Очень многое в моей жизни было предопределено происхождением, семьёй. Отец Подлесских Александр Павлович, дважды подвергся репрессиям. В первый раз его арестовали и осудили по пресловутой статье 58 – «Контрреволюционная пропаганда», и он провел в заключении шесть лет с 1935 по 1941 год.

В июле 1937 года мама добилась приема у Председателя Президиума Верховного Совета СССР Калинина М.И., де-юре первого лица страны.

«Всесоюзный староста», внимательно выслушав её и подержав за руку меня, разрешил трехдневное свидание с отцом, отбывавшим наказание в лагере для заключенных на Волго-Балте под городом Череповцом на реке Шексне. По воспоминаниям мамы самое яркое впечатление у меня осталось от Москвы: «Какая большая деревня!»

Незабываемой также оказалась и сама поездка к отцу на стареньком катере. Переполненное людьми утлое суденышко при малейшей волне черпало бортами воду, вызывая мой панический страх. На всю жизнь в сознании сохранилась радость встречи с отцом, до того его образ в детском сознании был так расплывчат. А еще – необыкновенный вкус сильно зажаренной, мелко порезанной картошки. Разлученные со своими семьями заключенные, все свое нерастраченное на детей тепло перенесли на неожиданно появившегося мальчика и буквально закармливали его «хрустящим лакомством».

В 1940 году я уже хорошо читал и считал. Меня приняли сразу во второй класс школы № 5 города Ижевска (в то время в школу принимали с восьми лет).

Отец был освобождён в 1941, до мая 1943 служил на сборном пункте в Ижевске. После этого был направлен на работу за 180 км от города на станцию Балезино в Удмуртии.

Вместе со мной ему пришлось 12 дней добираться туда, и пешком, и на рабочих поездах по строящейся в то время стратегической железнодорожной ветке, соединявшей Казанскую и Ярославскую магистрали. В день своего рождения 10 мая я досрочно получил свидетельство с отличием об окончании начальной школы. Отец взял с собой только меня, потому что мама находилась в положении. Вместе с двухлетней дочерью она осталась в Ижевске. В 1944 отца вновь арестовали и освободили только в 1946 по амнистии. С 1947 отец трудился в поселке Дзякино Глазовского района в должности главного бухгалтера торфопредприятия.

Основной рабочей силой по добыче торфа были депортированные немцы Поволжья, официально обвиненные Президиумом Верховного Совета СССР «В пособничестве агрессору». С помощью русско-немецкого словаря я пытался объясняться с работавшими в доме немцами, вызывая у них удивление. Наблюдая за ними на торфоразработках, отмечал их педантизм и рациональность: воткнув штык лопаты в торф, немец не поднимет лопату, если прозвучал сигнал к обеду. Не в пример окрестным деревням поселок, где жили немцы, был благоустроен: разбиты цветники, дорожки усыпаны гравием. Отец погиб в марте 1948. Реабилитирован - 30 июня 1965, но известно об этом нам стало только в 1990 году. После гибели отца на попечении мамы, с зарплатой сельской учительницы, остались 75-летняя бабушка Федорова Анна Ивановна, 15-ти летний я и две дочери: старшая – 6-ти лет и младшая – 4-х лет.

 С гибелью отца обрушилась мечта мамы о получении живущими в деревенской глуши её детьми среднего и высшего образования.

 Единственной надеждой и опорой для мамы оставался 15-летний сын, которого она поддерживала на пределе своих возможностей.

Она надеялась, что её сын поможет ей. И не ошиблась.

Я первый в семье от предков до своих родителей получил высшее образование и, обретя положение, обеспечил материально получение сёстрами среднего и высшего образования.

Семья поселилась в деревне Омутница Глазовского района Удмуртской АССР в доме деда, Федорова Михаила Макаровича, который был сельским учителем и также не избежал репрессий – был раскулачен в годы коллективизации. Дед умер в ночь на 13 января 1945. Любовь с ним была у нас взаимной. Испугавшись, что деда похоронят и я его больше не увижу, решился на отчаянный шаг. От Балезино, где мы тогда жили, до Омутницы было 15 км. Добраться можно было либо по железной дороге Москва-Владивосток, либо по старинному сибирскому тракту с вековыми екатерининскими березами. Я выбрал железную дорогу. На окраине Болезино побежал по шпалам. На половине пути за деревней Кестым заметил бегущую параллельно железнодорожной насыпи стаю волков. Страха не было. Главное – добежать. Бежал по шпалам между рельсами, а волки, сверкая в темноте глазами, то настигали, то отставали. И так до околицы деревни…

Средняя школа, где я учился с 6-го по 8-й классы, находилась в 15 км от деревни в г. Глазове. Там пришлось ютиться по углам у родственников и знакомых. Еженедельно в любую погоду с продуктами в котомке добираться до районного центра на подножках проходивших мимо поездов или пешком, а зимой на санях.

Поездка на подножках и межвагонных площадках в условиях послевоенной разрухи и бандитизма была опасной.

Учеба в 9-м классе в г.Глазове была связана с поездками из Дзякино, куда к отцу переехала вся семья. Расстояние в 30 км можно было преодолеть также только на проходивших мимо пассажирских поездах, пристроившись на их подножках или между вагонами. Однажды, на перегоне Убыть–Жаба, трое бандитов напали на меня и моего школьного друга Сергея, у которого я снимал угол, а точнее, полати. Мы возвращались в Глазов с недельным запасом продуктов. Нас затащили в тамбур, срезали мешки с продуктами, но не успели сбросить с железнодорожного моста через реку Убыть. Спасла случайно незакрытая проводником на ключ дверь из тамбура в вагон, в котором находились люди.

10-й класс я закончил в Ижевске. Сестра мамы, заслуженная учительница Максимова Нина Михайловна, в связи с гибелью отца предложила взять меня к себе для завершения среднего образования в средней школе № 22 имени А.С. Пушкина. Чтобы не обременять свою тетю, я три смены (июнь–август 1948 года) проработал вожатым в пионерском лагере «Качкá» Глазовского района. Тетя Нина так организовала мою подготовку, что я получил в 1949 году аттестат зрелости с отличными оценками по всем предметам (кроме четверки по литературе).

Благодаря стараниям агитатора-старшекурсника, приезжавшего в Ижевск из Тулы было принято решение поступить в Тульский механический институт. В июле 1949, при переезде на трамвае с Ярославского на Курский вокзал для следования в Тулу, я увидел из окна трамвая улицу Горького и Красную площадь, Москва поразила меня вторично. Возникло сомнение в правильности выбора института и досада на агитатора. Но выбор уже был сделан. Экзамены сдал успешно и 29 августа 1949, несмотря на клеймо «сына врага народа», я просочился сквозь сито контрольных органов КГБ СССР, стал студентом спецфакультета (автоматическое оружие, группа АО-492). Символично, что именно в этот день в СССР был осуществлен взрыв первой атомной бомбы, которая сыграла определяющую роль в моей дальнейшей жизни и службе.

В конце 1951 года в студенческой среде прошел слух, что в Московский Государственный Университет им. Ломоносова объявлен набор на физико-технический факультет. Желание заняться исследовательской работой в области ядерной физики, именно в Москве, затмило перспективы конструкторских работ по автоматическому оружию (и это на пике славы стрелкового оружия – принятие на вооружение и автомата Калашникова, и пистолета Макарова!).

Я направился в Москву, чтобы добиться приема в МГУ, две ночи провел на вокзалах, и к концу второго дня проректор Вовченко, бросив снисходительный взгляд на очередного посетителя, заявил, что не считает возможным принимать студентов из провинциальных ВУЗов. С горькой обидой, со слезами на глазах я завернул на улицу Горького, дошел до Центрального телеграфа и написал письмо И.В.Сталину.

В письме была изложена краткая биография, отмечена отличная успеваемость и общественная работа. Я просил вождя проверить мои знания и способности к исследовательской работе в совершенно новой области науки – ядерной физике. Написал, что готов держать переводные экзамены.

Через два месяца в общежитие Тульского института пришло официальное письмо с сургучными печатями из Управления делами Совета Министров СССР, в котором сообщалось, что в связи с обращением к товарищу Сталину И.В. я допущен к переводным экзаменам на физико-технический факультет МГУ. Вызов пришел через недели две. Сообщалось, что для оформления на физико-технический факультет МГУ необходимо предъявить характеристику из института.

Но произошел незапланированный срыв. Заместитель директора института в категорической форме отказался отпускать своего студента и даже запретил выдавать мне какие-либо документы для перевода.

Прибыв в установленный срок к тому же Вовченко, я получил от него направление в студенческое общежитие на улицу Стромынку. Также были объявлены сроки сдачи экзаменов по высшей математике и физике.

В приемной МГУ по сдаче экзаменов толпились именитые «толкачи»: генералы, герои Советского Союза и Социалистического труда…

Предстояло сдать университетский курс по высшей математике и физике. Высшую математику принимал известный всему студенчеству технических ВУЗов, автор учебника по логарифмической линейке Д.Ю. Панов. Оба экзамена были сданы мною на «отлично». Предложили вернуться в Тулу, ждать результатов. Однако случилось и другое событие. В институт прибыла авторитетная комиссия по отбору лучших студентов 4-го курса. И теперь тот же заместитель директора института покорно представлял комиссии личные дела своих студентов. К 1 августа 1953 года я оказался в числе десяти студентов, отобранных во время «второй волны» для призыва в Вооруженные силы.

Беседуя со мной, «селекционеры», по-видимому, поняли, что дед и отец были репрессированы невинно, поэтому, вопреки общей установке, несмотря на изъяны анкеты, я попал в августовский спецнабор 1953 г. По окончании академии был назначен в ракетную бригаду, дислоцировавшуюся на Украине в Житомирской области – в Белокоровичи.

Условия службы и быта там были чудовищны. Группа офицеров-спецнаборовцев проживала в одном из классов едва отапливаемого школьного здания. До столовой и технической площадки добирались по вырытой в снегу траншее. Снисходительное отношение к спецнаборовцам со стороны прошедших войну старших офицеров сводилось к фразе: «Мы акадимиев не кончали…».

Однако добродушный капитан, начальник отделения заправки ракет обучал меня – заместителя командира батареи по технической части с прозвищем «Зампотех» – как добывать спирт из заправщика. Нужно было подлезть под цистерну с пустой канистрой, ослабить гайки на фланцах соединения трубопровода и «добыть» на вечер заветные 20–30 литров доброкачественного спирта. И все это без ущерба для обороноспособности страны! Но к удивлению «учителя» меня эти приемы не заинтересовали: водку я попробовал впервые только в 1995 году.

В то же время заместитель командира дивизиона по специальному вооружению (СВ) с прозвищем «Зампосвист», в звании инженер-майора, выборочно освоив мелкие детали из общей электромеханической схемы ракеты, намеренно терзал спецнаборовцев придирками, желая показать их, а по сути, свою несостоятельность.

1 апреля 1955 приказом заместителя Министра обороны СССР Маршала Советского Союза Василевского А.М. я был отозван из в/ч 52035 и прикомандирован с оставлением в кадрах Советской Армии к в/ч 04201. Такое условное наименование имело Первое Главное Управление при Совете Министров СССР – Министерство Среднего машиностроения СССР. Оно формировало первые воинские части и учреждения для военной приемки, сборки, хранения и эксплуатации ядерных боеприпасов.

Прощание с Белокоровичами проходило довольно занимательно. В день получения приказа я находился в частной командировке: во время учений был опрокинут козловый кран 8Т21. В результате в корпусе редуктора образовалась трещина. ЧП следовало быстро замять, чтобы начальник наземного оборудования избежал наказания. Командование части на собранные деньги направило меня в Краматорск на машиностроительный завод, где изготовлялись эти самые козловые краны.

Выбор пал на меня, так как в военной приемке работали «августовцы». «Подпольный заказ» был выполнен только к середине апреля и тотчас отгружен по назначению.

Однако сроки откомандирования уже истекли, начальство металось. Меня встретили, оформили проездные документы и доставили на станцию Белокоровичи по рангу командира части.

По прибытии в Москву направили в КБ-11 (Москва «Центр-300», переименованный позже в «Арзамас-16», а ныне Всесоюзный научно-исследовательский институт экспериментальной физики ВНИИЭФ в г. Сарове). Деятельность этого предприятия была целиком и полностью ориентирована на разработку и создание первых образцов атомного оружия.

Здесь, в учебном центре по переподготовке специалистов по эксплуатации еще не принятого на вооружение атомного оружия начало занятий ознаменовалось незабываемым событием, когда в огромном цехе завода № 3 КБ‑11 был откинут чехол и перед слушателями «предстала» атомная бомба. И здесь же я впервые увидел ее создателя – знаменитого главного конструктора Ю.Б. Харитона.

Жизнь в сверхсекретном городе предстала «оазисом коммунистического будущего»: проживание в гостинице в 2–х местных номерах со сменой белоснежного постельного белья, изобилие блюд в столовой, невиданные доселе промтовары и продукты в магазинах, свободная продажа легковых автомашин («Победа» и «Москвич»).

По завершении переподготовки в учебном центре КБ-11 в августе 1955 я был направлен на преподавательскую работу в дополнительно созданный по решению Совета Министров СССР учебный центр на другом заводе-изготовителе ядерного оружия на Северном Урале «Свердловск-45» (завод «Электрохимприбор», ныне г. Лесной). В учебном центре в это время проходили переподготовку и «декабристы», и «новая волна» призванных после окончания технических ВУЗов младших лейтенантов, и инженеры армейских и флотских специальностей, выпускников 1955 года. В потоке насчитывалось свыше 90 человек.

Условия жизни в «Свердловске-45» были скромнее, город отстраивался. Все работы проводились заключенными, которые к вечеру выводились длинными колоннами под конвоем в отведенную для них зону.

В июле 1957 я был на приеме у начальника Главного Управления комплектации Минсредмаша СССР Егорова Н.П. Обратился к нему с просьбой о переводе на практическую работу с ядерными боеприпасами. В результате в августе неожиданно получил назначение на должность начальника лаборатории Центральной базы хранения Минсредмаша СССР на Чукотке Анадырь–1, поселок Гудым («Магадан-11»).

Проходя службу на Крайнем Севере, закончил четыре курса заочного отделения Московского Энергетического института по специальности «радиотехника».

С выходом Постановления ЦК КПСС и СМ СССР от 23.11.1957 г. и последующей передачей чукотской базы хранения ядерных боеприпасов из Минсредмаша СССР в МО СССР возвращен в Вооруженные силы в состав созданного в 1958 году 12 ГУ МО.

Следует отметить, что после посещения в 1961 году Чукотского объекта Главнокомандующий ракетными войсками Маршал Советского Союза Москалено К.С. был принят Председателем Совета Министров СССР и после доклада о тяжелейших условиях и добросовестном и ответственном отношении служивших на Чукотке офицеров-атомщиков Косыгин А.Н., выслушав Главкома с большим вниманием, заявил: «Это люди особого доверия».

За нелегкую службу в условиях вечной мерзлоты и полярной ночи в качестве непосредственного участника в создании ядерного щита страны на стратегическом северо-восточном направлении получил в дальнейшем в числе 625 офицеров-сборщиков ядерных боеприпасов звание «Ветеран подразделений особого риска». Попытка перевода в Москву после 3-х летней службы на Чукотке не увенчалась успехом ввиду отсутствия жилплощади и прописки в Москве. И в декабре 1960 года был подписан приказ о назначении на равноценную должность в формировавшуюся базу хранения в/ч 25595 «Нальчик–20», поселок Звездный.

19 мая 1961 года после настойчивых просьб получил назначение на должность военного представителя в организованную 12 ГУ МО в Москве специальную военную приемку ВП № 1436 МО при СКБ-885 Минрадиопрома СССР. Спецприемка обеспечивала контроль разработки, производства и испытаний на полигонах неконтактных радиолокационных взрывателей (радиодатчиков) головных частей баллистических ракет стратегического назначения. С этой работой связаны многочисленные командировки на полигон Байконур в составе комиссий по летно-конструкторским испытаниям головных частей ракет.

Назначение на должность военпреда приказом Начальника 12 ГУ МО произошло только после подачи рапорта об отсутствии претензий по предоставлению жилья в Москве. Приобрел за свои личные средства жилой дом с участком в Киевском районе Москвы и добился постоянной московской прописки.

В 1963 году в составе 12 ГУ МО было создано 3 Управление опытных разработок специзделий головных частей ракет стратегического назначения во главе с полковником Осиным А.А.

В это управление в 1964 году меня назначили старшим офицером отдела, как специалиста по неконтактным радиолокационным взрывателям головных частей баллистических ракет стратегического назначения с решением вопросов по организации НИР и ОКР во взаимодействии с промышленностью, Генеральным штабом Вооруженных сил и ГУРВО.

В 70-е годы с образованием подразделений радиоэлектронной борьбы был назначен старшим офицером службы РЭБ, где наряду с организацией системы РЭБ в войсковых подразделениях 12 ГУ МО работал в тесном контакте со специалистом по использованию радиочастотного спектра и обеспечения электромагнитной совместимости радиоэлектронных средств видов Вооруженных сил - спецнаборовцем Беспаловым Г.А. (ГШ ВС) и начальником Управления РЭБ ГШ РВ Галактионовым С.И. по выбору диапазона радиочастот для радиодатчиков головных частей баллистических ракет стратегического назначения.

Эти сведения являлись государственной тайной с грифом «Совершенно секретно» (Особая важность).

Характерен эпизод неожиданного вызова в КГБ СССР на Лубянку. Пройдя с тревогой в душе лабиринты бесконечных коридоров, оказался в кабинете, где меня представили группе лиц. Этот вызов был связан с докладом о защищенности радиочастот радиодатчиков на этапе летно-конструкторских испытаний головных частей ракет при пусках на Камчатку.

Осенью 1967 года получил очередное воинское звание «подполковник». Проходя службу с 1964 года в Центральном аппарате Министерства обороны СССР на должности со штатной категорией «полковник» и пребывая два срока в своем звании, я так и не был представлен к очередному званию полковника.

24 февраля 1977 года начальник отдела уведомил меня о предстоящем увольнении их Вооруженных сил. Был 10 марта на приеме у начальника 12 ГУ МО с рапортом и просьбой о продлении срока службы всего на один год и три месяца (до получения 25-ти летнего календарного срока выслуги), чтобы получить полную пенсию и положенные льготы. Но генерал-полковник Бойчук Е.В. с раздражением сослался на непригодность моего характера и образа мыслей (по докладам компетентных органов) для работника Центрального аппарата Министерства обороны и несовместимости понятия беспартийности и должности старшего офицера Главка.

Критическое замечание о подготовке «площадки» – образцово-показательной центральной базы хранения ядерных боеприпасов – для представления сына Бойчука Е.В. - полковника Бойчука Г.Е. к генеральскому званию вызвало взрыв ярости, и на моём рапорте появилась корявая с исправлениями резолюция:

«Решение об увольнении по выслуге (возрасту) остается в силе. Еф. Бойчук, 10.03.1977 г.».

Генерал-полковник Бойчук Е.В. рвался к званию Маршала артиллерии и устранял на своем пути возможные помехи.

Не увенчалось успехом и обращение к депутату Верховного Совета СССР, члену Политбюро ЦК КПСС, Министру обороны СССР, Маршалу Советского Союза Устинову Д.Ф. с подробным изложением просьбы о продлении срока службы на один год и три месяца.

Продлить календарный срок службы на четыре месяца помогли врачи, поместив меня на обязательное углубленное обследование перед увольнением в 3-й Центральный Военно-клинический госпиталь им. А.А. Вишневского, а затем направив на реабилитацию в Болшевский санаторий.

Нетерпение генерал-полковника Бойчука Е.В. в ускорении моего увольнения проявилось в его вмешательстве и направлении представителя особого отдела для перехвата перед отправкой из Красногорска в Болшево 10 августа 1977 года, но все же победила медицина.

Не умаляя достоинств Маршала артиллерии Бойчука Е.В. в создании ядерно-технических войск, нельзя не отметить его бесчеловечное отношение к своему подчиненному с безупречной службой в Вооруженных силах, награжденному семью медалями, отмеченному именными поздравлениями, включая от Маршала Советского Союза Крылова Н.И.

29 сентября 1977 моя служба в Вооруженных силах СССР закончилась.

27 августа 2008 года, через 31 год после увольнения, я был отмечен медалью «За заслуги в ядерном обеспечении» за особые заслуги в создании и развитии ядерного оружейного комплекса Российской Федерации.

 Уже через месяц, как я стал гражданским человеком, 3 октября 1977 Союз художников СССР пригласил меня на работу для завершения строительства выставочных залов на Крымском валу, которые на тот период были законсервированы и превратились в долгострой. Решение проблемы упиралось в поиски человека – ответственного организатора.

Отсутствие у Союза художников СССР в отличие от других творческих союзов (Центрального дома Литераторов, Центрального дома Архитекторов, Центрального дома Композиторов и др.) своего Центрального дома Художника подтолкнуло меня выступить с инициативой создать Центральный дом Художника, что получило одобрение Правления СХ СССР в лице его руководителей Пономарева Н.А. и Салахова Т.Т. С этого момента я исполнял обязанности директора ЦДХ СХ СССР.

В ноябре 1979 Центральный Дом Художника на Крымском валу был принят Государственной комиссией в эксплуатацию с открытием Всесоюзной выставки народных промыслов и декоративно-прикладного искусства.

Значимость нового выставочного комплекса привлекла внимание высшего руководства страны. В ЦДХ в 1980 при патронате Г. Брежневой я организовал праздничный вечер, посвященный Международному женскому дню 8 марта.

В 1981 меня приглашают на работу в Министерство культуры СССР в новую структуру - Всесоюзное объединение «Госизопропаганда», предназначенную для организации выставок и пропаганды советского изобразительного искусства за рубежом и внутри страны.

Стал и.о. начальника отдела. Организовал и возродил производство художественного багета и рам для оформления картин художников.

С 1985 по 1991 трудился в отделе культуры Исполкома Бауманского района Москвы, обеспечивал работу библиотек Бауманского района.

После распада СССР работал начальником научно-исследовательского отдела экспериментального хозрасчетного творческого объединения «Альтаир» Министерства культуры РСФСР, директором Государственного многопрофильного предприятия «Слово».

С 1995 по 2006 работал координатором, ответственным и главным редактором в издательствах «Спика», «Арт-Родник», «Международная книга» и «Русская книжная компания «Библион» по выпуску художественных альбомов и монографий, получивших высокую оценку в России и за рубежом. Среди них музеи мира: «Лувр», «Орсэ», «Прадо», «Эрмитаж», «Вашингтонская национальная галерея»; монографии «Босх», «Брейгель», «Дали», «Магритт», «Гауди», «Моцарт» и др.

Не так давно я слышал, что отдельные спецнаборовские ветераны объясняют нелогичность допуска к службе на участках с самым высшим режимом секретности, в том числе в Сарове и 12 ГУ МО, при таких предках и послеармейскую «карьеру» на поприще культуры моей женитьбой на дочери секретаря Свердловского обкома КПСС. Нет, они не правы, к обкому КПСС она не имела отношения.

 Со своей женой Натальей Григорьевной Жиркевич познакомились и поженились в Свердловске-45 в 1956 году, а в 1982 году развелись.

Она преподавала музыку. Статус её семейного происхождения был действительно высокий, но только в противоположном направлении. Она была внучкой царского генерала, сохранившего верность присяге.

Женитьба на Наталье Григорьевне, бесспорно, многое определила в моей жизни, особенно в пенсионном её периоде.

Я с юности увлекался литературой, живописью, музыкой. Женитьба на Наталье Григорьевне ввела меня в среду, которая предопределила многое в моей жизни, особенно после увольнения из армии.

Наталья Григорьевна много времени и сил отдавала и до сих пор отдаёт восстановлению связи поколений, воскрешению культурно-исторического наследия, оставленного потомству, биографии своего деда Жиркевича Александра Владимировича, расшифровке его дневника. Её дед был из семьи потомственных военных, генерал-майором, достаточно известным русским поэтом, прозаиком, публицистом, следователем, заместителем прокурора, коллекционером, общался с необычайно широким кругом представителей культуры, общественных и государственных деятелей, со многими из них вступал в переписку (И.Е. Репин, В.В. Верещагин, Н.С. Лесков, Я.П. Полонский, В.С. Соловьёв, А.А. Фет, А.И. Апухтин, А.П. Чехов, И.А. Гончаров, А.Ф. Кони, М.М. Антакольский, архиепископ Тихон, гостил у Л.Н. Толстого в Ясной Поляне). Книги Натальи Григорьевны «Спешите делать добро», «О Жиркевиче и ещё раз о Толстом» содержат очень много интересной информации, позволяющей лучше понять «среду моего обитания». В 1982 мы развелись, но несмотря на это сохранили интеллигентные, дружеские отношения.

.Наш сын Юрий хирург, он был анестезиологом при операции на сердце, которую Ренат Акчурин проводил Борису Николаевичу Ельцину. В настоящее время Юрий на стажировке во Франции.

В заключение считаю необходимым отметить, что, несмотря на трудности, которые пришлось испытать из-за несправедливостей, постигших предков, в жизни удалось многого добиться, быть полезным родным и Родине.

Декабрь 2010.