эту паузу оператор не выдержал. Теоретически – виноват. Практически это доказать нельзя!

Видимо и раньше случались подобные нарушения монтажа. Поэтому, «не мудрствуя лукаво», разработчики решили в Инструкцию внести пункт «о паузе». Ранее, подобное явление случалось, но на другой ракете Янгеля (8К65). Тогда тоже долго «ломали голову» над проблемой.

Проектировщики схем и тогда, и теперь пренебрегли одним из постулатов инженерной психологии: «при проектировании любых изделий нельзя давать возможность оператору нарушить требуемый алгоритм работы».

Такие рекомендации объединены в раздел «Защита от дурака»!

Кстати, в заключении комиссии, расследовавшей причины взрыва при первом испытании ракеты Янгеля 8К64 на полигоне Байконур, говорится, что основной причиной катастрофы явился «человеческий фактор». Одни допустили ошибки при проектировании схемы, а другие грубо нарушили Инструкцию.

Один из пунктов наших «Рекомендаций» в очередной раз провозглашал (в который раз!) о необходимости иметь на каждом КП «Черный  ящик», как в авиации». А как это делается в настоящее время?!

Кроме Кондратова, в Алейске я встретил командира дежурных сил полка Майкопа Андрея Евгениевича, сына моего погибшего товарища из «нашей Кап. Ярской бригады», которому мы вместе с Рождественским Андреем Тихоновичем (генералом в отставке, бывшим начальником Камышинского училища) давали рекомендацию для поступления в Серпуховское Училище. Много позже, когда я был на одном из юбилейных торжеств в Музее Академии я увидел его фамилию в списке, окончивших Академию.

Подобную рекомендацию мы с Андреем Тихоновичем давали еще сыну Саши Романова из дивизиона. Саша умер рано, не дожив до 40 лет, от рака желудка. После поступления в Училище сын нам прислал письмо с благодарностью.

Что меня поразило в Алейске, так это снежные сугробы, достигающие высоты крыш жилых многоэтажных домов! Военный городок был построен посреди бескрайней степи. Ветру было, где разгуляться! В более поздние годы, когда выросли посаженные вокруг городка в Алейске деревья, «снежная вакханалия» прекратилась.

Лаборатория разработки программных средств

К моему сожалению, через два года произошла очередная реорганизация отделов управления, и было принято решение, что нашу лабораторию целесообразно передать по принадлежности в Отдел разработки программных средств для систем АСУ БУ, и назвали её «Лаборатория разработки программных средств».

 У Романенкова в отделе осталось только две лаборатории, но в расширенном составе. Поэтому большая часть моих сотрудников предпочла остаться в старом отделе и заниматься освоенной тематикой исследований. Только двое наших сотрудников изъявили желание заниматься новой тематикой.

 Основная причина была в том, что мой новый начальник отдела, полковник Сивоклоков, слыл в управлении, как неуравновешенный и неконтактный человек. Поэтому со мной к Сивоклокову в отдел перешло только два сотрудника. Темы, которые мы выполняли, перешли вместе с нами, и поэтому возникли значительные трудности в их продолжении и завершении. Сотрудники из нового отдела ранее не занимались этой тематикой. Пришлось в интересах нового отдела закончить тему формально.

Новым сотрудникам нужно было время, чтобы стать заменой сотрудников, оставшихся в старом отделе. Кроме того, за лабораторией сохранилось звание «Лаборатория коммунистического труда». Значительная часть младших научных сотрудников пришла после окончания Академии и не имела опыта программирования. Трое военных старших научных сотрудников не имели ученых степеней. Две сотрудницы имели маленьких детей, которые постоянно болели. Чтобы не ставить под удар выполнение НИР, я придумал и ввел в практику для таких сотрудников «опережающее планирование». Оно заключается в том, что я планирую им работу на квартал вперед, а отчитываются они уже ранее выполненной работой.

Многих сотрудников отдела я знал с первого дня образования управления, когда я проводил с ними занятия по программированию

Сивоклоков был очень забывчивый и не в меру амбициозный начальник. Часто бывало, что он вызывает меня и делает мне замечание, что я не выполнил его вчерашнее поручение. Я отвечаю, что вчера я у него не был. Присутствующий при разговоре начальник другой лаборатории говорит, что это ему было дано это задание, и он пришел доложить свои предложения. С Сивоклокова мгновенно слетала внешняя спесь и он терялся. Это выглядело как желание в чем-то меня упрекнуть. Поскольку подобное у него вошло в систему, то я все его устные поручения и задания стал при нем записывать в рабочую тетрадь.

Явно он решил придираться ко мне. Но я, чтобы не портить с ним отношения, решил на его демарши реагировать молча. Делал свое дело. Тем более, что я в своей лаборатории старался быть «играющим тренером», поэтому себе планировал проблемные вопросы. Конечно это требовало дополнительных затрат времени и энергии. Но сотрудники лаборатории это видели и ценили.

Я терпел, так как через год оканчивалась моя служба в СА по возрасту, а служить свыше этого в армии я не стремился. С Сивоклоковым я не нашел общего языка. Он постоянно сдерживал любую мою инициативу, придирался к мелочам. Служить с ним было трудно.

Лаборатория решила проблему программной реализации «электронной подписи». Командование одобрило наше предложение. Я стал оформлять заявку на предполагаемое изобретение без Сивоклокова.

Интересно, что около десяти лет спустя один товарищ по ВЦ, Чесноков, попросил меня быть рецензентом его «Учебника по программированию». Когда учебник вышел из печати, я увидел, что вторым рецензентом оказался Сивоклоков! Земля круглая, поэтому подобные встречи возможны!

Увольнение в запас

Я подготовил путь к отступлению на гражданские рубежи. Прошел успешное собеседование с заведующим кафедрой Вычислительной техники Московского лесотехнического института, который располагался рядом с нашим Юбилейным в Подлипках. Зарезервировал под себя место доцента на кафедре Вычислительной техники.

В первых числах декабря 1979 года я получил предписание из отдела кадров направиться в Одинцовский госпиталь РВСН на обследование перед увольнением в запас.

Я спокойно лег в госпиталь. Поручил свои дела по моему трудоустройству Жене Казмичеву (наш февральский спецнабор), который ушел в запас ранее меня на год и уже работал старшим преподавателем физики в Московском технологическом институте, расположенном тоже рядом с Болшево, в Тарасовке.

Обследование мое шло потихоньку. В госпитале я встретил бывшего своего начальника в Козельской дивизии Бородая, который сделал блестящую карьеру, превратившись из подполковника в генерала‑лейтенанта, заместителя начальника Главного управления ракетного вооружения. Бородай занимал палату «Люкс», состоящую из двух комнат. Он пригласил меня к себе, и мы почти по-дружески занимались воспоминаниями и шахматами. При первой нашей встрече Бородай назвал меня сразу Евгением Анатольевичем и напомнил мне, что его зовут Павлом Анатольевичем, и я так должен теперь его называть.

В войсках не принято называть офицеров по имени и отчеству. В Козельске только в день своего прибытия из уст начальника штаба полковника Янченко я услышал фразу: «Идем к твоему начальнику, подполковнику Бородаю Павлу Анатольевичу».

Меня по имени и отчеству в Козельске Бородай назвал только однажды, когда ночью вызвал для проведения экскурсии важного лица из ЦК в позиционный район.

Бородай был откровенен и очень доброжелателен. Он попенял мне, что я тогда отказался поехать с ним во Владимир.

– Был бы сейчас полковником! – сказал он.

– С инфарктом» – ответил я в тон ему.

– Скорей нет, штаб Армии, это не штаб дивизии, которая готовится стать на боевое дежурство. Ты был одним из надежных моих сотрудников. Я пожалел, что не уговорил тебя поехать вместе.

Вообще, это был лучший мой командир–наставник из всех, которых я встречал за время службы!

И вот, сразу после Нового года, Женя Казмичев звонит мне в госпиталь и сообщает, что мое место в Лесотехническом институте освободится только через 2‑3 месяца, поскольку отъезд в Израиль моего предшественника задерживается по каким-то причинам. Но есть вариант – идти работать доцентом к ним в Технологический институт, так как на кафедре «Автоматика и вычислительная техника» освободилось место доцента (уже уехал в Израиль). При этом нужно срочно заполнить вакансию, поскольку 15 января начинаются занятия с заочниками, а доцент Анатолий Антонов (служили вместе с ним в шестом управлении) уезжает в санаторий по «горящей» путевке.

Женя дал мне телефон заведующего, с тем, чтобы я подтвердил свое согласие.

Сначала я позвонил заведующему кафедрой в Лесотехнический институт. Убедился, что предложенное мне место доцента пока еще не освободилось. Затем звоню в МТИ исполняющему обязанности зав. кафедрой Баеву Борису Петровичу и даю свое согласие начать работать с 15 января.

Иду к начальнику отделения госпиталя и прошу оформить все мои документы на выписку к 10 января. А он говорит, что это сделать сложно, и документы будут готовы не ранее 15–го. Иду к Бородаю и описываю ситуацию. Он снимает телефонную трубку, звонит начальнику госпиталя и просит выписать подполковника Ягунова Е.А. срочно «по семейным обстоятельствам» не позже 10 января. Потом говорит:

– Не волнуйся, все будет так, как ты просишь.

А когда он был начальником, то всегда к подчиненным обращался только на Вы!

Документы я получил во-время. Прибыл на службу и попросил Сивоклокова передать все дела моему преемнику, чтобы он сразу принял от меня все дела по руководству лабораторией и темой. Тема начиналась с нового года. Как ни странно, но Сивоклоков все мои предложения принял!

Я передал за день все дела своему преемнику подполковнику Ерошко (левый на фото) и с разрешения уже начальника управления  отбыл домой. Фактически окончилась моя 28 летняя служба в СА. Осталось только ждать приказа о моем увольнении.

13 января я с Женей Казмичевым пошёл в МТИ, где в отделе кадров я заполнил учетную карточку. В тот же день ректором был подписан приказ по институту о назначении меня доцентом по кафедре «Автоматика и вычислительная техника».

Узнал у Баева, что в институте в учебном процессе используется малая ЭВМ «Наири», с единственным русскоязычным языком программирования «АП» (Автоматическое программирование). У них есть методическое пособие по изучению данного языка. Пособие написал прежний Заведующий кафедрой профессор Румянцев. Он, как и я, бывший военный, полковник запаса, был заведующим кафедрой в Серпуховском высшем училище. И тут я вспомнил, откуда мне показалась знакомой эта фамилия. Ведь отзыв на мой Автореферат диссертации подписал он!

Вернувшись, я нашел в своей домашней библиотеке книгу по решению задач программирования на языке «АП» для семейства ЭВМ типа «НАИРИ». Эта книга была куплена мной для «общей эрудиции». И вот, она пригодилась.

Но, как оказалось, в МТИ была единственная ЭВМ типа «НАИРИ», которая находилась в ВЦ.

В СССР эта ЭВМ выпускалась для ВУЗов и небольших НИИ большой серией, одновременно на пяти заводах. Она обладала неплохими вычислительными характеристиками, вполне достаточными для использования в учебном процессе или не очень сложных алгоритмов расчета. Язык программирования «АП» был понятен и легок в изучении. Я изучил его за один вечер.

Пример программы на язык АП «Расчёт суммы s элементов матрицы aij»

Так вычисление по формуле записывалось как: № строки, далее вычислить y=aх³ +bх² +сх.

Вывести на печать: печатать a,b,с,х,y.

Выполнение условия:Если a=b тогда…

Программу вычислений набираешь на клавиатуре электрифицированной пишущей машинки. При этом достаточно набрать первые буквы слова, так машинка сама допечатает полное слово.

Все предельно просто! Пример программы на языке АП привёл для иллюстрации простоты программирования расчётных задач. Можно использовать подпрограммы и специальные функции.

Еще на кафедре Вычислительная техника и автоматика была лаборатория, оснащенная древними ЭВМ типа «ПРОМИНЬ» и аналоговыми ЭВМ МН-4. Эти очень устаревшие «ЭВМ», списанные во всех столичных ВУЗах в «металлолом», были абсолютно непригодны для использования в учебном процессе.

15 января 1980 г. я прочитал (как доцент) для студентов заочного отделения свою первую лекцию: «Роль вычислительной техники в технологии ремонта бытовой радиоэлектронной техники».

Так, не уволившись еще с военной службы, я стал доцентом, преподавателем Московского технологического института (МТИ).

После окончания зимних студенческих каникул, числа 10-12 февраля, меня вызвали в отдел кадров Института и попросили сообщить мои паспортные данные. Каково же было их удивление, когда я ответил, что паспорта у меня пока нет, но есть удостоверение личности офицера СА. А я ожидаю приказа о моем увольнении из СА. Пришлось переделать приказ и в тексте приказа: «назначить доцентом» заменить на «прием на работу доцентом по совместительству». Приказ о моем увольнении из СА был подписан только 19.02.80 г. Приказ пришел спустя две недели, а паспорт я получил только в конце марта.

Пришлось два месяца «сидеть на двух стульях»! В НИИ-4 я приходил только за получением денежного содержания.

Так, начиналась моя работа в Высшей школе, которая продлится более 30-ти лет и прервётся лишь по моей настоятельной просьбе! Это был лучший период в моей жизни. Я, наконец, попал туда, куда стремился всю жизнь! Работа со студентами мне нравилась. На мои лекции по «Информационным теологиям» приходили студенты с других факультетов.

Юбилейный 2010-2019