Преподаватель Артиллерийской академии на секретном плакате объяснял устройство «ФАУ-2», прототипа первой советской баллистической ракеты. Двигатель с громадными топливными баками поднимал ее до разреженных слоев атмосферы, после чего ракета летела по инерции. Дальность полета для того времени достигалась невиданная.

В перерыве я спросил у преподавателя: почему после окончания работы двигателя не отсоединяются пустые баки? И дальность полета возросла бы, и вражеским локаторам труднее было бы обнаружить головную часть. Преподаватель, понизив голос, сказал: никому этого не говорите. Не поверят, что вы сами догадались об этом; а подумают, что я проговорился о совершенно секретном проекте развития «ФАУ-2».

По окончании академии я оказался среди выпускников, занимавшихся испытаниями первых зенитно-управляемых ракет. Вопросы, аналогичные приведенному выше, возникали и на новом месте; только теперь уже ответы на них пытался найти уже я сам. Об одном случае я решил вспомнить сегодня в связи с тем, что проблема, обусловившая его появление, актуальна до сих пор (речь идет о трудностях выявления причин неудачных пусков).

Полвека назад во время испытаний зенитных комплексов С-75 и С-125 на полигоне Капустин Яр одна из ракет, не подчиняясь радиокомандам, спланировала на «боевые поля» так удачно, что бортовое оборудование оказалось практически работоспособным. Это навеяло мысль о целесообразности преднамеренного повышения вероятности подобных событий для выяснения причин неудачных пусков.

Конечно, речь не могла идти о принуждении неуправляемой ракеты к мягкой посадке: в упомянутом выше случае ЗУР спланировала в результате редкого совпадения ряда событий. Но вот помочь ракете сориентироваться в пространстве так, чтобы она приземлилась соплом двигателя вниз, стоило бы попробовать.

Дело в том, что при ударе соплом вертикально падающей ракеты о землю ее корпус подвергается продольным перегрузкам, соизмеримым с теми, которые возникают в момент пуска. А к таким (стартовым) перегрузкам ракеты с пороховыми ускорителями конструктивно приспособлены. Задача могла быть решена при помощи парашюта, который раскрывался бы по специальной команде (с земли, от датчика самоликвидации, датчиков высоты, скорости…). И поскольку главным было обеспечение необходимости ориентации ракеты в пространстве, то можно было снизить требования к парашютной системе, допустив большую скорость снижения, чем, например, при десантировании боевой техники с людьми.

С учетом сказанного я представил командованию полигона расчет, свидетельствующий о возможности замены в ряде случаев боевой части ракеты тормозным парашютом. Например, тогда, когда боевая часть заменялась весовым эквивалентом («болванкой») или при пусках контрольно-серийных ракет по условным целям, когда боевая часть подрывается датчиком самоликвидации.

Меня командировали (в 1959 г.) в соседнюю с Капустиным Яром Владимировку для уточнения данных о тормозных парашютах (применявшихся при посадке боевых самолетов), а затем - в Москву. Там хорошо знавший меня генеральный конструктор ракет С‑75 и С‑125 Петр Дмитриевич Грушин положительно отнесся к предложению и рекомендовал обратиться к разработчику боевых частей, ответственному за отсек ракеты, на который мы «претендовали».

Логично, но кончился срок моей командировки… «Злые языки» сказали, что не все заинтересованы в выявлении причин неудачных пусков, и это в какой-то степени соответствовало истине. За исключением аварий, причины которых были очевидны, анализ неудачных пусков часто завершался выводами, в которых военные в качестве возможных причин называли конструктивные недостатки, разработчики – упущения полигонщиков, а те и другие вместе – заводские дефекты.

При этом каждая сторона искала причину у себя, в случае обнаружения пыталась устранить, предавая факт огласке лишь в тех случаях, когда невозможно было решить эту задачу собственными силами. Но ведь бывают латентные дефекты, затягивающие испытания, неисправности, проявляющиеся уже после них,- в процессе эксплуатации систем в войсках…

Прошедшие 60 лет вряд ли изменили обусловленный объективными факторами характер взаимоотношений между названными выше сторонами. А значит, идея парашютирования ракет в неудачных пусках остается актуальной, к тому же более целесообразной, в чем можно убедиться, проанализировав тактико-технические характеристики современных парашютов и боевых частей ракет.

Поэтому, наверное, можно попытаться решить задачу, обратившись при этом не к каждой из заинтересованных (или не очень) сторон в отдельности, а к органу, находящемуся «над схваткой», например, к Военно-промышленной комиссии при Правительстве РФ, обладающей необходимыми полномочиями и политической волей.