«Вы знаете, я побывал на нашем Дальнем Востоке.

До Камчатки в Петропавловск наш новый пассажирский самолет ТУ-104

доставил меня за одну ночь. Как до Ленинграда: вечером сел в поезд,

проснулся в Петропавловске!

Наш Дальний Восток стал Ближним!»

/Из выступления Хрущева Н.С./

Этапы и эпизоды  дальневосточной службы:

Прощай Кап Яр - впереди Дальний Восток

Большая остановка

Прибытие в Манзовку

Почему нас перебазировали на Дальний Восток

Наша жизнь в Приморье

Мы сдаём старый комплекс 8Ж38 на «БАЗУ»

Начало массового строительства стартовых позиций в Приморье

Мы попали под бомбёжку

Свидетели катастрофы самолета ИЛ-28

Нас забрали в Комендатуру г. Уссурийска, и чем это кончилось

Комиссия Главкома и полковник Зубченко

«Хунхузы» в Приморье

Меня избирают заседателем Гарнизонного трибунала

Тренажёр

Саша

На пути к адъюнктуре

«Кислородный» пожар в полку

Полковые зачетные учения. Я выезжаю в Ростов

Оглядываясь назад

Прощай Кап Яр - впереди Дальний Восток.

В отличие от Хрущева ехали мы очень медленно. Весь путь до ст. Манзовка занял почти месяц. (Скорый пассажирский идёт 7-8 дней). Наш путь до Новосибирска проходил в основном по степным районам. Нас задерживали на станциях для пропуска эшелонов с «Освоителями Целины». Но потом по полсуток шли без остановок. Это вызывало трудности с задержкой питания солдат, и не только.

На этом отрезке пути произошел случай массового «отравления - расстройства желудка» солдат. В тех вагонах, где не оказалось соответствующих емкостей, двоим приходилось держали третьего за руки, когда он, высунув соответствующее место, делал необходимое дело! На ближайшей остановке некоторым пришлось выпрыгнуть из вагона и «делать дело» не взирая на окружение!

Дежурный по эшелону был обеспечен телефонной связью (полевые телефоны) с каждым солдатским вагоном. После этого случая решили поставить дополнительную телефонную связь с машинистом поезда, у которого была селекторная радиосвязь с ближайшими станциями.

От вынужденного безделья офицеры играли в карты, начиная от простого подкидного дурака, кинга и кончая преферансом. Проигравший должен был бежать на ближайшей остановке к грузинам с бидончиком за вином.

Кроме того, многие взяли с собой те «спиртовые запасы», которые до этого хранили дома на черный день (в Кап Яре водка не продавалась). У меня в аппаратной машине был мощный сейф для хранения боевой документации. Но мы всю документацию сдали на время переезда в секретную часть. А в сейф я положил три канистры чистейшего спирта ректификата. Две бутылки спирта я взял с собой в чемоданах с вещами.

Мы ехали в купе вместе с Сашей Романовым. Там Саша организовал «мастер-класс" по преферансу. Я даже устал от этого нашествия и предложил Саше перенести занятия в купе самих обучаемых.

В пути время течет очень медленно. Лежишь на своей полке — думаешь.

А думы были разные и не очень приятные. Только в поезде я осознал, что кончились интересная, иногда даже рискованная работа, связанная с испытаниями новой техники! Когда от твоего и только твоего решения что-то зависело! Когда твои предложения внимательно выслушивались, И после обсуждения они принимались! В этот момент особенно остро ощущаешь, что ты здесь, на этой работе нужен, что не зря постоянно учился, пренебрегая иногда личным!

Начались будни обычной армейской жизни! Когда всегда прав тот, у кого больше прав, и доказать свою правоту почти невозможно, хотя у твоего противника всего полторы извилины в мозгу!

Там, в оставшимся далеко позади, жарком Кап Яре осталась последняя надежда на возможный возврат в творческую, конструкторскую жизнь, к которой тебя готовили в институте.

Наука, творческие планы по разработке новой авиационной техники были моим основным стимулом, заставляющим хорошо учиться. Там на 3-ем, 4-ом курсах института я убедился, что только обладая твердыми, устойчивыми знаниями в области современной радиоэлектроники и новых технологий, совершенствуя их, можно создать что-то новое.

Постоянная, творческая работа на полигоне в качестве не просто эксплуатационника, а эксплуатационника-испытателя, непосредственное дружеское и творческое общение с конструкторами-разработчиками новой техники, притупило чувство восприятия реальной простой армейской жизни.

Только сейчас, в двигавшемся на Восток эшелоне, я вдруг увидел, что из 10 или 11 спецнаборовцев, прибывших в дивизион в декабре 1954 года, осталось всего трое: я, Корж Борис Павлович и наш зампотех батареи Мохов Анатолий Павлович.

Остальных либо забрали «вербовщики», которые, как оказалось, за 2,5 года неоднократно приезжали в нашу бригаду (и о которых мы с Борей не знали), либо уволили за систематическое нарушение дисциплины. Одного Белова Б.К. (распределен был в начале, по-моему, в Камышинскую бригаду, МАИ) из второй огневой батареи «сократили» за педантичное выполнение устава во время каждого из его дежурств, приведших к значительному «напрягу» начальников! Об этих его «художествах», возможно, стоило рассказать!

Что касается нас с Борей, то наших командиров вполне, видимо, устраивал (для статистики) тот дождь благодарностей (Главкома, начальника полигона, командира бригады), который мы привносили в скудную копилку поощрений батареи и дивизиона!

Лейтенант Мохов не имел в подчинении личного состава, ему нравилась такая служба и он, наверное, был доволен своей судьбой!

Мы с Борей Коржом постоянно обсуждали тему нашего нахождения в части.

Солдаты из наших с Борей отделений ехали в одном вагоне. Мы на остановках, по очереди, приходили к ним в пульман (вагон, предназначенный для перевозки грузов и скота, а не людей) и ехали обычно до следующей остановки. Проводили, в основном, политзанятия-беседы и повторяли статьи уставов, связанные с перевозкой личного состава.

В пульмане с обеих сторон от раздвижных дверей поперек располагались сбитые из неструганных досок двухярусные нары, на которых лежали наматрасники. Их набили грубой соломой ещё в Кап Яре. После первых дней пути солома слежалась и искрошилась, матрацы стали очень жесткими! Мы спросили нашего майора Михайлова, почему на нары не положили матрацы. Он ответил, что так всегда принято, поскольку везут эшелоны часто паровозы, а они сильно дымят и матрацы становятся грязными. Пошли с Борей к Генералову, он повторил примерно то же.

Мы, «непонятливые», возразили. А почему им не выдать матрацы из багажного пульмана и надеть на них наматрасники. Он чуть задумался, вызывает тыловика и отдает приказание – выдать старшим всех вагонов матрацы. А солдаты в пути пусть вытряхнут солому из наматрасников и наденут на матрацы.

На ближайшей большой остановке так и сделали. Интересно в этом эпизоде то, что перед там, как идти к Михайлову, мы посоветовались с нашими настоящими «войсковиками». А те спросили: «А Вам это нужно?! …»

От Саратова ехали Южной веткой по Казахстану. Было жарко! Поэтому в солдатском вагоне нас поразила нестерпимая вонь от потных ног и нестиранных портянок! Поэтому двери всегда держали полуоткрытыми.

Сразу вспомнились слова того, нашего генерала: «А Вас, инженеров, грязную технику заставлю драить и солдатские портянки нюхать!!»

Но на «точке» в нашей землянке солдатскими портянками не пахло. Стирали их часто в самодельной вибрационной стиральной машине. Ноги мыли каждый вечер перед сном. Летом сушили на улице, а зимой на батарее или электропечке в тамбуре землянки. Эту «стиральную машину» я взял с собой, чтобы облегчить труд наших жен!

После Новосибирска пошли густые сосново-еловые леса, потом началась настоящая тайга, буквально в сотне метров от железной дороги. Станции и разъезды встречались очень редко.

Ехали – «марш-бросками». На станциях иногда останавливались только на 3-5 минут. К командирскому вагону подходил комендант станции, что-то передавал и мы следовали дальше. Задерживали нас на разъездах и полустанках на несколько часов, а иногда на целый день.

Причину я выяснил у начальника одного из разъездов, когда был дежурным по эшелону. Он мне сказал, что наш эшелон очень длинный. И его на разъездах задерживают по несколько часов потому, что большинство вокзалов и станций не могут принимать длинные воинские эшелоны из-за коротких станционных путей. А разъезды с длинными путями сохранились с давних времен, когда Транссибирская Магистраль была однопутной, а вагоны были только двухосные и эшелоны поэтому длинные. Пассажирские поезда были короткие. С этой же целью на таких разъездах выли построены водокачки, угольные склады для заправки паровозов и «кубовые» для снабжения кипяченой водой проходящие воинские эшелоны.

На одной из станций произошел такой случай. Нас приняли на второй путь. Потом на первый путь пришел пассажирский поезд, догнавший нас. Затем наш эшелон паровоз сдал назад. Мы выпустили со станции, догнавший нас поезд и потом поехали вслед за ним.

Это имело и некоторый положительный аспект! Один лейтенант из соседнего купе вышел на станции что-то купить. Вернулся, а эшелона «след простыл»! С помощью коменданта посадили его на следующий за нами поезд, и вскоре поезд нас догнал. Притормозил, лейтенант выпрыгнул и пришел в купе. А товарищи ему говорят: «Мы подумали, что ты отстал от эшелона»…

Только проехав по транссибирской магистрали, можно было ощутить величие и огромность нашей страны СССР. Как говорили многие: «Если бы Гитлер проехал от Бреста до Владивостока, то у него пропало бы желание нападать на СССР!»

Железная дорога пересекала многочисленные горные хребты и поэтому имела сложный характер путей. Крутые спуски, подъемы, туннели, мосты и виадуки. Иногда железная дорога поднималась в гору змейкой и сверху открывался очень красивый вид. Железная дорога по хребтам вилась серпантином. Постепенно поднимаясь к перевалу горного хребта, мы видели внизу железнодорожный путь, по которому только что проезжали.

Вдали виднелись сплошные горы, покрытые лесом. Иногда проезжали места давних сильных лесных пожаров. Безжизненные обгоревшие деревья были похожи на какой-то фантастический частокол, который уходил за горизонт!

По Сибири из-за сложного профиля пути и частых крутых подъемов нас, как правило, везли спаренные электровозы или толкачи-паровозы. Иногда и все вместе!

Особенно красивой была природа при пересечении сибирских горных хребтов на спуске к озеру Байкал. Вдруг мы выныриваем из туннеля и перед нами открывается бескрайнее до самого горизонта море.

На протяжении нескольких часов железнодорожный путь идет прямо по берегу озера, проходя многочисленные мысовые туннели (было 12 шт.!).

Красота неописуемая! Чистейшая байкальская вода позволяла даже просматривать достаточно далеко прибрежное дно!

 Поезд выходит из туннеля, перед нами Байкал. Впереди новый мысовый туннель

Вид природы настолько завораживал, что не хотелось отходить от окна. На встречных станциях обилие рыбы, особенно омуля в различном виде. Был соленый, сушеный, копченый и даже рулет из филе омуля! На одной из последних байкальских станций эшелон сделал короткую, не предусмотренную графиком остановку специально, чтобы запастись байкальской рыбой. Машинисты из нашего электровоза видимо об этом предупредили руководство станции, а те - рыбацкий поселок. Не часто рыбакам вот так напрямую удавалось продавать свой улов. Наши тыловики закупили много рыбы и в бочках, и в ящиках! Офицеры брали, в основном, копченого омуля, он дольше сохраняется. Вкус омуля завораживающий, специфический, особенно - омуля горячего копчения. Хочется его кушать до бесконечности и остановиться бывает трудно, даже когда на тарелке выросла большая гора хребтов и костей, а желудок распирает от сытости..

Все участки Транссибирской магистрали сохранились со времени ее постройки (1891 - 1916 гг.). Клепаные мосты удивляли своей филигранностью и инженерной красотой. Все это показывало высокий уровень инженерного искусства. Но значительная часть мостов внешне была в плачевном состоянии. Они были ржавые и красились, по-видимому только перед Великой Отечественной Войной!

Железнодорожники нас предупредили, что вскоре мы будем проезжать мимо громадного барельефа Сталина, вырубленного прямо на вертикальном скалистом склоне. Высота барельефа была около 50 метров! Людская молва донесла до нас, что этот барельеф был вырублен одним альпинистом-политзаключенным в течение двух лет и, якобы, он был за это помилован лично Сталиным.

Барельеф мы проезжали ранним утром, был туман, и в лучах всходящего солнца он выглядел великолепно! Действительно, мы увидели образец монументального искусства. Барельеф СТАЛИНА находился на крутом, почти вертикальном склоне высокой (метров 300) горы. Сталин как бы парил над всей страной. Барельеф был раскрашен стойкими минеральными красками. В ночное время его эффектно подсвечивали прожектора!

К сожалению, поднявшийся туман закрыл верхнюю часть барельефа. Кроме того, железная дорога здесь шла под острым ракурсом к барельефу и при съемке из окна фотография получилась плохой. Жалко, потому что вскоре это монументальное творение по приказу Хрущева было взорвано.

Большая остановка

После двух недель пути, перед самой Читой, на одном из специальных разъездов, наш эшелон, загнали в тупик для помывки личного состава. Там уже стоял встречный эшелон с танкистами и артиллеристами.

Мы простояли более полусуток, ожидая своей очереди в специальный банный пункт для помывки военнослужащих, следующих в воинских эшелонах.

Пользуясь вынужденной остановкой, все вышли из вагонов. Нас окружал великолепный сосновый бор! Помывочный пункт состоял как бы из двух зон. Зона ожидания и зона помывки.

Зона ожидания имела ухоженные дорожки, которые вели к стадиону с волейбольными площадками и спортзалу (кинозалу). Приятно поразило обилие садовых скамеек в окружающем бору. Картину портил остов старого полуразрушенного кирпичного здания без крыши и пустыми глазницами оком. Оно стояло чуть поодаль.

Зона помывочного пункта состояла из банных зданий для помывки и прачечной. Банные здания сложены из гранитных блоков. На одном из них на фасаде выложены цифры «1905 год». Внутри залы с лавками из гранитных или мраморных плит, на чугунных ножках, для помывки рядового и офицерского состава.

Все здания хорошо сохранились. Залы имели сводчатые потолки, высотой не менее 4-х метров, каждый зал на 200-250 человек. В торцах каждого из залов находились парилки на 30-50 человек.

Солдаты побывали в кино, погоняли мяч на стадионе. Мы поиграли в волейбол. Так хорошо было размяться после постоянного лежания! Позавтракали, пообедали.

В этих банях мы очистились от грязи и копоти (временами нас везли паровозы). Мощность прачечной видимо была большая! Старшины собрали грязное бельё в сетки и сдали. Через час сетки вернули с полусухим бельём!

Этот «царский» пункт помывки был единственным на всей Транссибирской магистрали. В наше время не было построено ни одного банного пункта, хотя воинские эшелоны следовали один за другим.

Я много стоял в коридоре вагона и смотрел в окно. Места были очень красивые, особенно, когда переезжали Яблоновый хребет. Горы, покрытые густым лесом. Местами из леса поднимаются на сотню метров голые скалы, как столбы.

Поезд поднимался зигзагом по серпантину вверх, а внизу, в долине просматривался другой поезд, который шел за нами. Не все участки Транссибирской магистрали были электрифицированы, местами нас везли паровозы, иногда тепловозы. На серпантине подцеплялся сзади к эшелону паровоз-толкач, который помогал составу подниматься в гору. После подъема он возвращался вниз, к следующему составу.

На всем пути следования по транссибирской магистрали на каждой станции высились огромные каменные водонапорные башни. Железнодорожники нам рассказали, что все эти водонапорные башни имеют не железные резервуары, а из мореного дуба, построенные вместе с башнями еще в 1891 году. А в тех башнях, где в наше время были установлены железные резервуары, их часто меняли из-за ржавчины.

Подъезжая к Хабаровску, долго ехали вдоль «Амура-батюшки». Ширина его у Хабаровска около 2-х километров. Мост через Амур был однопутный, поэтому поезда в каждом направлении пропускали поочередно. Мост с подъездными путями был длиной несколько км, поэтому поезда, следующие в одном направлении, пропускали парами один за другим. Мы, в ожидании своей очереди, остановились на сортировочной станции.

Я обратил внимание, что рядом два пути резко идут вниз и оканчиваются двумя громадными железными воротами.

Ранее я читал, что параллельно этому мосту якобы существует двухпутный туннель. Во всяком случае, вход в туннель мы видели. Это были входы в туннели под Амуром, дублирующие мост. Они были построены во время войны в рекордные сроки. Сейчас они законсервированы и не используются! Это стратегический резерв переправы.

Через некоторое время нас направили на мост. Мост грандиозный. Мы считали пролеты и даже сбились со счета. Получалось более 20 пролетов.

Проехали без остановки Уссурийск. Впереди - наша конечная станция.

Прибытие в Манзовку

Наконец, мы прибыли к месту назначения - на ст. Манзовка. Поселок при станции был большой, имелось кустовое паровозное депо с поворотным кругом, железнодорожные мастерские и мастерские по ремонту сельскохозяйственной техники. Военный городок «МОНАСТЫРИЩЕ» располагался в трех километрах от станции в сопках. От станции до военного городка ходил автобус. Наш первый эшелон с личным составом и частью техники направили на выгрузочную аппарель, которая находилась вблизи Военного городка. До нас там располагалась артиллерийская дивизия.

Ранее в гарнизон поездом прибыла наша подготовительная группа во главе с начальником штаба дивизиона Жбанковым. Они проделали всю подготовительную работу по размещении части. Все офицеры были сразу размещены по квартирам. Выдали ключи от квартир. В каждую квартиру были завезены по одной полуторной кровати с панцирной сеткой и по две солдатские тумбочки. На кроватях уже лежали матрац, простыни и солдатские одеяла.

В гарнизоне также находилась одна авиационная часть, без техники - штаб 5‑ой Воздушной Армии авиации дальнего действия. Офицеры этого штаба занимали два больших 4-этажных дома. В этих зданиях нашлись квартиры и нашим командирам.

Нашим офицерам, имеющим детей, достались для размещения холодные финские домики с печным отоплением и дворовыми удобствами. Бездетные семьи и холостяки были поселены в два двухэтажных 8-квартирных деревянных дома с центральным отоплением, но тоже с дворовыми удобствами.

Бездетные женатые офицеры получили по одной комнате в двухэтажных домах. Только некоторые офицеры с семьей из трех человек получили по две комнаты.

Все занятые дома перед этим пустовали более года. Ранее их занимали офицеры артиллерийского полка. Он был расформирован в связи с сокращением СА.

Я получил одну комнату в трёхкомнатной квартире на первом этаже. Вторую комнату занял Саша Романов – начальник отделения БРК из второй батареи.

Саша в Капустин Яр приехал женатым. Жена была еврейка, звали Эрой. Однажды Саша пригласил меня на свой день рождения. Они снимали квартиру в селе Капустин Яр. Саша сказал свой адрес, и вечером я пошел к нему. Спокойно захожу во двор. Иду к крыльцу, и вдруг на моем пути оказывается огромная собака! Я ей говорю «Здравствуй». Она машет хвостом и подходит. Я погладил ее и говорю: «Идем». И пошли к крыльцу. Она меня проводила до крыльца. Захожу в дом, а хозяйка перепугалась: «Как это Вы прошли? Там же Джек!». Он даже наших соседей к нам не пускает! Вы, наверное, как у нас говорят чабаны, «Собачий король»!

Дело в том, что у меня с детства с любыми собаками возникал полный контакт. Еще в раннем детстве, когда мне было всего 3 года, я залез в конуру к нашей собаке Альме, у которой были маленькие щенята. Я с ними играл, а собака к конуре никого не подпускала. Мама была в истерике!

Видимо, с тех пор во мне осталось что-то такое, что чувствовали все собаки. Я со всеми собаками всегда дружил, и они меня никогда не трогали, а я их никогда не обижал и не боялся!

У нас на точке всегда было по 5-7 собак. Я с ними всегда был добр, гладил и ласкал. Когда я только подходил к позиции, они издалека чувствовали меня и всегда радостно бежали навстречу. Беспрекословно выполняли мои команды. Может, на мне остался их запах? Еще наши собаки благоволили сержанту Качковскому. Слушались его беспрекословно!

В третью комнату нашей квартиры поселили молодого татарина Гришу, начпрода-сверхсрочника. Он сразу по прибытии, занялся женским полом. Пока не приехали наши жены, он каждую ночь приводил новую красотку. Там всю ночь скрипела панцирная сетка, охали его подопечные. Надо сказать, что баб он приводил весьма симпатичных и довольно обеспеченных! В основном, они были из «Военторга».

Через три-пять дней после нас, прибыли один за другим оба эшелона с основной громоздкой нашей техникой. Мы приступили к ее разгрузке и перегону машин на огороженную двумя рядами колючей проволоки площадку автопарка. Автопарка, по существу, не было. Была на пологом склоне сопки небольшая выровненная площадка, обнесенная остатками прежнего забора. На ней находились навесы (то, что от них осталось) для размещения артиллерийских орудий и лошадей (сохранились остатки коновязи). Все, что смогли, вывезли на дрова местные жители!

Поэтому всю ракетную технику, вместе с ракетами сгрузили рядом на поляну. Как я ранее сказал, дивизион имел два комплекта техники. Один для ракеты 8Ж38, полностью укомплектованный. Второй, для ракеты 8К51 был укомплектован неполностью, так как заводы не успевали за потребностями войск.

В нескольких километрах от нас располагалась, как сказали старожилы, саперная часть. Поехали туда за помощью, но увидели только старые щитовые казармы без окон и печей. Ржавый трактор ЧТЗ без гусениц и мотора, но с бульдозерным отвалом. Отсоединили отвал, привезли и приспособили его к штатному тягачу АТТ. И вот с помощью такого «инструмента» стали выравнивать прилегающую к «Автопарку» территорию. Через несколько дней туда с большим трудом перегнали технику. Большинство спецмашин было не обкатано, а некоторые несколько лет простояли в Кап Яре в хранилищах на колодках. Их ни разу не заводили, а затащили на ж.д. платформы буксиром. В этой работе у меня отличились Распопов и Бойгачев. Все (не только наши) перегоняемые ими машины они завели и доехали до автопарка своим ходом.

Затем, по заведенному обычаю, поставили агрегаты и машины на колодки. Началась жизнь на новом месте. От каждого подразделения выделили мастеровых людей для строительства капитального автопарка с навесами для машин и техники.

Я из своих солдат создал бригаду в составе Распопова, Бойгачева, Ибрагимова (мастер-плотник), Шапкина (мастер электрик), под руководством сержанта Прилепского. Им поручили восстановить найденный где-то старый ржавый лесопильный станок с циркулярной пилой. В Манзовке, на свалке у ж.д. депо нашли электромотор. Отремонтировали его, подсоединили к нашей дизельной электростанции (в автопарке не было электричества) и стали пилить доски. Главный инженер полка, майор Васильев отметил их инициативность и поблагодарил за трудолюбие.

В казармах тоже наводился порядок, а основную массу офицеров отпустили домой для ремонта и обустройства квартир.

Ожидая приезда своих жен, мы с Сашей устроили в квартире текущий ремонт: побелили стены, выкрасили пол, покрасили окна. Нужные стройматериалы получили на складе. Там же получили дополнительную «Мебель». К кровати с панцирной сеткой, добавили круглый раздвижной стол, шифоньер «моей бабушки» с отваливающимися дверками и кухонный стол. Дверки я восстановил, оторвав на том же складе недостающие шарниры и ручки.

Из рухляди, выброшенной со склада, выбрал полки для шкафов, из которых сделал полку для посуды на кухню и полочку для книг в комнате. Надо сказать, что в те очень бедные для страны времена, находились средства на мебель для молодых и вновь прибывающих офицеров. Мебель была б/у, но это лучше, чем голые стены. Следует сказать, что в то время зарплата офицера по своей покупательной способности в несколько раз превосходила нынешнюю зарплату. Поэтому быть офицером было очень престижно. Многие девушки мечтали выйти замуж за офицера несмотря на его ненормированный день и постоянные переезды. На подъемные, получаемые офицерами при переездах на всех членов семьи, можно было купить приличную мебель и обставить квартиру. Офицерам 2000-х годов остается только завидовать тем прежним, сталинским!

На кухне была раковина с краном холодной воды. Все «Удобства» во дворе, а ночью - ведро. Для приготовления пищи купил керогаз, электроплитку и электрическую духовку.

Наконец, приехали наши жены, и мы зажили дружно и весело. Нина трудно приспосабливалась к реальной семейной жизни. Одно дело жить одной и совсем другое, когда в доме появился человек, о котором тоже надо заботиться! Она совсем не умела готовить нормальную еду. С нашему счастью мои родители дали ей «Книгу о вкусной и здоровой пище».

В этом отношении я оказался больше подготовленным! Научился готовить еще в институте, когда жил в общежитии. Попал в комнату к ребятам с другого факультета и старше меня на курс. Все подобрались очень самостоятельные и хозяйственные. В столовую мы ходили очень редко, экономя деньги. Готовили сами здоровую, сытную пищу. Для справок у кого-то оказалась дореволюционная поварская книга. Готовили обычно только первое с большими кусками мяса для каждого. Недалеко от общежития был мясокомбинат, на котором подрабатывали двое из нашей комнаты. При мясокомбинате был магазин, в котором можно было дешево купить мясные продукты. Варили по очереди, а готовили с вечера сообща. В воскресенье готовили завтрак, обед и ужин, а на праздники устраивали такое застолье, что пальчики оближешь!

Совместная жизнь требует взаимной притирки. Нине не нравились некоторые мои привычки, а мне — её. Так бывает у всех молодоженов. Видимо, она сравнивала меня реального с тем, которого видела в своих мечтах. Но между нами была юношеская привязанность и хорошая дружба! Поэтому все вошло в нужную колею.

Нина подружилась с женой Саши – Эрой. Эра была из крепкой, зажиточной (папа завмаг) ростовской еврейской семьи. Мама научила ее хорошо готовить. В воскресенье мы делали иногда совместный обед.

Телевидения тогда там не было, и единственным культурным развлечением оставалось кино в ГДО. По вечерам мы с Романовыми пили чай и играли в карты. Главным были наша молодость и ожидание чего-то лучшего. Раз в месяц в ГДО приезжали артисты из театров Уссурийска, Владивостока, Хабаровска и даже из Магадана.

Примерно через два-три месяца после прибытия на ДВК наших семей Магаданская филармония организовала, по особому разрешению, гастроли по Приморью Вадима Козина. Он там отбывал ссылку. В ГДО «яблоку негде было упасть», люди стояли в проходах! Этот концерт Козина мы с Ниной запомнили на всю жизнь! Когда мы были студентами, Козин, как и Лещенко, и Вертинский, был под запретом. У меня были их пластинки, купленные на ленинградском Лиговском рынке. Мы их часто слушали.

Месяца через два после прибытия Нина записалась в кружок кройки и шитья. Стала учиться шить. Но швейной машинки у нас не было, поэтому задания на дом приходилось делать после занятий в помещении кружка. Подобные кружки для молодых жен офицеров были в каждом гарнизоне при Доме офицеров.

Наша соседка Эра окончила Строительный институт и стала работать мастером на кирпичном заводе в Манзовке. А для Нины работы в Манзовке не было!

В Приморье нас многое поражало. Поехали с Ниной в поселок в Манзовку, а там обнаруживаем небольшой, но классный книжный магазин. На полках свободно стоят тома сочинений классиков: Пушкина, Чехова... Свободно, без давки, продаются выпуски детективов, энциклопедические словари и т.д., и т.п. Там мы завели свою домашнюю библиотеку. На рынке — низкие цены на мед. Килограмм меда стоил столько же, что и килограмм сахара. Поэтому мы мед стали покупать вместо сахара 3-литровыми банками.

Потом я нашел объяснение этому феномену. В сопках, среди лиан и карликовых дубков, я натыкался постоянно на небольшие пасеки из нескольких ульев. Там не было пасечников, но в окружающих зарослях произрастало множество медоносных растений. Пасечники из ближнего села приходили туда только тогда, когда пчелы наполняли ульи медом. И такие «необслуживаемые» пасеки встречались на каждом шагу!

Здание вокзала строилось одновременно с магистралью. Зал ожидания большой, удобный. Ресторан, комната матери и ребенка. Медпункт и медицинский киоск, в котором есть все необходимые лекарства.

Рядом со станцией у ремонтного завода — Паровозный парк отстоя или резерва. Там были собраны паровозы, начиная с 1905 года. Более новые были законсервированы на особый случай. Я с интересом осмотрел этот «Музей».

Почему нас перебазировали на Дальний Восток

«Холодная война» продолжалась и вполне реально могла перерасти в «горячую». Америка обложила нас со всех сторон военными базами. В Тихом океане испытывали термоядерное оружие. После каждого испытания у нас в Приморье регулярно выпадали радиоактивные дожди. Чтобы не вызвать панику у населения, эту информацию засекретили! Но мы об этом знали.

Вот, для устрашения, нас и перебазировали на Дальний Восток. Но до о. Окинава, где были расположены главные военные базы США, 8Ж38 не долетала. Поэтому в приоритетном порядке нас сразу перевооружили на 8К51.

Однако, при выборе мест стартовых позиций пришлось столкнуться с целым рядом трудностей.

Об этом ниже..

После перебазирования структура нашего дивизиона Резерва Верховного Главнокомандующего должна была быть сразу преобразована в подобие полковой структуры. Предполагалось в дальнейшем на базе развернутого полка в Манзовке создать в г. Уссурийске дивизию Ракетных Войск Стратегического Назначения (РВСН). А в Манзовке создать кадрированные полки и учебную базу для подготовки специалистов. Так в конце концов и произошло.

В это время министром обороны был маршал Жуков. Он съездил в Индию и увидел, что офицеры там подтянутые, спортивные. А у нас офицеры физически слабые с животами, раздутыми от чрезмерного употребления пива. А про штабных разжиревших генералов даже говорить нечего! И Жуков решил повлиять на комплекцию наших офицеров, которые имели отвислые животы и не отвечали современным требованиям, введением ежедневного утреннего часа обязательных физических занятий. Но на деле это была простая профанация! Мы приходили на стадион, делали халтурную физическую зарядку, а затем играли в волейбол. Но так как на всех волейбольных площадок не хватало, то остальные садились в кружок и травили анекдоты.

Жуков также ввел нормированный 7-часовой рабочий день для офицеров, хотя во всей стране рабочий день был 8 часов.

Распорядок дня у нас был такой. Подъем в 6-30. С 7 до 8 часов ежедневный физкультурный час на стадионе. С 8 до 9 часов завтрак дома. С 9 до 14 часов работа в части. Далее дома воспитание семьи. С 14 часов до отбоя в подразделениях части оставались только дежурные офицеры, которые утром после развода уходили домой отдыхать до 14 часов, и старшины-сверхсрочники.

Сооружения артиллерийской части, которая перед нами занимала гарнизон, не были приспособлены для размещения ракетной техники. Их вообще не было! Все пришлось строить самим, так как строительные части были Хрущевым сокращены и расформированы.

Надо было построить испытательный корпус для ракет, построить хотя бы навесы для техники, построить специальное хранилище для ядерных головных частей. Кроме того, надо было привязать все позиции к местности (для полка – десять, включая запасные), на всех намеченных для стартовых позиций местах, построить бетонные площадки с анкерами для установки стартовых столов и установщиков ракет. И все это силами самого полка! Естественно, что при этом возникло много проблем. Я с ними познакомился вплотную, так как был включен в рекогносцировочную группу по выбору стартовых позиций, которую возглавил командир полка Генералов. Он привлек меня. Этому можно дать объяснение. Офицеры отделения БРК в совершенстве владели работой с теодолитом, так как нам часто самим приходилось «привязываться» к местности при наведении антенн. В дивизионе была своя группа геодезистов, состоящая из двух офицеров, сержанта и трех солдат. Естественно, одна она не могла осилить такой большой объем работ!

Основная проблема заключалась в том, что в реальности места стартовых позиций, намеченных в штабе РВ в Москве по старым, оставшимся с войны картам, фактически оказались непригодными. За прошедшие годы, каждый род войск размещал свои объекты без согласования с Генеральным штабом и с картографическим управлением, которое было должно отслеживать новые объекты при переиздании карт! Поэтому работы, проведенные в Москве по размещению стартовых позиций, были пустой тратой времени, так как многие выбранные там места оказались уже занятыми другими оборонными объектами, которые на московских картах не были обозначены. Так как карты после войны фактически только копировались и не обновлялись, то было невозможно работать с ними на местности. Например, на карте обозначено село. Приезжаем на это место и ничего не находим. С трудом на этом месте находили в кустарниках и высокой траве остатки фундаментов. Или того хуже, на месте будущего старта обнаруживаем аэродром или склад морских торпед.

Следовательно, надо было повторить заново все ранее выполненные изыскания для всех стартовых позиций и соответственно наших «родных» позиций БРК. Всю работу пришлось выполнять заново. Я уже не говорю о тех выполненных расчетах на поражение цели, координаты которых были привязаны к координатам стартовых позиций. Всё пришлось пересчитывать!

Проще всего решился вопрос о постройке хранилищ и испытательного корпуса для ракет. Их решили построить на базе существующих уже солдатских одноэтажных казарм. Стены оставили, как есть. Недостающее привезли, разобрав казармы «саперной» части. Фундамент казармы укрепили бетонными блоками, потолок приподняли и сделали трапециевидным, пол убрали и выкопали котлован глубиной до 2,5 метра так, чтобы можно было поместить ракету на транспортировочной тележке.

Стенки котлована сделали железобетонными. По стенкам в нишах и пристройках расположили КУНГи с проверочным оборудованием, а также передвижные электростанции, силовые и испытательные кабели. Но даже это потребовало большого напряжения командиров и личного состава!

Аналогично, но по более простой схеме перестроили несколько казарм под хранилища ракет. Одновременно решалась задача маскировки, так как силуэт расположения зданий в части не изменился.

Имеющийся гнилой навес в старом автопарке снесли, сделали (сварили) металлический каркас, из 40-мм досок сделали стены, расширили места установки автомашин и агрегатов, сделали крепкие ворота. Автопарк обнесли сплошным 2,5-метровым забором из обрезных досок с кронштейнами для колючей проволоки по верху забора.

Под хранилище ядерных боевых частей был приспособлен старый склад артиллерийского вооружения. Внутренность его была полностью перестроена исходя из требований к хранению ядерных боеприпасов. Установлены специальные кондиционеры.

В 1,5 км от нашей части, в глубоком распадке между высокими сопками (для маскировки) построили учебную стартовую позицию. Она состояла из железобетонного основания толщиной 30 см, шириной около 3 метров и длиной 25 метров для установщика ракет и стартового стола. С одной стороны располагалась дорога из железобетонных плит для установки тележек подвоза ракет.

В склонах сопок были выкопаны глубокие капониры для размещения цистерн для горючего и окислителя, дизельных электростанций, компрессорных станций, машин проверки, машины пуска и другого оборудования.

Распадок по верху перекрыли стальными тросами. Лианы, стелющиеся дубки, буйная растительность сделали свое дело, и к концу строительства контрольный облет самолетом СТАРТОВУЮ ПОЗИЦИЮ НЕ ОБНАРУЖИЛ, так как деревья, переплетенные лианами, буквально смыкались над распадком.

Для тренировок расчетов использовался метод так называемого «прожига». Подготовка ракеты к пуску велась строго по боевому расписанию. Ракета проверялась в палатке на технической позиции, затем ее подвозили к установщику и перегружали на него. Установщик ставил ракету на стартовый стол. Ракета крепилась к стартовому столу специальными анкерами. К ней по очереди подходили заправщики и заправляли ее горючим и окислителем (частично, не полностью), проводились все предстартовые контрольные операции из машины пуска, и затем нажималась кнопка «ПУСК». Двигатель ракеты запускался, но работал только лишь 8-11сек на предварительной ступени тяги. При этом грохот стоял такой, что в 300 метрах от ракеты буквально лопались барабанные перепонки, а в животе такое ощущение, как будто кто-то палкой перемешивал кишки! Потом двигатель автоматически выключался. Создавалась полная иллюзия пуска ракеты, так как все системы ракеты работали в боевом режиме.

Несмотря на то, что на учебной позиции мы провели несколько «пусков» по американской базе «Окинава», нашу позицию американская разведывательная авиация так и не обнаружила. Регулярно вдоль нашего Приморья летал американский самолет-разведчик «ОРИОН». Потолок его полета был выше, чем наших истребителей МИГ‑15, которые несли патрульную службу в небе Приморья. Поэтому американцы тогда летали так, как хотели! Но не уследили с высоты!

Сразу после прибытия начались работы по окончательной привязке стартовых позиций и позиций БРК-1. Генералов сам решил проверить намеченные места, присланные нам из Москвы.

Для консультации по позициям БРК-1 он вызвал меня к себе в кабинет. Там на большом столе лежала карта–километровка с нанесенными на нее местами стартовых позиций и позиций БРК. Генералов попросил внимательно изучить карту. Сразу бросилось в глаза наличие высот-сопок между нами и стартом и, кроме того, - сближения горизонталей рельефа перед позицией БРК. В описании БРК-1 в разделе "Размещение позиций" был установлен предельный наклон местности менее 5 (точно не помню) градусов. На полигоне Капустин Яр была в основном ровная степная местность, но даже там старались выбирать такое взаимное расположение основной позиции БРК и ее контрольного пункта, чтобы боковой наклон был минимальным.

Я высказал сомнение в возможности развертывания БРК на этом месте. Генералов, со свойственной ему решительностью, вдруг говорит: «Я хочу лично убедиться в непригодности места! Едем прямо сейчас!»

Поехали. Возле места, где, судя по карте, должна быть деревня с часовенкой, ничего похожего нет! У Генералова на коленях карта, такая же у меня, сидящего сзади. Слева вдали высокая сопка. На карте высота есть, а деревни нет! Справа - буйные заросли разных приморских трав высотой в рост человека! Я попросил остановиться, осмотрелся, вошел в заросли, а там — фундамент от печки. Вот она деревня! Сориентировались. Поехали дальше. Вот место позиции, вот пологий склон сопки, но слишком близко от позиции. Место для позиции непригодно! Надо переносить его по линии прицеливания.

Генералов: «Поехали на место старта». — С нами был начальник штаба, он говорит: «Товарищ подполковник, это по прямой 30 км, а как туда добраться?» —Выбрали по карте маршрут по проселкам. Ориентиры хорошие есть: высота и мост через речку. Подъехали к месту точно. Впереди «старт». Но уже смеркалось, в Приморье, как и в Кап Яре, темнеет быстро. Остановились, вышли из машины. Местность нормальная, болот нет. Вдруг видим: впереди по небу огоньки перемещаются. «НЛО» — сказал кто-то. Я говорю: «Это не НЛО, а АНО, т.е. Аэронавигационные Огни, которые зажигают самолеты при посадке». — Начальник штаба говорит: «Но на карте близко никакого АЭРОДРОМА НЕТ!». И тут Генералов так зло говорит: «А в жизни ЕСТЬ! Поехали домой!»

Начальник штаба (он был из вновь прибывших) лично проверил места предполагаемых (рекомендованных) мест расположения старта. Оказалось, что из шести намеченных только две позиции можно использовать (позиции БРК при этом не проверялись)!

Офицеры полка неоднократно просили командиров получить разрешение на передачу нашей старой техники, по комплексу 8Ж38, на базу хранения. Для поддержания ее в чистоте мы расходовали силы и средства, которые надо было максимально использовать для освоения нового комплекса 8К51М.

Регулярно группа подготовки и пуска, вместе с группой транспортировки и заправки проводили тренировки на оборудовании 8Ж38. А мы — нет. Я попросил разрешения у Генералова потренировать расчет БРК в развертывании на позиции для тренировки. Особенно нужна тренировка в развертывании Контрольного Пункта (КП), тем более, что подъемники антенн КП у БРК-1 и у БРК-2 одинаковые. Он разрешил и добавил: «Поезжайте на то место, где мы с тобой были. Готовьтесь! Зиньковскому скажи, что я разрешил! Прихвати с собой отделение Романова.» — Я отвечаю: «Товарищ полковник, Вы ему лучше сами скажите, мне не удобно!» — Он ничего не ответил.

Утром, как только я прибыл в отделение, приходит Зиньковский и отдает приказание: "Срочно готовьте технику БРК‑1 для выезда на тренировочные учения в сопки на 3-4 дня! Выполняйте!» — «Слушаюсь!»

Бориса Кривошею послал с шоферами в автопарк снимать машины с колдок и готовиться к выезду. Старшего сержанта Распопова — к старшине получить продукты, палатку и Все необходимое. Сам пошел к инженеру полка Васильеву. Попросил разрешения на кратковременную проверку всех агрегатов и устройств. Он разрешил.

В обед спрашиваю Сашу: "Подготовился к выезду?» — «Да!»

После обеда мы на службу не ходили. Сидим с Сашей и намечаем план наших учений. Около 15-16 часов прибегает из штаба посыльный и передает приказание прибыть к 17-00 на совещание офицеров полка. Получено указание – провести краткое учение с «прожигом» ракеты 8К51. «Прожиг» проводить на учебной позиции. Отделение БРК выезжает на позицию БРК-1 с техникой БРК-1. Связь со стартом по радио с обязательным использованием Таблиц. Учения начнутся после прибытия цистерны с кислородом на станцию. Срочная заявка на кислород дана. Ориентировочно учения начнутся завтра по тревоге. Офицерам городок не покидать, увольнительные солдатам не выдавать! Всем готовить технику к выезду на позиции.

Проходит день, второй и только утром на третий день - тревога.

Отделениям БКР было определено место той позиции, где я был с Генераловым.

Приехали на место, развернулись все на одной линии прицеливания. Главные машины с передатчиками разместили друг от друга на расстоянии 300-400 метров, вторую машину Контрольного Пункта приблизили примерно на километр. Дополнительные точки привязки определили сами с помощью теодолитов. Передали шифровку: "Заняли позицию». В ответ шифровка: "Развернуться, произвести прицеливание».

Если установка передающих антенн прошла нормально, то с установкой антенн КП пришлось повозиться, поскольку эта операция требует хорошей натренированности и слаженности расчета для строго вертикального подъема антенны.

На основной позиции остались Романов и Кривошея, а я с тремя офицерами поехал на позицию КП. Со мной поехал сержант Распопов. Только он и рядовой Кузнецов (мой) имели навыки работы с телескопическими подъемниками на лебедках. Наш расчет (имеющий опыт) справился с задачей (по времени) только с третьей попытки. Сашин расчет КП (не имеющий практического опыта) только после пятой попытки приблизился к нормативу, но не выполнил его. Тренировки прекратили, сделали перерыв.

Со старта команду «четырехчасовая готовность» мы в тот день так и не получили! На следующий день продолжили тренировки, но уже с включением аппаратуры. Обнаружилась интересная особенность. Оба передатчика включали по очереди на одной частоте. Оба контрольных пункта работали одновременно, но показания их индикаторов были всегда разные!

В процессе подготовки произошла только одна задержка «Готовность двухчасовая». «Прожиг» прошел штатно. Дали команду «Отбой». Стали готовиться к отъезду. Нас с Сашей Романовым беспокоил вопрос расхождения показаний индикаторов. Решили еще поэкспериментировать: Сашину машину перегнать подальше от моей километра на полтора и снова проверить равносигнальную зону. Свернули его антенны, кабели и … передумали. Решили не тратить на это время и засветло вернуться в часть. Свернулись и доехали без происшествий. Для себя сделали вывод: нужно постоянно тренировать расчеты!

Генералов, подводя итоги этого краткого учения назвал следующие недостатки:

1) Непредвиденная задержка в поставке кислорода. Причина: малая мощность цеха по производству жидкого кислорода на «Даль-Заводе» во Владивостоке. Он производил всего 5‑8 тонн в сутки для внутреннего потребления и снабжения баз подводных лодок. Аналогичный цех был в Хабаровске и достаточно мощный в Комсомольске-на-Амуре. На заводах не было хранилищ для жидкого кислорода. Хранили кислород в ж.д. цистернах, где он сильно испарялся. Поэтому цех запускали только после получения заявки.

2) Прибывшая ж.д. цистерна с кислородом оказалась старого образца, и пришлось искать и ставить переходник из комплекта 8Ж38.

3) Нужны дополнительные меры по маскировке поднятой ракеты. Несмотря на глубокий распадок, поднятая ракета наполовину торчала из него. Ракету опустили, накинули на нее маскировочную сеть и снова подняли. Среди зеленых сопок появился «кипарис». Кто-то пошутил: «В лесу родилась елочка…»!

Задержка в подвозе кислорода вызвала серьезную озабоченность командования полка. При «Постоянной боевой готовности» ракета стоит вертикально, с подсоединенными шлангами заправщиков спирта и кислорода. Кислород из цистерны-заправщика испаряется по 5‑10% в сутки, в зависимости от наружной температуры.

При «Полной боевой готовности» ракета стоит заправленная кислородом. Кислородный бак не имеет теплоизоляции. Кислород там бурно кипит и испаряется со скоростью до 20-25% в сутки! Для его пополнения происходит непрерывная подпитка баков из заправщика. На сколько времени хватит емкости заправщика? Значит, периодически он сам должен уходить на заправку к железнодорожной цистерне… Постоянно испаряющийся кислород создает повышенную концентрацию его на стартовом комплексе. Это повышает вероятность пожара и взрыва ракеты!

В полку должно быть в боевой готовности 4-6 ракет 8К51. Это означает, что в позиционном районе должно стоять одновременно 4-6 ж.д. цистерн-термосов с жидким кислородом!

Озабоченность также вызвала трудность изыскания в Приморье районов, пригодных для размещения ракеты 8К51М с «ХВОСТОМ» из БРК.

Подробное изложение выявленных проблем командование направило в штаб РВСН. В нем также содержалось предложение перевооружить нас сразу на ракету Янгеля 8К63, которая к этому времени уже была принята на вооружение РВСН.

В ответ пришел приказ о подготовке полномасштабного учения полка с использованием реальных боевых позиций. При успешном проведении учений полк встанет на боевое дежурство.

Наша жизнь в Приморье

В местных магазинах продавалось все необходимое, без дефицита. В Приморье в то время основные продовольственные товары (мясо, рыба, овощи, тушенка, копченая колбаса, сахар-рафинад, мука и др.) были китайского происхождения с маркой «Великая стена». Они свободно, без очередей продавались даже в сельских магазинах! Упаковка на товаре имела красный фон, а по нему нарисована белая китайская стена и портрет Мао-Дзе-Дуна в овальной рамке.

Даже на говяжьих и свиных тушах стояла печать «Великая стена». Свинина китайского производства не имела толстого слоя сала, как наша, а сало было с мясными прослойками. Как говорили старожилы, для выращивания такой свинины бедных свиней периодически (раз в неделю) лупили по бокам деревянными лопатами. Эти ушибы у свиней превращались в мясные наросты в слое сала. Через некоторое время, после прибытия в Манзовку эту экзекуцию свиней довелось наблюдать из окна вагона.

Мы сдаём старый комплекс 8Ж38 на «БАЗУ»

Вскоре, командование нашей части получило совершенно секретный приказ всю нашу ракетную технику, которую мы привезли с собой (устаревший комплекс 8Ж38), передать в Китай.

Нам приказали привести технику в образцовый порядок, укомплектовать ЗИПом для сдачи на хранение в Арсенал в Хабаровске. Техника была по всем правилам погружена на платформы. Для её передачи мы командировались без солдат. Караул на платформах почему-то несли не наши солдаты, а присланные из штаба округа. Но мы на это не обратили особого внимания. Нас разместили в купейном вагоне и мы выехали вечером из Манзовки, а проснулись утром уже в Китае. Каждому выделили китайца-переводчика, и в одном из пустынных районов мы прямо на платформах передали по актам технику китайцам. Это заняло около 3‑х дней. Эти дни переводчик не отходил от меня ни на шаг. Всякие контакты с другими китайцами были исключены. Я спросил своего сопровождающего, когда мы начнем обучать китайских товарищей обращению с техникой? Он сказал, что это требует большой подготовки и делать это будут другие.

Какой-то китайский полковник или генерал (у китайских старших офицеров на погонах было до 4-х больших звезд в одну линию) перед отъездом поблагодарил нас (на хорошем русском языке) за хорошую службу и вручил всем офицерам медали с барельефом Мао. Мы в недоумении разошлись по купе и поехали. Буквально через полчаса после отъезда в купе зашел помощник начштаба с каким-то майором и собрал наши медали. Сказали, что пока они будут храниться у начальника штаба. С нас взяли подписку о неразглашении факта нашего пребывания в Китае.

«Мы были в Хабаровске и там сдали технику на склад». Так и сказать своим родным и товарищам! Утром мы проснулись у себя в Манзовке. Вот и все. Вопрос стартовых позиций для ракет 8Ж38 решился сам собой!

Позже, в Ростове от одного товарища-адъюнкта я узнал, что в Китай была направлена большая группа преподавателей из Камышинского ракетного училища для обучения китайцев новой для них технике. Он был в этой группе как специалист по БРК-1. Их тоже наградили медалями, которые не отобрали, как у нас!

Начало массового строительства стартовых позиций в Приморье

Мы перевооружились на ракетный комплекс Р-5 (8К51) с дальностью стрельбы 1200 км. Под удар ставились все американские военные базы! Надо было определить места стартовых позиций для ракет 8К51, подготовить к ним подъездные пути, тайно забетонировать плиты для установщика, сделать топографическую привязку стартовой позиции и пункта БРК. Но история с определением «мест стартовых позиций из Москвы» снова повторилась!

Я был включен в топографическую группу для повторной привязки стартовых позиций. Начальником группы был полковник Колесников, присланный из Москвы. Это был высокий стройный полковник, излишне худой, (хотя ел за двоих) с тонкими длинными ногами. Имел маленькую голову с торчащими большими ушами и уникально длинным носом, похожим на клюв индюка. При этом был о себе очень высокого мнения.

Практически он не руководил нашей группой, так как ничего не знал о технологии топографической привязки стартовых позиций. А о БРК‑2 — и подавно. Вообще, полковник Колесников и в вопросах ракетной техники, и в топографических картах, и в геодезии был полный профан. С нами, старшими лейтенантами, он почти не разговаривал, считая это ниже своего достоинства. Был уникальный надменный солдафон. Ходил, как гусь надутый и важный. Когда с нами здоровался, то никогда не подавал руки. Спал он в отдельной маленькой палатке. Но наш спирт пил и общий «закусон» ел, не отказывался!

Погода стояла солнечная, и наш полковник целыми днями только в плавках ходил (прыгающей походкой) и загорал. Однажды он возлежал на спине на матрасе и загорал. Со стороны из травы были видны его тощие мохнатые, согнутые в коленях ноги. (Как у кузнечика в траве). Мимо проходил Чайковский, и тот говорит ему в приказном тоне: «Товарищ старший лейтенант, найдите мне лист, чтобы нос прикрыть». — Как я ранее уже говорил, он имел нос уникальной длины. Чайковский Леша ему отвечает: «Извините, товарищ полковник, но баобабы здесь пока не растут!» — Тот разорался, кричал: "Я Вас всех…твою мать… нахалов, разгоню…(снова нецензурно)!» — На это «нахал», ст. лейтенант ответил: «Интересно, а куда Вы собираетесь нас разогнать – дальше только Япония!» Полковник затих и об инциденте нашему начальству ничего не сказал. Наоборот, доложил «наверх» о нашей (и, следовательно, его) квалифицированной и успешной работе. Ему мы присвоили прозвище «кузнечик» и только так между собой его называли и не воспринимали его вообще!

Старшим нашей группы был топограф полка старший лейтенант Чайковский. Я с ним был близко знаком еще по Кап Яру. Он был прямо влюблен в свою специальность и с удовольствием проводил со мной углубленные занятия по топографии, основы которой я усвоил еще на полигоне. При развертывании БРК мне часто приходилось пользоваться теодолитом высокой точности и делать самостоятельно привязки к триангуляционной сети полигона. Но как поступить, если из точки, координату которой надо определить, видны только два знака, а необходимо видеть не менее трёх? Что делать, если основная веха знака разрушена? И т.д., и т. п.

Наши поездки по Приморью были похожи на путешествие в незнакомой стране, поскольку топографическим картам, как оказалось, нельзя доверять. Ночевали в палатках. Ездили на двух машинах: легковой ГАЗ‑69 и грузовой ГАЗ‑63 с тентом.

Во время одной из поездок, в глухой деревне в стороне от цивилизации, не имеющей даже электричества, в сельском магазине я вдруг увидел швейную машину. Был очень удивлен и вначале не поверил глазам своим, так как в то время швейная машина была страшным дефицитом! Мне повезло, потому что швейная машина была с электроприводом. Народ в деревне очень экономный и никто не хотел переплачивать за покупку электропривода. С такой радостью я тогда возвратился из командировки.

Швейная машина была самым первым нашим с Ниной приобретением. Нина ходила в кружок кройки и шитья, который работал в ГДО, и, окончив его, стала квалифицированной портнихой! Это было серьезное подспорье в бедной офицерской жизни. Кроме того, в наших краткосрочных планах было появление малыша, а ему потребуется целая куча детского белья.

Хорошо было то, что мы, поездив по всему Приморью, получили представление о его природе и растительности. Мы шутили, что прошли путем Арсеньева. Но у того был проводник – Дерсу-Узала, а у нас только устаревшие карты. Ночевали в палатках. На бортовой машине перевозили пятерых солдат охраны, палатки, мини-полевую кухню, продукты, теодолиты, раскладные топографические знаки-стремянки и др.

Во время наших разъездов по Приморью произошло несколько случаев, о которых стоит рассказать.

Мы попали под бомбёжку

Наша работа в основном была связана с поиском подходящих мест для стартовых площадок и их привязки к местности. Работа затруднялась тем, что на Дальнем Востоке система триангуляции была сильно запущена. Каждый топографический знак должен иметь над собой специальную вышку, в конструкции которой предусмотрен специальный столик для установки теодолита. В верхней части вышки должен быть специальный шест с маркером, по которому наводится теодолит для определения своих координат. Под вышкой – бетонный столбик с маркером и, обязательно, его дублер на глубине один метр.

Практически оказалось, что у многих триангуляционных пунктов вышки просто сгнили, или их разобрали на дрова. Иногда не только не было основного маркера, но и его дублера под ним! Поэтому нам приходилось на время восстанавливать вышки, устанавливать маркеры и их дублеры. По рации связались со своей частью и заказали изготовить специальные бетонные столбики с маркерами по центру. Для временной замены мы возили с собой две раскладных вышки из дюралевых труб, деревянные столбики. Ставили их на время привязки, а потом разбирали и перевозили на новое место. Эти работы выполняли в основном солдаты, но и нам доставалось. Всё это сильно замедляло нашу срочную работу!

И вот однажды, уже под вечер мы спустились с сопки, поужинали и завалились в палатки спать. А ночью нас стали бомбить самыми настоящими бомбами! Спросонья мы вначале ничего не поняли, выскочили из палаток и услышали над собой в вышине гул самолетов. Самолеты не имели бортовых огней, а это означало, что они выполняют боевую задачу. И ближние разрывы бомб. Ночью кажется, что взрывы совсем рядом. Как потом оказалось, мы для ночлега выбрали полигон для учебного бомбометания. Наше счастье, что мы расположились на краю поля. Днем с сопки мы видели на поле какие-то полуразрушенные постройки, но не придали этому особого значения, так как повсюду встречали брошенные селения и дома. Никаких запрещающих знаков на дороге мы не встретили. Спешно собрались и «рванули» от злополучного места километра три в сторону от разрывов и только там остановились. Начинался рассвет. Экстренным отъездом командовал старший лейтенант Чайковский. Полковник, оказывается, ехал с солдатами в грузовой машине. Солдаты свернули его палатку и погрузили в бортовую машину. Полковник, как истинный спартанец, спал «в чем мать родила», поэтому был не особенно одет.

Наши поездки по Приморью показали, что все оно буквально забито аэродромами, различными складами, в том числе и стратегическими, артиллерийскими и авиационными полигонами и различными воинскими частями. Интересно то, что мы ни разу не встречали предупреждающих щитов. Один раз въехали на поляну, а там штабеля со снарядами! Ну мы сразу выехали, как въехали.

Равнинные участки, необходимые для размещения БРК, как правило, принадлежали пойме реки Ле-Фу. Река вроде небольшая, но в период дождей и в половодье сильно разливается, затопляя всю огромную пойму на десяток километров. Вокруг поймы — сопки, покрытые непроходимыми зарослями карликового дуба. Эти заросли перевиты различными лианами и, даже, ветвями дикого винограда. Виноград мелкий, но сладкий и местные жители делают из него вино и варенье. Весной среди общей зелени на сопках видны яркие светло-фиолетовые пятна цветущих абрикосов. Абрикосы хорошо вызревают, но мелкие, похожие на дикий молдавский абрикос – жерделу. Их сушат на зиму.

Некоторые растения, к которым мы привыкли в средней полосе России, в Приморье достигают громадных размеров. Например, папоротники, лопухи, различные зонтичные. Поляны с папоротниками, высотой до 5‑6 метров, похожи на первобытный лес.

Зима в Приморье очень мягкая с частыми оттепелями, лето не очень жаркое из-за близости моря. Но дожди по своей интенсивности похожи на тропические ливни. За несколько минут проливаются целые водопады воды. Реки сразу выходят из берегов и затопляют пойму. Меня вначале поразило, что мосты через реку Ле-Фу при ширине не более 30 метров имеют длину 3,5‑5 км.

Свидетели катастрофы самолета ИЛ-28

Однажды нас навестил командир полка Генералов. Чайковский ему обстоятельно доложил. Полковник Колесников стоял рядом и поддакивал. К этому времени наши отношения с половником наладились Он не вмешивался в нашу работу, мы оказывали ему соответствующие знаки уважения. Чайковский каждый вечер ему докладывал о проделанной работе. Кушать он стал вместе с нами. Генералов уехал, а с нами произошел новый случай.

Мы облюбовали под стартовую позицию распадок между двух сопок, у подножия сопки "Высота 215". Место очень хорошее, и по линии стрельбы есть место для размещения позиции БРК. Рядом, на сопке была неповрежденная топографическая вышка. Разбили палатки, стали готовиться к ужину. Наше внимание привлекли самолеты ИЛ-28, которые заходили на посадку, разворачиваясь как раз над сопкой. Иногда нам даже казалось, что они вот-вот зацепят сопку. Вдруг яркая вспышка и взрыв на самой вершине. В первое время мы не поняли, что случилось, потом до нас дошло, что случилось непредвиденное, — один самолет все-таки врезался в вершину сопки.

Мы повскакали с мест, и на двух машинах поехали к месту катастрофы. Надо оказать помощь, вдруг летчики живы. Вверх по склону от нас шла старая колея, мало похожая на дорогу. Мы по ней проехали более половины расстояния до вершины, как вдруг первая машина застряла. Вышли из машин и увидели, что склон сопки заболочен. Накануне прошел дождь, и дорога стала непроходимой даже для вездехода ГАЗ-69! Кроме того, особенностью Приморья является то, что иногда из склона сопки бьют ключи, и они заболачивают пологое место на склоне. Мы потом неоднократно встречали подобный феномен. Далее к вершине сопки пришлось идти пешком. Мы с большим трудом обошли заболоченное место и стали через заросли продвигаться, а вернее, продираться и прорубаться на вершину.

На вершине сопки нашему взору предстала жуткая картина: в сопку врезался бомбардировщик ИЛ-28. На нем обычно 3 человека экипажа: летчик, штурман и стрелок-радист в хвостовой кабине. Самолет от удара развалился на части. По склону были разбросаны обломки самолета, некоторые из них горели. Наконец, мы обнаружили останки одного летчика. Лицо — сплошное кровавое месиво, комбинезон разодран на клочья. Смеркалось, а у нас был только один слабенький фонарик. Решили спускаться вниз.

В это время на сопку с противоположной ее стороны взобрались летчики с аэродрома. На нас напустился какой-то подполковник в авиационной форме, потребовал документы. Мы ему представились как топографы (такова была наша легенда), сказали, что у нас есть начальник — полковник, который находится в нашем лагере у подножия сопки. Сказали также, что ни к чему не притрагивались, а наш интерес вызван тем, что самолет разрушил наш тригонометрический знак. Наш топограф, ст. лейтенант Чайковский был расстроен, так как самолет разрушил не только сам тригонометрический знак, но и разрушил и не только верхний бетонный столбик с металлической меткой точной привязки, расположенный на уровне земли, но и нижний, запасной столбик, который для надежности закапывался на глубину 70-100 см.

Летчики удивились тому, что мы так быстро поднялись на сопку. Мы ответили, что большую часть пути к вершине проехали на машинах из нашего лагеря, расположенного у самого подножия сопки. Они рассказали, что с их стороны склоны сопки покрыты зарослями дубка, через которые проехать нельзя и пришлось прорубаться сквозь эти заросли с помощью бульдозера.

Подполковник спросил, знаем ли мы, что находимся в особой запретной зоне и что их задержка вызвана также тем, что пришлось добиваться разрешения на посещение этого района. Мы спросили, что в этом районе особенного. Тогда он подвел нас к обратному крутому склону сопки и показал вниз. И тут мы увидели, что к сопке подходят железнодорожные пути и скрываются внутри сопки. Стало ясно, что здесь какие-то большие подземные склады. Ниже склон сопки был перегорожен забором из нескольких рядов колючей проволоки. Обломки самолета частично повредили этот забор. Летчики, осматривая склон, обнаружили старшину, стрелка-радиста. Он оказался жив, но был без сознания. От удара его выбросило из хвостовой кабины, и он пролетев по воздуху метров 30-40, упал на плотные заросли дубка, которые смягчили падение. Старшину положили на шинель и спустили вниз к нашим машинам по ту сторону болота. Приехав в лагерь, ему сделали противошоковый укол и отправили на нашей машине Газ-69 в госпиталь в Уссурийск.

В лагере была радиостанция для экстренной шифрованной связи с дежурным по округу. Сообщение о катастрофе, свидетелем, которой мы были, закодировали и передали дежурному.

Потом на нашу часть пришло благодарственное письмо, так как старшина остался жив и выздоровел благодаря быстрой доставке в госпиталь. Но в то время мы все были расстроены не только гибелью летчиков, но и тем, что пришлось искать новое место для стартовой позиции, так как вблизи складов стартовую позицию ракет располагать нельзя. Опять лишние 3-5 дней! Сюрпризы в виде необозначенных на наших картах военных объектов постоянно нас преследовали.

Полковник Колесников уехал, так и не дождавшись очередной привязки. Мы с Лешей Чайковским пытались понять, зачем в части присылают таких людей. Леша пришел к выводу, что полковник Колесников сам решил «съездить в турпоездку» в ДВК. Это приводило к дискредитации командования, не больше и не меньше!

Нас забрали в Комендатуру г. Уссурийска, и чем это кончилось

Следует рассказать еще об одном происшествии, случившимся со мной и нашим топографом ст. лейтенантом Чайковским. Однажды в воскресенье, проезжая мимо города Уссурийска, мы решили на ГАЗ-69 заехать в городской универмаг, чтобы приобрести некоторые нужные мелочи: лезвия для безопасной бритвы, мыло, зубную пасту и что-то еще. Машину с шофером оставили на стоянке около универмага, купили что надо, выходим, а машины нет. Узнали, что ее забрал патруль из комендатуры.

Добрались до комендатуры. Дежурный по комендатуре говорит, что машину арестовали на основании приказа по Уссурийскому гарнизону, по которому в воскресный день на путевом листе должно быть две печати. А у нас была одна. Мы показали свои командировочные и объяснили, что находимся в длительной командировке. Но дежурный сказал, что освободить машину может только сам комендант гарнизона подполковник Саморуков (настоящая фамилия, я запомнил по аналогии - Самодуров). Он будет через два часа.

Комендант появился через три часа, вроде в небольшом подпитии, и начал с того, что стал орать на нас (меня старшего лейтенанта и старшего лейтенанта топографа Чайковского), что мы по бабам ездим в самоволки, а прикрываемся филькиными грамотами каких-то непонятных командировок. И это несмотря на то, что наши командировочные предписания были подписаны командующим артиллерией округа, генералом. Видимо, он на это не обратил внимания. Мы попросили разрешения позвонить по телефону в часть, чтобы за нами приехали, но тому показалось, что просьба была сделана не очень вежливо, а потому он нас арестует. Вызвал патруля и приказал нас арестовать. У нас были с собой совершенно секретные карты с указанием будущих стартовых позиций и мы, естественно, должны были их охранять от любых посторонних даже ценой собственной жизни! Мы пробовали ему еще раз объяснить, кто мы такие. Но он матерился, орал и не захотел нас выслушать. Поэтому мы достали свои "Стечкины" и заявили, что будем держаться до последнего, а арестовать себя не позволим! Но особый аргумент, был у Чайковского в полевой сумке – две гранаты РГД. И он их достал! Все шарахнулись вон из комнаты!

У коменданта даже челюсть от страха отпала, и он скомандовал патрулям выйти из кабинета. Тут же он разрешил нам позвонить в часть. Но мы его обманули, позвонили не в часть, а дежурному по штабу округа. Назвали свой пароль и сообщили о своем аресте. Тот сказал, что немедленно свяжется с кем надо. Буквально минут через 10 зазвонил телефон, и потребовали коменданта. Тот взял трубку, представился, и даже мы услышали в трубке отборный русский мат! Комендант стоял по стойке смирно, держал трубку у уха и повторял, как попугай, только две фразы: “Виноват!”, “Так точно!”, “Виноват!”. ”Так точно, будет сделано!” Я впервые в жизни видел так напуганного человека в чине полковника!

После этого он извинился перед нами и сказал, что мы должны были ему сразу сказать, что выполняем особое задание командующего артиллерией. Но мы резонно ответили, что ему надо было внимательно прочитать наше командировочное предписание, а не качать права. В качестве примирения, из ресторана нам принесли обед, покормили и нашего шофера, после чего мы отбыли из «гостеприимного» Уссурийска.

Я вспомнил документы, которыми мы были снабжены в Казахстане. Если бы нам в Приморье выдали что-нибудь подобное, то не было бы никаких проблем.

Вскоре мы выполнили свое задание по привязке стартовых точек. Нам приказом Главкома объявили благодарности, солдатам, помогавшим нам, дали краткосрочные отпуска. А полковник Колесников еще раньше улетел в Москву "зализывать раны" от гнусных лейтенантов. Больше я о нем ничего не слышал, хотя и пытался узнать.

Комиссия Главкома и полковник Зубченко

Через некоторое время, когда мы в гарнизоне обустроились, обжились, и сделали пару «прожигов", к нам приехала Комиссия Главкома по проверке нашей боеготовности для официального преобразовании дивизиона в полк. Одним из первых этапов проверки была проверка технического состояния нашей техники, затем - выезд по тревоге на учебную позицию с имитацией пуска ракеты.

Председателем подкомиссии по проверке технического состояния был всем известный еще по Капустину Яру полковник Зубченко. Он «прославился» тем, что знал различные укромные места, где гнездится коррозия. Поиск таких мест был своего рода хобби этого человека. В Капустине Яре его люди проверяли меня, но, увы, мест с коррозией им найти в нашей технике тогда не удалось. Мы оказались хитрее.

Так же произошло и на этот раз. У нас была одна плохая передвижная электростанция 8Н01. Мы взяли, и ее шильдик-номер переклепали к хорошей электростанции, взятой «напрокат» у соседей. А после проверки нашей техники шильдики вернули на место.

 Но в стартовой батарее произошел великий скандал. Для обогрева палатки с ракетой во время ее проверки на технической позиции используется авиационный воздухонагреватель. Он работает на чистом бензине. Заливная горловина бензобака имеет внутри конусную сеточку, которая вынимается раздвинутыми пальцами. Эта сеточка в месте ее пайки к ободку постоянно покрывается зеленоватой коррозией. Зная это, полковник Зубченко, с сатанинским выражением на лице, открывает крышку бензобака, засовывает в горловину два своих кургузых пальчика и тут же быстро их выдергивает. Все видят характерный цвет вещества обволакивающего его пальчики и чувствуют характерный запах солдатского сортира (говна). Немая сцена покруче гоголевского "Ревизора". Это произошло в присутствии представителя округа – генерала, заместителя командующего округом (по артиллерии), командира полка Генералова, инженера полка Васильева, начальника группы, начальников отделений и нескольких солдат.

Я находился там же, в автопарке, но метрах в 50 от этого места, и, услышав что-то непонятное, подошел к окружающей командование толпе. И ничего вначале не понял.

Раздался голос, майора, начальника группы. Обращаясь к солдатам, он скомандовал: «Воду и мыло!». Зубченко, говорят, молча взял мыло, намылил руку, обмыл и быстро пошел из автопарка. Командир полка полковник Генералов и инженер полка подполковник Васильев потрусили, как побитые, вслед за ним. О чем они говорили в штабе – неизвестно, но Зубченко до отъезда в парке части больше не появлялся.

Позже, от своих знакомых из Главного штаба РВСН узнал, что Зубченко из инспекции уволили в запас. Как я думаю, не из-за этого случая. Многие большие начальники были недовольны его мелочными придирками. Но слух о «Полковнике в говне» распространился в войсках и дошел, видимо, и до командования РВСН.

Много позже, когда я служил в НИИ-4, мы с бывшим помощником начальника штаба Жбанковым (был уже в запасе) и полковником Васильевым, сидя на Власихе в столовой, вспомнили это происшествие. Васильев был мастер рассказывать подобные истории!

Кстати, еще в Капустином Яре, в нашем дивизионе командира батареи заправщиков капитана Сазоненко судили судом офицерской чести после того, как у него в спиртозаправщике, в предохранительном клапане полковник Зубченко обнаружил пружину со следами коррозии. Хотя начальство настаивало, чтобы Сазонова суд приговорил к отсрочке присвоения очередного воинского звания, суд офицерской чести, не сговариваясь, ограничился просто обсуждением. По нашему мнению, наказывать надо было представителей промышленности, которые не покрыли пружину антикоррозийным покрытием. А по инструкции Сазоненко даже не имел права вскрывать оттарированный  и опечатанный предохранительный клапан.

«Хунхузы» в Приморье

По возвращении из поездок по Приморью, нас ждали тревожные известия. Стали известны два случая нападения китайских бандитов («Хунхузов») на караулы в соседних с нами гарнизонах. В первом случае, к часовому у караульного помещения подошел переодетый в нашу форму бандит. Солдат был молодой и подпустил к себе незнакомца. Его задушили удавкой. Зашли в караульное помещение, там (в нарушение устава) и отдыхающая, и бодрствующая смены спокойно спали. Всем им перерезали горло. (И, как поется в песне: “И пала грозная в боях, не обнажив мечей, дружина!” Затем бандиты переоделись в обмундирование солдат, взяли их оружие и пошли к складу авиабомб. Они сняли часового у склада, но в это время поднялась тревога, и бандиты стали отходить в сопки. Двоих они потеряли, а остальные скрылись на китайской территории. Оказалось, что один из разводящих караула пошел в туалет и видел трагедию с часовым у караульного помещения. Как только все бандиты ушли, он вернулся в караульное помещение и по телефону сообщил о нападении дежурному по части.

Спустя дней 10 аналогичный случай произошел на другом аэродроме. Опять полностью был вырезан весь караул, кроме начальника караула. Его под ружьем повели на стоянку самолетов. Там часовой оказался бдительным и не дал возможности приблизиться к нему. Окликнул "Стой, кто идет?". На ответ "Начальник караула со сменой!"- скомандовал по уставу - "Начальник караула ко мне, остальные на месте!". Бандиты замешкались, потом кто-то из-за спины начальника караула произвел выстрелы по часовому. Ранили его, но он ответил очередями. Тяжело ранил начальника караула, а из трех сопровождающих бандитов двоих застрелил, а третьего ранил. Бандиты, которые были в засаде, стали отходить. Поднятая по тревоге рота охраны, совместно с подразделением из соседней части окружила бандитов, и все они были уничтожены. Спустя некоторое время, на китайской стороне поймали первую бандитскую группу и передали нашим пограничникам.

По понедельникам у нас на общем собрании офицеров читали приказы с «этими страстями»!

В то время у нас с китайцами были очень хорошие отношения. Мы им передали свою старую ракетную технику (8Ж38 – ракета с дальностью стрельбы до 650 км.) в полном комплекте и научили ей пользоваться. Нас наградили медалями с портретом Мао.

После названных случаев командование Дальневосточного Округа издало специальную брошюру с грифом "Секретно", в которой были подробно описаны не только эти, но и другие случаи нападения на караулы. Основные положения были доведены до солдат. Это имело скорее отрицательные последствия! Солдаты были настолько напуганы, что под любым предлогом отказывались идти в караул. Один солдат даже выпил из аккумулятора кислоту, сжег себе желудок, лишь бы комиссоваться и не служить. Среди солдат были такие разговоры, что когда нас призывали, то говорили нам о технической службе, а здесь надо ходить в караул и могут убить.

Подобный случай произошел с моим солдатом!

Однажды, когда я был дежурным по части (а мои солдаты были в карауле), среди ночи началась стрельба длинными очередями в автопарке. Подаю команду "Караул в ружье!", "Поднять дежурное подразделение!" и сам вместе с начальником караула бегу в автопарк. Подбежали к автопарку (проникли в него через боковую закрывающуюся на замок калитку), и я громко крикнул, что идет дежурный по части с начальником караула и разводящим. Подбежали к солдату (из моего отделения, а он дрожит мелкой дрожью, заикается и ничего сказать не может, только мычит и показывает в сторону забора. Я послал начальника караула лейтенанта Белоглазова с двумя солдатами осмотреть прилегающую территорию с другой стороны, а разводящего послал на вышку в углу автопарка, чтобы он включил прожектор и осветил ту сторону забора. Никого они не обнаружили, но нашли следы у забора и попытку оторвать доску.

Самое интересное в том, что солдат стрелял в забор высотой 2,5 метра, но ни одной пробоины в нем мы не обнаружили. И это притом, что солдат полностью опорожнил один магазин (30 патронов), перезарядил второй и его тоже бы опорожнил, если бы автомат на 26-м патроне не заклинило. В тире солдат стрелял хорошо!

Вот что делает страх с необстрелянным человеком.

Утром вместе с начальником штаба, подполковником мы тщательно осмотрели всю территорию, прилегающую к забору, нашли обломанные веточки на кустах и следы обуви на заборе. Видимо намеревались выбить доску ногой. Собак-ищеек в гарнизоне не было, поэтому следы не смогли проследить. Потом более недели наши КГБ-исты прочесывали все ближайшие окрестности, опрашивали местных жителей и устраивали облавы на дорогах Приморья. Но все их усилия ни к чему не привели. Правда, потом говорили, что было задержано два подозрительных китайца. Насколько это сообщение соответствовало действительности, неизвестно.

Меня избирают заседателем Гарнизонного трибунала

Вызывают на первое слушанье. «Солдат ударил сержанта лопатой». Судья майор, два заседателя: я и авиационный капитан технической службы. Видим, чистое покушение на убийство! Десять сантиметров левее и голова раскололась бы как арбуз! Удар смягчили металлические лычки погона. Солдат на гражданке был на учете в милиции! Смотрим в кодекс: самое минимальное - два года тюрьмы! А судья нам предлагает дать ему два года дисциплинарного батальона! Мы настаиваем на своем. Тогда майор признается, ему нельзя превысить установленные нормы на тюремное заключение. Оказывается, в прокуратуре есть и такие! Его за это нарушение могут подвести под сокращение! Нас двое, и мы проголосовали за тюрьму. Была еще пара подобных случаев, после которых остался неприятный осадок о нашем правосудии! Попросил начальника штаба избрать кого-то другого. Тем более, что инженер полка, уже подполковник, Васильев поручил мне возглавить ряды рационализаторов в полку.

Я, естественно, согласился, так как это давало мне возможность по примеру моих товарищей покинуть строевую часть!

Тренажёр

Я с детства постоянно занимался фотографией, а один из наших офицеров успешно занялся журналистикой и писал свои заметки в окружную газету «На страже Родины». Он попросил меня сделать несколько фотографий к его статьям. В частности, - к репортажу по проведению весеннего технического обслуживания техники. За 3 фотографии мне заплатили около 300 рублей. Я газету со своей первой публикацией хранил долгое время, но при переезде из Козельска в Болшево газета пропала. Привожу одну из них. От Второй его публикации о рационализаторах части у меня сохранилась только не совсем удачная копия. Самой заметки я не видел, так как в части меня уже не было.

Я стал подумывать о поступлении в адъюнктуру. Это был единственный шанс покинуть «гостеприимный» Дальний Восток. Надо было представить научный реферат по специальности обучения. Я решил выбрать тему использования тренажеров для обучения специалистов по системам радиоуправления. Разработал теорию этого вопроса и решил ее практически реализовать. В то время в Ракетных войсках никто еще не занимался тренажерами. И сами предложения о создании тренажеров порой вызывали у значительной части командиров непонимание и порой даже противодействие.

Идею о разработке и создании тренажера для БРК поддержал главный инженер полка подполковник Васильев. Поэтому я домой принес с его разрешения штатный осциллограф из ЗИПа Контрольного пункта БРК-2. Выписал со склада разные радиодетали и стал дома проектировать, паять электронные схемы и делать механические детали к тренажеру. Для специалистов по БРК тренажер был единственным средством обучения и поддержания навыков номеров расчета на должном уровне, так как в связи с близостью американских военных баз и постоянными разведывательными полетами американской авиации нам запрещалось включать передатчики БРК-2 даже с работой на эквивалент.

Потенциометрический датчик тренажера устанавливался на поворотном устройстве антенны и юстировался по зрительной трубе. Два других датчика соединялись с микрометрическими винтами «подстройки фаз антенного коммутатора».

Тренажером имитировалась работа по включению и настройке передатчика на нужную мощность, настройке антенного коммутатора, наводке передающей антенны на антенну КП и работа на Контрольном пункте во время подготовки и пуска.

Электронный Блок тренажера имел шесть двойных триодов и два пентода. Он был смонтирован на отдельном шасси и помещался в макет шкафа модулятора, на котором были установлены приборы настройки, регулировки и индикации «тока магнетрона». Для контроля параметров и отображения импульсов использовался штатный осциллограф.

За успешную работу по привязке стартовых позиций я получил благодарность Главкома и был награждён денежной премией. Но у меня были не очень хорошие отношения с новым командиром батареи капитаном Зиньковским. Это был типичный еврей и по виду и по поступкам. По документам он был украинцем, но физиономия… Он был очень честолюбивым и поэтому на меня «имел зуб», за то, что я постоянно был у начальства на виду и мне иногда давали ответственные поручения, минуя его. Было несколько случаев, когда Зиньковский при мне попадал впросак по техническим вопросам, поскольку никогда не видел «живой» ракеты.

Он часто говорил мне, что из-за постоянных разъездов, я мало занимаюсь своими подчиненными. Я отвечал, что выполняю задания командования, но мое отсутствие в подразделении нет проступков, а стрельбы из личного оружия всегда выполняются на «отлично»!

Кроме того, я знал всю технику, включая сами ракеты и все наземное оборудование безукоризненно, и инженер полка (подполковник Васильев) часто советовался со мной и на совещаниях приводил меня в пример за добросовестное отношения к делу. Иногда мне приходилось доказывать перед Зиньковским свою правоту.

Из-за отсутствия в Манзовке информации о направлениях развития радиоэлектроники я решил выписать американский журнал «Электроника». Он появился в свободной подписке, по умеренной цене, в переводе ВИНИТИ. Он выходил два раза в месяц. В нем приводились подробные рефераты научных статей и описания патентов. Объем каждого номера от 150 до 500 страниц. Поэтому я стал в курсе всех электронных новинок. Кроме того, когда нас с Сашей послали на месяц на завод в Харьков изучать новую технику (которую я сам доводил до ума в Капустине Яре), я купил там очень ценную практическую книгу: “1000 новых электронных схем на радиолампах”. Эта книга явилась хорошим дополнением к имеющейся у меня «Массачузетской серии» книг по радиоэлектронике и была одним из основных справочников по созданию тренажера.

Саша

Во время нашей командировки с Сашей в Харьков в пути произошел интересный (бытовой) случай, о котором следует рассказать. Мы в поезде, как всегда, переоделись в гражданское платье (спортивный костюм) и преспокойно отдыхаем на своих полках. В соседнем купе ехали в форме и очень гордились этим (вполне справедливо) молодые морские лейтенанты, только что окончившие Тихоокеанское Высшее Военноморское Училище. На нас «шпаков» они не обращали никакого внимания. К ним зашел какой-то симпатичный дядечка средних лет и предложил сыграть в преферанс. Те из морской гордости согласились, хотя, как скоро выяснилось, играть фактически не умели. И дядечка стал их обдирать как липку. Он забрал у них, фактически всю наличность и даже предложил заложить часы.

Саша Романов был детдомовский и был воспитан на высоком чувстве справедливости и такие “штучки” дядечки он не мог вытерпеть. Он весь извелся, а потом говорит мне: «Давай сядем и покажем этому красавчику, где раки зимуют!»

У нас в части, а ранее на полигоне не было никого, кто бы в преферансе обыграл Сашу! Когда в Капустином Яре мы «сидели на точке», то в перерывы между боевыми работами занимали свободное время кингом или преферансом. Играли просто на интерес. И Саша был нашим отменным учителем. Это подтвердилось и в пути, в эшелоне. Во всяком случае, позже я даже с некоторыми преферансистами в общежитии играл почти на равных. (Хотя играть не любил, считая это увлечение аморальным!) Но Саша в этом деле был виртуоз!

Он все же уговорил меня и мы сели играть с тем мужичком. Преферанс такая игра, что если двое в сговоре, то противостоять им очень трудно. Саша вел игру, а я ему подыгрывал.

Расписали первую пульку и наш мужик подзалетел так, что отдал все выигранные у лейтенантов деньги. Отдавать выигранное было жалко! Он настоял на продолжении игры.

Во второй пульке к концу второго часа мужик предложил прекратить игру, но Саша ему сказал, что время окончания установлено и менять его нельзя! Мужик поскучнел, а потом говорит, что у него нет денег. Саша ему резонно отвечает: «За такие фортели, еще во времена Пушкина проигравшего били канделябрами. Канделябров здесь нет, поэтому снимайте часы и ставьте в залог на кон!» Тот снял и положил, а сам весь дрожит от злости. И было из-за чего дрожать - поскольку Саша ростом 151см и весом 48 кг. Мы Сашу на точке иногда по утрам вместо штанги выжимали! Саша подал мне знак: «Давай, дадим ему чуть выиграть»! Мужик немного повеселел и подумал, что ему стало везти. Но рано радовался, Саша начал новую атаку и мужик сник. Но тут кончилось отпущенное на игру время и стали подводить итог. Часы, какие-то зарубежные пошли частично на расплату. Саша предложил «мировую». Мужичек ведет нас и курсантов в ресторан, закладывает там часы и мы ужинаем с коньяком. Пошли в ресторан. Часть курсантов осталась.

«Дядечка» заказал, что надо, мы пьем, закусываем, а когда официант пришел со счетом, то мужик к нашему удивлению достает из какой-то заначки деньги и расплачивается за все. Поддатый Саша заплетающимся голосом командует: «Лейтенанты встать! Идемте от этого… с неприятным запахом!». Мы встали и вышли. Приходим в купе к лейтенантам и Саша отдает курсантам все проигранные ими деньги. Те вначале остолбенели, а он добавил, «Знайте, как играют Стратегические Ракетчики!» И с гордым видом вышел из купе. Лейтенанты в след что-то благодарственное сказали. После этого лейтенанты стали к нам относиться уважительно.

При подъезде к Харькову, мы переоделись в форму, вышли в коридор и остолбенели: - наш «Дядечка» превратился в пехотного подполковника. Нас с Сашей он как будто не заметил и сосредоточенно смотрел в окно!

Вот такой неповторимый был Саша. Был очень добрый к людям и солдатам (даже слишком), но не получал от них должного ответа. Авторитетом он не пользовался. Очень любил свою Эрочку, а она желала, чтобы он побольше ее любил и хоть чуточку поправился и поэтому кормила его сырыми яйцами по 10 штук каждый день! Он страстно хотел иметь сына, но не получалось!

На пути к адъюнктуре

После моей командировки в Харьков Нина забеременела и мы стали думать о нашей дальнейшей судьбе. Решили, что она поедет к моим родителям.

Я написал рапорт о направлении меня для учебы в адъюнктуру. Однако капитан Зиньковский был против этого. Пришлось обратиться с жалобой непосредственно к командиру полка полковнику Генералову. Тот посчитал возражения Зиньковского не обоснованными и дал «добро». А тот написал на меня плохую, не соответствующую действительности характеристику. Снова моя жалоба и Зиньковского заставляют переписать характеристику.

В Окружном госпитале

Но вдруг возникло препятствие, о котором я и не предполагал. Надо было пройти медкомиссию. И комиссия бракует меня по причине завышенного (90 уд) пульса. Не знаю почему, но в Военной комиссии почти все врачи были евреи. Я был в отчаянии. И тут наш доктор ст. лейтенант Засоба подсказал мне дальнейшие действия и направил меня на обследование в Окружной госпиталь, который располагался в нашем же гарнизоне в двух километрах от нашей части. В госпитале я прошел полное обследование и был признан годным к учебе и службе без всякого ограничения. А повышенный пульс у меня оказался от природы и от пониженного содержания кислорода в Приморье.

После положительного решения Госпитальной комиссии, можно было посылать документы в Ростов.

Изготовление тренажера, при моих постоянных разъездах по Приморью, заняло много времени. Вскоре я испытал тренажер, смонтировал его в классе. Составил подробную инструкцию по его использованию. Её отпечатали в нескольких экземплярах. Продемонстрировал тренировку расчета инженеру полка подполковнику Васильеву. Тот пригласил на демонстрацию Генералова. Генералов тоже одобрил, объявил мне благодарность и сказал Васильеву, чтобы он поощрил меня премией за создание тренажера и выдал нужные документы.

Мне выдали максимальную премию «За организацию рационализаторской работы в полку и создание тренажера». Васильев выдал справку «О внедрении тренажера в учебный процесс».

Послал все документы и реферат секретной почтой в Ростовское Высшее Училище. Реферат я снабдил подробными чертежами, схемами, осциллограммами и фотографиями. К реферату был приложен Акт приема тренажера в опытную эксплуатацию и заключение Главного Инженера полка.

Примерно через месяц из Ростова мне ответили, что реферат оценен хорошо и что приемные экзамены через полгода. Меня вызовут. Я стал усиленно готовиться к экзаменам. Так как я английский язык знал недостаточно хорошо, то через знакомых нашел репетитора – учительницу английского языка. Но она оказалась не особенно квалифицированной, и от ее услуг пришлось отказаться. Занимался английским по самоучителю.

«Кислородный» пожар в полку

В канун праздника «Первое Мая» у нас в полку произошло ЧП. Сидим мы на торжественном собрании в зале Дома офицеров и наш замполит делает (читает) доклад. И вдруг выдает «пенку», произнося «…благодаря лично товарищу Сталину…» В зале отдельные смешки! Он понял, что не то «ляпнул» (так, видимо, было написано в старом докладе) и поправляется «благодаря Никите Сергеевичу Хрущеву…». Раздался общий, откровенный смех! Он продолжает доклад. Все сидели веселые и оценивали реплику зам полита.

Вдруг видим, подходит дежурный офицер к полковнику Генералову, сидящему в президиуме, что-то говорит ему. Тот буквально срывается с места из президиума и выбегает. Тут же кто-то сказал, что в части большой пожар. Мы побежали в часть. На подходе к части увидели зарево. Прибежали, оказалось, что горит овощехранилище. Пожар был странным. Периодически из дверей овощехранилища вырывался ревущий столб пламени, как из сопла ракетного двигателя. Пожарные лили воду, но выбросы пламени продолжались с перерывами еще около 15-20 минут.

Дело было так. В овощехранилище пришла комиссия для получения продуктов на праздничные дни. Там был врач – старший лейтенант Засоба, зав. складом, кладовщик и двое солдат. Зав. складом предупредил, чтобы спички не зажигали. Но кладовщик зашел в темный угол, куда свет от электроламп почти не доходил и, по привычке, чиркнул спичкой. Спичка ярко вспыхнула, а потом у него загорелись пальцы. Он закричал и с горящей рукой бросился к выходу. Когда они выбежали на улицу, то на четверых уже горели шинели! Сбрасывали шинели, – горела гимнастерка, сбрасывали ее, – горело белье. Огонь забирался внутрь, где все было насыщено кислородом. Один из солдат, вместо того, чтобы скидывать с себя одежду стал кататься по земле и получил сильнейшие ожоги, от которых потом скончался. У Засобы были обожжены только кисти рук и немного опалило промежность, (огонь проник через ширинку. У двух других ожоги были того же характера, но одно яичко у кладовщика пришлось отнять.

Причина была в том, что после очередного «прожига» в цистерне осталось несколько тонн жидкого кислорода. И тут кто-то из наших заправщиков предложил залить остатки жидкого кислорода вперемешку с водой в овощехранилище для его охлаждения. Якобы в Капустином Яре на стартовых площадках это иногда делали! Но там для смешивания с водой использовали специально изготовленный смеситель, а у нас решили упростить. Просто связали шланги вместе, обмотали сеткой и через люк спустили в отделение для льда. Включили насосы, залили. Вроде эксперимент удался. В отделении для льда образовались ледяные сосульки и гранулы Но, забыли главное - длительное и сильное проветривание всего овощехранилища. У нас дело было в канун праздника 1 мая, поэтому спешили и плохо хранилище проветрили!. Никто не предвидел возможных последствий насыщения овощехранилища кислородом!

Происшествие с помощью местных прокуроров удалось замять, но Генералов получил строгий выговор. Инженер полка Васильев отделался легким испугом. Он позже (когда был уже полковником в Оперативном Управлении Главкома) рассказал мне, что Генералов всю вину хотел свалить на него. А подсказал Генералову «о рациональном использовании кислорода» командир группы заправщиков. Он сказал, что на полигоне Капустин Яр так всегда использовали оставшийся от пусков кислород. Генералов, который во всех сомнительных случаях советовался с другими, на этот раз принял решение, не посоветовавшись ! Вот так, а человек погиб и никто вроде не виноват!

Полковые зачетные учения. Я выезжаю в Ростов

После нашего перевода на полковую структуру, было решено провести полковое учение, максимально приближенное к реальности.

Ночью объявили тревогу, мы прибыли в штаб полка. Командирам групп (так были переименованы батареи) и начальникам отделений БРК были вручены запечатанные пакеты. Пакеты должны быть вскрыты только по достижении на марше определенных рубежей. Бегом в автопарк, где уже находились офицеры отделений. Они руководили запуском двигателей машин, получением стрелкового боезапаса и получением продуктов питания, воды постельных принадлежностей и палаток. Нам, как и положено, придавалась грузовая машина высокой проходимости ГАЗ-63. Истины ради, надо сказать, что о выезде мы знали заранее, поэтому все необходимое было уже погружено. Все бензиновые баки машин и агрегатов были заправлены под завязку. Мой старший сержант “бандит” Распопов, загрузил все что нам было положено и даже прихватил кое-что дополнительно!

Новым было то, что кроме машины с радиостанцией, нам придали еще дополнительно новые радиорелейные станции, работу которых было гораздо труднее засечь вероятному противнику. Аппаратура этих станций тогда была не очень надежной, иногда отказывала. Она имела автоматическое шифрующее устройство - ЗАС. Ее параболические антенны имели узкую диаграмму направленности. Для устойчивой связи антенны должны точно «смотреть» друг на друга. Малейшее смещение приводило к потере связи. Имелся режим поиска передающей антенны, но для этого надо заранее согласовать все параметры работы.

Мы с Сашей разработали целый свод правил для наводки антенн радиорелейной станции. Еще до выезда обговорили и записали частотные каналы радиорелейной экстренной или запасной связи между собой. Частоты я согласовал со своим товарищем, начальником связи Ивановым. Кроме того, при вероятной угрозе нападения на позицию «хунхузов», мы договорились об обмене в экстремальной ситуации специальным коротким цифровым сигналом по радиосвязи и по радиорелейной связи. И это пригодилось! Наши позиции БРК располагались в 5-7 км друг от друга.

Мы заняли свои позиции БРК. Сразу установили радиорелейную связь друг с другом. Так как передатчик БРК-2 даже на очень малой мощности (после доработки аппаратуры появилась такая возможность) создавал сильные помехи работе радиорелейной станции, то её установили позади, примерно в километре от главной аппаратной машины. Радисты на машинах получили пакеты, которые они должны были вскрыть или по нашей команде, или без команды при явном нападении. С нами они имели прямую телефонную связь.

К нам прибыл посредник из округа (вообще не знакомый с БРК), мы отработали имитацию пуска (ракеты делали только «ПРОЖИГ»). Посреднику наша работа понравилась! Он составил акт я его подписал, и он уехал. Мы остались на позиции до особого распоряжения (предполагалось еще перенацеливание с изменением места позиции). И вдруг, часто бывает “ВДРУГ...”, когда мы готовились к обеду, звонит мне сержант из Радиорелейной станции и диктует известную мне группу цифр и говорит, что этот сигнал повторяется. «ХУНХУЗЫ»! Я был просто оглушен таким известием. Приказал сержанту вскрыть пакет и передать вторую группу цифр, которая подтверждала прием экстренного сигнала!

Я выскочил из машины и закричал: ”Боря, Распопов ко мне!" Сердце ходило ходуном: «Что там у Саши произошло!?» «Распопов, оружие, боеприпасы и надежных трех-четырех ребят в машину, срочно выезжаем к Романову! Лейтенант Круглов, организовать круговую оборону!» «Распопов и Боря ведут наблюдение по ходу движения, при неясности - останавливаемся!» Несемся на ГАЗ-63 напрямую!

При приближении к позиции видим над одним из опоясывающих позицию окопчиков развивается “ПИРАТСКИЙ ФЛАГ”.Что за шутки! Кричат: «Не приближайтесь, стрелять будем!» Мы остановились. Слава богу не “ХУНХУЗЫ”!

Напряжение спало. Спрашиваю, что хотите? «Хотим, чтобы нас беспрепятственно выпустили в Китай!» Говорю: «Где офицеры?» «Они взяты в заложники! Если Вы на нас нападете, то им не жить!»

Я выхожу, называю себя, демонстративно снимаю Стечкина с пояса и иду к ним навстречу. Кричат: «Стой, не подходи, стрелять будем!»

«Ну ладно, отвечаю, пусть ваш главный выйдет для разговора»

Вышел солдат шатающейся походкой, расхлестанный, нечесаный, без ремня и пьяный. Знаю, что с пьяными надо говорить очень осторожно, даже иногда льстить им! О чем я тогда с ним конкретно говорил, не помню. Говорил о его молодости, о родителях, о присяге, о воинском долге, о том, что они позорят своих товарищей. Твердо сказал: «Китайцы вас выдадут сразу обратно». Но могут и пристрелить! Он замешкался, но продолжал твердить, заплетаясь языком, одно: или Китай или офицеров кончат. Надо выждать время. Я попросил его подумать и пошел обратно.

Вдруг, раздался зычный голос моего сержанта: «Я Распопов, вы все меня знаете. Так вот, кто не хочет, чтобы родители получили похоронки, руки вверх и выходить к нам по одному!

Я еще не дошел до своих, как с нашей стороны, раздался выстрел и шумовая граната из подствольного гранатомета разорвалась около пиратского флага (Какая-то детская игра в пиратов). И еще пара таких гранат разорвалось перед бруствером окопа «БУНТОВЩИКОВ».

Гранаты создавали шум, подобный взрыву снаряда. (Нам их выдавали при поездках в сопки, чтобы избежать нежелательных встреч с некоторой живностью Приморья. )

Сразу раздались крики «МЫ СДАЕМСЯ!» и солдаты по одному двинулись без оружия в нашу сторону.

Наши солдаты обшарили всю позицию и нашли еще одного спящего солдата и 4-х пьяных до бессознательного состояния деревенских девок.

ЧП началось, почти как у меня в Кап Яре, с кражи канистры спирта. Причем все офицеры были на месте, но были заняты расписыванием пульки. Саша хорошо знал свою технику. Но был очень слабовольным, он не пользовался командирским авторитетом даже у своих офицеров, не говоря о солдатах.

В Кап Яре, по договоренности с Майором Михайловым, я «перевел» к нему в отделение на должность старшего оператора Толю Чижова на усиление. Толя взял сразу «бразды правления» отделением в свои руки и положение в отделении выровнялось. Но Толя перед нашим отъездом на ДВК уехал поступать в Ростовское училище (оно называлось в/ч 86608). Опять у Саши начались проблемы!

Как оказалось, офицеры вместе с ним на позиции распивали спирт, не таясь от солдат! Когда офицеры вместе с ним увлеченно разыгрывали “пульку”, солдаты провели в большую палатку «девушек» и устроили коллективное “посещение театра”. «Девушки» согласились за выпивку и собрали с солдат их рублики. Когда один из офицеров случайно зашел (пьяный) в палатку, то повел себя «не дипломатично»! В результате всех офицеров обезоружили, связали и положили на лавки во вспомогательной машине. Сержант ничего не предпринял для прекращения пьянки, хотя сам участия не принимал. А пьяная компания солдат провозгласила «независимую республику» и решили идти в Китай. Положение усугублялось тем, что у солдат была целая канистра спирта. Этим спиртом постоянно подпаивали девок и других солдат. Некоторым солдатам, которые отказывались пить, вливали спирт насильно.

Чётко сработал сержант из радиорелейной машины, когда увидел, что связанных офицеров заталкивают в вспомогательную машину. После я обоих радиорелейщиков представил к краткосрочному отпуску на родину, мотивируя это тем, что они впервые освоили новую технику. Солдаты из радиостанции молча примкнули к «бунтовщикам».

Освобожденный Саша, протрезвевший, рыдал у меня на плече – «Что теперь со мной будет?» Я его утешал, что все образуется!

Мы втроем, я, Боря Кривошея и ст. сержант Распопов собрались в Главной машине на совещание. Что делать? Боря предложил передать дело в военный трибунал и пусть их судят. Но в этом случае судить надо и офицеров! Да и нас за самоуправство не пожалуют! И какое пятно ляжет на полк перед постановкой на боевое дежурство!

Распопов предложил со всех, в том числе и офицеров, взять подробные объяснительные записки, которыми они обрекали себя на суд, если до этого дойдет. Видно, он хорошо запомнил свой опыт и понял его действенность.

Я предложил с «девушек», незаконно проникших на секретный объект, когда они протрезвеют, тоже взять правдивые покаянные расписки, указав, кто их насиловал (или сами давали). И отправил Распопова к ним, чтобы он развел их по домам и сказал родителям, что нам пришлось сражаться с «хунхузами». В деревне слышали разрывы гранат, поэтому родители должны помалкивать, а то «хунхузы» вернутся и всех спалят и поубивают. Распопов это поручение как-то выполнил, а что делать дальше?

Посовещавшись, мы решили со всеми солдатами провести беседу. К тому времени все протрезвели. Я начал с того, что от отсутствия руководства со стороны офицеров некоторые солдаты проявили слабость, за которую полагаются не малые тюремные сроки. Я не намерен губить их молодые жизни, думаю, что они осознали свою вину. Но, если известие об их проступке дойдет до командования, то я буду вынужден все рассказать. К счастью вы не успели наломать больших дров. Я и старший сержант Распопов будем следить, как вы ведете себя. Если замечаний не будет, то я уничтожу ваши объяснительные. Если будете вести себя недостойно, то придется все рассказать! Распопов вставил фразу: «Будете дело иметь со мной!». Делом займется уже трибунал, а этого вероятно Вы и ваши товарищи не хотят. А сейчас сдать всё оружие, и офицерское ст.лейтенанту Кривошее в оружейный ящик. Он его будет сохранять до нашего возвращения в часть.

Буквально через час получили шифровку на свертывание позиции. Мы отправились к себе. В пути я своих солдат предупредил, чтобы они молчали у себя на точке, зачем мы ездили. Показалось, что на них напали «хунхузы», но тревога оказалась ложной.

По возвращении в часть, мы узнали, что «прожиг» прошел не бесследно. Шоферам, одного из спиртозаправщиков в период подготовки к учениям на базе заправки удалось залить спирт в один из бензобаков (150 литров) ЗИЛ-150. (В Кап Яре подобные случаи бывали часто!) Спиртом поделились «по братски» со своими знакомыми из других подразделений. И ночью, когда контроля не было, напилось до бесчувствия более 30 человек! Стали разбираться, кто виноват! Генералов по каждому такому случаю сам разбирался!

Через пару-тройку дней после окончания учений, объявили построение на плацу всего личного состава полка. Вывели оркестр. Начальник штаба доложил Генералову , что полк для подведения итогов учения построен.

Генералов начал с хорошего. Полк, по оценке проверяющих, провел учения с оценкой «Хорошо» и признан готовым к постановке на боевое дежурство. Объявил благодарности всем офицерам, за исключением офицеров группы подвоза и заправщиков и тех подразделений, в которых солдаты напились! Нескольким отличившимся сержантам и солдатам предоставил двухнедельный отпуск. Тех, кто был замечен в пьянке, лишил увольнения на месяц.

(Тут он добавил, со свойственной ему экспансией: «А если они за это время не поумнеют, то не отпущу в увольнение «пока ЯЙЦА не опухнут!» (привожу дословно!).

В конце своего выступления Генералов предупредил вес личный состав, что штатное горючее для ракет 8К51М - смесь метилового и других спиртов. Эта смесь смертельна даже в малых дозах! Для отличия, метиловый спирт интенсивно подкрашен!

После окончания построения, подразделения прошли под оркестр перед трибуной.

Массовую пьянку солдат мы, «старожилы» полка, между собой объяснили несколькими факторами:

- старослужащие из Кап Яра знали, что новое горючее – смертельно и у них выработалось к нему отвращение; (а вдруг и здесь тоже метил!)

- пришло новое пополнение солдат из местных;

- пришли молодые лейтенанты из сокращаемых частей (не лучшие);

- пришли новые замполиты (старые, Кап Ярские, знали, что их основная задача во время пуска – максимальный контроль всех мест, где возможна «утечка» питьевого спирта, основная задача замполита - минимум пьяных. Поэтому офицеры не отходили от этих мест ни на минуту;

- офицеры старожилы (в том числе и командование) притупили бдительность к «спиртовому фактору» и недостаточно контролировали личный состав.

Видимо это событие отвлекло внимание командования. До моего отъезда в адъюнктуру никаких разговоров о происшествии на позиции БРК Романова не возникало. Потом, по-видимому, что-то до начальства дошло. Но не в интересах Генералова было поднимать это старое дело, тем более, что все улеглось. А полковник Генералов готовился стать командиром дивизии – генералом!

«Спиртовый вопрос» имел еще продолжение. Командир группы заправщиков, получив служебное несоответствие, за плохой контроль, решил его компенсировать. От учений в цистернах осталось несколько тонн спирта. Он решил его продать. Нашёл покупателей, но те уже были под колпаком у милиции (тогда еще честной). Попался с поличным, и его арестовали. Чем дело кончилось, я не знаю, так как уехал.

Оглядываясь назад

С тех пор прошло много лет, но я всегда с благодарностью вспоминаю своего первого Командира полковника Генералова – слугу Отечества и Отца своих подчиненных!

В эпиграф я поместил высказывания Хрущёва о «Дальнем, ставшим Ближним». После его поездки нам, военным и гражданским сняли «Восточную доплату», что вызвало массовый отъезд людей с НАШЕГО ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА. Я проверил по энциклопедии и обнаружил, что население Манзовки с той поры сократилось в ТРИ раза!

Кстати, вскоре Уссурийскую дивизию вооружили ракетами 8К63, а ракета 8К51м осталась в некоторых частях в европейской части.

Мое мнение: ракеты 8К51М, размещенные в Приморье, сыграли роль только «красной тряпки» для американцев. Если бы возник конфликт, их бы уничтожили еще в незащищенных хранилищах с помощью обычной войсковой авиации!

Сашу Романова, окончившего Ростовское Училище с отличием, вопреки обещанию командира полка полковника Генералова, на следующий год в адъюнктуру не отпустили. Возможной причиной было ЧП у него на точке. Сразу на него не прореагировали только потому, что в части произошла тогда массовая пьянка.

Его перевели служить в Закарпатье. Эра его бросила, вернулась к родителям в Ростов и вышла замуж. Саша мне ничего не написал, а уже много позже, когда я был в НИИ-4, я получил письмо от его новой жены, в котором она изложила его историю. Когда в Закарпатье он стал холостым, то стал сильно выпивать.

Я хорошо помню, как быстро Сашка хмелел и при этом становился буйным и неуправляемым. Однажды в Манзовке его кто-то сильно напоил, так дома я еле с ним справился. Даю ему нашатырный спирт на ватке в нос, а он кричит: «Выньте рули из носа!» И так брыкался, что мне пришлось его связать и насильно в рот влить воду с несколькими каплями нашатырного спирта и большой дозой снотворного. Только после этого он уснул.

Так вот, новая жена, у которой был достаточно взрослый сын, привела его к себе. И он остался. И полностью бросил выпивку. Потом они зарегистрировали свой брак, и Саша усыновил мальчика.

Через несколько лет Саша тяжело заболел (рак) и умер. Его жена написала мне в Болшево письмо, в котором обращалась ко мне с просьбой, если я смогу, пристроить сына в Серпуховское Высшее Училище. Тогда я служил в НИИ-4, в отделе у Клычникова, а со мной вместе работал, как гражданский старший научный сотрудник, бывший начальник Камышинского Училища генерал Рождественский Андрей Тихонович, с которым у меня были хорошие отношения. Я обратился к нему с просьбой о сыне своего друга-ракетчика и просьба была выполнена. Сын Саши стал слушателем Училища. Один раз он звонил мне по телефону. Сообщил, что у него все хорошо. Но больше никаких писем я от жены Саши не получал. Не знаю, как сложилась его судьба! Как служил?

Первую жену Саши - Эру Семеновну как-то раз встретили в ГУМе у фонтана. Пообещала заехать к нам в Болшево, но не приехала.

Ранее я рассказывал, как по своему «гражданскому» недомыслию, присвоил лейтенанту Низамову звание старший техник-лейтенант вместо «старший лейтенант». Он на меня тогда из-за этого сильно обиделся, так как считал себя - офицером-командиром. При нашем развертывании в полк появилась новая майорская техническая должность командира группы подвоза и транспортировки ракет. У Ханифа выходил срок службы в должности старшего лейтенанта. У меня был разговор с подполковником Васильевым о возможности перевода Ханифа от нас. Васильев говорит: «У него нет никакого образования!» Я ему отвечаю: «Он очень исполнителен, знает строй и уставы, даже нашу технику изучил, а со своими «телегами» ему разобраться будет не трудно». Вопрос решился положительно уже после моего отъезда в Ростов. Ханиф, благодаря этому. дослужился до «майора технической службы»!

Пришел вызов на меня из Ростовского училище, я быстро сдал технику, оформил отпуск, командировку и поехал. С большим удовольствием смотрел в окно на неповторимую природу и просторы Приамумрья и Сибири!

По дороге в Ростов я заехал на Урал, на Монетный. Там у моих родителей жила Нина с дочкой - маленькой Леной.

После двухнедельного отдыха дома, отправился в Ростов сдавать вступительные экзамены.

Думал, что никогда больше не вернусь на Дальний Восток, но я ошибся.